Конечно, ни Дерек Вейн, ни все остальные никогда не были «типичными англичанами». Это выдает и ремарка о личном доходе, и упоминание о принадлежности к «одиннадцати» в Итоне: в команде из одиннадцати лишь одиннадцать человек, так что он не был типичным даже в школе. Порода же являла собой определенный идеал, тщательно подобранное число сильных и слабых сторон мужчины, возведенных до платонических высот. Они были храбры, нерефлективны и невероятно прагматичны: люди, которым можно доверять. К несчастью для английского мужчины, он приходит к пониманию не только того, что страна, где он живет, совсем не та, какой он ее себе представлял, но и того, что так называемый английский идеал требует от большей части населения быть не такими, какие они есть на самом деле.
Породу в массовом порядке имитировали расплодившиеся в XIX веке частные школы. Они предназначались только для мальчиков, и мир Породы остался мужским навсегда. Если Порода воспроизводилась (видимо, в результате некоего непорочного зачатия), их дети уже были записаны во взрослые и их следовало как можно быстрее отправить в школу. Можно лишь гадать, какие эмоции обуревали сердца матерей при том, как немного им позволялось знать о жизни их детей. В колледже Рэдли мальчиков доводили до того, что они копались в грязи, ища съедобные корешки и растения (первоцветы считались большим деликатесом), и жарили желуди на пламени свечи. В письме итонского школьника XVIII века упоминается о попадавшихся в пище черных тараканах. Вот это письмо:
«Дорогая мама,
пешу, чтобы сказать вам, что я очень нищастен, а отмороженные места снова опухли еще больше. Успехов я ни в чем не добился и не думаю, что добьюсь. Очень жалко, что ввожу вас в такие расходы, но думаю, что эта школа не очень. Один одноклассник взял тулью моей новой шляпы и сделал из нее мишень, разобрал мои часы, чтобы поправить колесико в механизме, но он не работает — мы с ним пытались засунуть механизм обратно, но каких-то колесиков, наверное, не хватает, потому что он не влезает. Надеюсь, у Матильды простуда прошла, и я рад, что она не в школе. Думаю, у меня чахотка мальчики здесь никакие не джентльмены но вы конешно не знали, когда посылали меня суда, я постараюсь не перенять плохие привычки… Надеюсь, что вы и папа здоровы и не расстраивайтесь, что мне так плохо потому что думаю это продлится недолго пожалуйста пришлите немного денег потому что я задолжал 8 пенни…
Любящий вас но нищасный сын»
Письмо это настолько совершенно в описании ужасов и настолько изобретательно в попытках вызвать сочувствие, а потом обратиться с просьбой выслать деньги, что читается как пародия. Несомненно, что столетие спустя умудренный школяр уже понимал, что одним перечислением ужасов школы ничего не добьешься: его родители платили за это, и это была цена за то, чтобы стать одним из Породы.
Когда мальчики были оторваны от родного дома, хорошая взбучка воспринималась как неотъемлемая часть процесса воспитания джентльмена. Чемпионом по порке был преподобный Джон Кит, доктор наук; он был назначен директором Итона в 1809 году и порол в среднем по десять мальчиков в день (кроме воскресных дней, когда он отдыхал). Своего высочайшего достижения он добился 30 июня 1832 года, когда отдубасил более восьмидесяти учеников. В конце этого марафона мальчики стоя кричали ему «ура». О царившем там духе в какой-то мере свидетельствует тот факт, что впоследствии Кит смог высказать некоторым из выпускников своей школы сожаление, что не порол их чаще. Когда ему пришла пора уходить на пенсию, выпускники Итона устроили подписку и собрали на подношение ему значительную сумму. Надо ли при таких обстоятельствах удивляться, что продукты таких школ мастерски умели скрывать свои чувства?
Традиционная английская система образования, несомненно, сделала все возможное, чтобы дать другой выход зову гормонов у молодых людей. Особенно был распространен онанизм — вполне предсказуемое занятие подростков. Некий доктор Эктон, автор книги «Функции и расстройства репродуктивных органов» (опубликованной в 1857 году и издававшейся даже через сорок лет), нарисовал ужасающую картину воздействия мастурбации на мальчика, который на своем опыте познал, что «расход спермы в больших количествах истощил его жизненные силы» и в результате превратил в ходячие мощи.
«Он низкорослый и немощный, мускулы не развиты, впалые глаза и тяжелый взгляд, лицо болезненное, бледное или покрытое угрями, руки влажные и холодные, а кожа потная. Он избегает общества остальных мальчиков, бродит вокруг один, с отвращением принимает участие в играх (развлечениях) соучеников. Он не смеет смотреть людям в глаза, перестает следить за своим платьем и становится неряшлив. Восприятие у него притупляется и ослабевает, и если ему не удастся избавиться от своих дурных привычек, в конечном счете он может превратиться в круглого дурака или сварливого ипохондрика».
Хотя многие сегодняшние родители могут узнать в этой картинке портрет своего собственного прыщавого отпрыска, больше всего это напоминает усилия сегодняшнего правительства предупредить молодых людей о вреде наркотиков. Лучше всего помогала избежать соблазна полная занятость, и это стало одной из причин увлечения школьным спортом. Как советовал взрослым, пытающимся не дать мальчикам увлечься мастурбацией, доктор Эктон: «Главное — начинать тренировать таким образом силу воли пораньше. Если мальчик однажды в полной мере проникнется тем, что все такие занятия непристойны и гадки, и со всей силой нерастраченной энергии решит для себя, что больше не унизится до того, чтобы поддаться этому, его ждет блестящее и счастливое будущее».
Очевидно, этот совет пригодился многим выдающимся представителям Породы, так как можно заметить, что значительная часть этих выдающихся мужчин, покидавших Англию, чтобы возводить империю, похоже, в большей или меньшей степени избавлялись от сексуальности как от ненужного в путешествии багажа. А. К. Бенсон, автор того самого гимна империи «Земля надежды и славы», признавался в своем дневнике, что «настоящей проблемы с сексом для меня не существует». Первооткрыватель Уилфред Тезигер в своей автобиографии писал, что «секс для меня не имел значения, и воздержание в пустыне нисколько не беспокоило… никакого чувства потери». Другие, как генерал Гордон, говоривший, что лучше бы он стал евнухом в четырнадцать лет, или фельдмаршал Монтгомери, просто старались подавлять любые сексуальные ощущения: во время дебатов в палате лордов по вопросу легализации гомосексуализма Монтгомери предложил поднять возраст совершеннолетия до восьмидесяти лет. Возможно, страстность, с которой это отрицалось, имела какую-то связь со скрытым или подавленным гомосексуализмом: у Гордона и Монтгомери, как и у фельдмаршала Окинлека, были увлечения мальчиками. Но в большинстве случаев секс просто представлялся чем-то второстепенным. Сесил Роде, присоединивший к империи огромные территории в Африке, никогда не был женат и не выказывал ни малейшего интереса к сексу в любом его проявлении. Лорд Китченер в эмоциональном плане, похоже, так и не вышел из периода полового созревания. Другие поздно вступали в брак: первооткрыватель Генри Мортон Стэнли — в пятьдесят один год, основатель движения бойскаутов Роберт Баден-Пауэлл — в пятьдесят пять, колониальный губернатор лорд Милнер — в шестьдесят семь.
Все это были люди устремленные, они ставили великие цели для себя и для империи и часто жили в по-спартански суровых условиях. Но самоконтроль пробирался гораздо дальше умерщвления плоти. В конце войны англичан с бурами в Южной Африке писатель Форд Мэдокс Форд (еще один «англичанин»: отец — немец) встретил на одном из английских железнодорожных вокзалов приятеля, отставного майора. Майор ожидал сына, «молодого человека, который ушел на войну, словно дав необычный обет. И выполнил этот обет самым необычным образом; ведь он был единственным сыном и, по существу, единственной надеждой на продолжение древнего рода — рода, традициями которого старый майор X особо дорожил и особо почитал их». В ожидании поезда на платформе мужчины говорили о погоде, урожае, о том, что поезд опаздывает, — о чем угодно, лишь бы «отвлечься о того, что никак не шло у нас обоих из ума». Дело в том, что сын был тяжело ранен на войне. Разрывом снаряда ему оторвало руку, ногу и снесло пол-лица. Вот как описывает Форд эту встречу отца с сыном: «Когда наконец сын, вернее, то, что от него осталось, сошел с поезда, он лишь как-то странно, не смущаясь, ухватился левой рукой за протянутую правую — торопливое, неискреннее рукопожатие. Майор X проговорил: «Привет, Боб!», его сын ответил: «Привет, отец!» И все».