Блейк был ярым последователем Иммануила Сведенборга, необычные предсказания которого переведены на английский Томасом Хартли в 1778 году. Из шестидесяти человек, которые первыми подписались п решениями, закладывавшими основы сведенборгианской церкви для пропаганды этой эксцентричной теологии в Лондоне, Уильям Блейк проходил под номером 13, а его жена — под номером 14. Позже она жаловалась: «Я теперь нечасто вижу мистера Блейка. Он все время проводит в раю». Сведенборг поведал своим английским ученикам, что побывал в духовном мире, который, в физическом представлении, показался ему удивительно похожим на организацию нашего собственного. Ангелы, например, «живут в прилегающих друг к другу обителях, которые расположены по образцу наших городов и улиц, тротуаров и площадей. Мне предоставили возможность пройтись по ним, изучить все вокруг и войти в их дома, после чего я окончательно пришел в себя». В этом идеализированном городе-саде Сведенборгу поведали, что Страшный суд уже наступил в 1757 году и всякое земное сообщество — это рай, только маленький. Имелся и особый рай для избранных, закрепленный исключительно за англичанами. Такого эксцентричного гения, как его ученик Блейк, могло взрастить, вероятно, только общество островитян. Его самое известное произведение невелико (всего шестнадцать строк) и начинается с вопроса:
Ступал ли Он встарь Своею ногой
Средь кущ английских холмов?
Взрастал ли Агнец Божий святой
В приволье английских лугов?
Речь здесь идет о совершенно бездоказательной легенде о том, что Иисус в юности побывал в Англии. В 1916 году, когда стране нужна была любая моральная поддержка, эта легенда была положена на музыку, с тех пор эту наиболее известную английскую песнь поют в школах, на свадьбах, похоронах и в Женских институтах. Но ведь она на все сто питает все тот же предрассудок против жизни в городе. Во второй строфе Блейк снова вопрошает:
И восставал ли Иерусалим
Средь Дьявола темных Машин?
Казалось бы, в этом вопросе заключена некая возможность общенационального избавления. Но ведь противопоставление «милой английской земли» и «Дьявола темных Машин» — это та же старая пропаганда. Это лишь более мистическая версия английской поговорки «Ты ближе к Господу в саду».
Это вызывает ярость англичан, в том числе священников, которые выбрали жизнь в городе. «Это ужасно опасно. Это увековечивает представление о том, что Бог не имеет никакого отношения к ужасным условиям жизни в городе, — взорвался каноник Дональд Грей, когда я спросил, не считает ли он, что из этого может получиться неплохой национальный гимн для англичан. Как для человека, которому куда ближе тротуары, чем тропинки, для него отвержение англичанами города непостижимо и приводит в уныние. — Мы, как нация, просто-напросто никак не утверждаем городскую жизнь. Стремимся лишь извлечь из промышленности и коммерции максимум богатства, а потом наслаждаться великолепием деревни».
И ведь не то чтобы у английских городов не было своих культурных героев. Город порождает своих колоссов — будь то в мюзик-холльной традиции, от актеров Джорджа Формби и Грейси Филдс до «Битлз» и поколений будущих «битлз», или на футбольном поле, о Стэнли Мэттьюза до Пола Гаскойна (кстати, все вышеупомянутые — уроженцы тех мест, которые ни внешнему виду, ни на слух не являются частью юга. Благодаря своему происхождению и тому, что говор выдавал в них уроженцев того или иного города, все они стали героями рабочего класса даже после того, как невероятно разбогатели. Однако — и это уникальный случай среди народов Западной Европы — тем, кто задает тон в общественной и интеллектуальной жизни, не удалось создать городской идеал. На темы, связанные с городом, пишут такие авторы, как Мартин Эмис, Питер Акройд или Джулиан Барнс, но книги, которые можно продавать целыми контейнерами, — это исторические романы. Хотя высшие классы и утратили политическую власть, им по-прежнему удается задавать тон в общественной жизни и определять стремления честолюбцев. Поэтому, заработав первые десять миллионов фунтов, удачливый бизнесмен начинает внимательно просматривать страницы журнала «Жизнь за городом», чтобы выбрать особняк для покупки. Ничего неизбежно пагубного в этом нет — вы могли бы оказаться правы, сказав, что люди, стремящиеся занять высокое место в обществе, отчаянно пытаются приобрести местечко в деревне, и это является одной из немногих гарантий сохранения деревни. Но это уже никуда не годится. Речь Джона Мейджора оказалась гораздо более непростой, чем от него ожидали, но разрыв между выдуманной Англией и Англией настоящей уже не отражает того, как живет большинство.
А теперь настало время выяснить, откуда произошли эти «традиционные» англичанин и англичанка.
ГЛАВА 9 ИДЕАЛЬНЫЙ АНГЛИЧАНИН
«Мне нравится, когда мужчина — чистый, сильный, прямой англичанин, который может взглянуть своему гну в глаза и всадить ему в лоб унцию свинца».
П. Г. Вудхаус. Мистер Муллинер рассказывает
«До войны Дерек Вейн был, что называется, типичный англичанин», — писал Сапер в рассказе «Муфтий».
«То есть он считал свою страну… где бы о ней ни вспоминал… величайшей страной в мире. Никому своего мнения он не навязывал; просто это так и было. Если кто-то с этим не соглашался, тем хуже для него, а не для Вейна. Он в полной мере обладал тем, что непосвященные считают самомнением; его познания по вопросам, связанным с литературой, искусством или музыкой, были самыми что ни на есть скромными. Более того, он относился с подозрением к любому, кто вел умную беседу на эти темы. С другой стороны, он был в числе «одиннадцати» в Итоне и играл в гольф без гандикапа. Хорошо держался в седле, а на скачках не жульничал, сносно играл в поло и неплохо стрелял. Денег у него было достаточно, чтобы работа не сделалась необходимостью, и свои обязанности в Сити он не воспринимал слишком серьезно… По сути дела, он был частью Породы; Породы, которая всегда существовала в Англии и всегда будет существовать до конца времен. Ее представителей можно встретить в Лондоне и на Фиджи; в землях далеко за горами и на Хенли; в болотах, где гниет и распространяет зловоние растительность; в великих пустынях, где обжигает холодом ночной воздух. Они всегда одинаковы, и на них лежит печать Породы. Они по-мужски пожмут вам руку; по-мужски встретят ваш взгляд».
О, Порода, как нам их не хватает. Бесстрашные филистеры, с которыми можно без опаски ездить в такси, незаменимые при кораблекрушениях, они были воплощением правящего класса. Этих людей можно было послать на самый край земли и быть уверенным, что они будут править местными жителями твердо, но справедливо, а их потребности будут ограничиваться лишь получением время от времени экземпляров «Таймс» многомесячной давности да жестяной коробки их любимого трубочного табака. Мир, с их незамысловатой точки зрения, делился на приличных малых с одной стороны и на «большевиков, анархистов и членов всей этой шайки, которым лишь бы не работать и загребать себе все, что есть деньги», как характеризует их у Сапера его более известный герой Бульдог Драммонд.
Сапер — это полковник Герман Сирил Макнил, уволившийся из армии с Военным крестом в 1919 году, а подзаголовок книги «Бульдог Драммонд» гласит: «Приключения демобилизованного офицера, которому наскучило мирное время». В ней мы найдем все, что нам нужно узнать; Породу выводили для действия. Драммонд — это «шесть футов в носках… твердые мускулы и чисто выбритый подбородок… прекрасный боксер, быстр как молния, метко стреляет из револьвера и просто чудный парень». Он отличается также крайним скептицизмом, не выносит иностранцев и чудовищно некрасив: любой, кто встречался с таким человеком в своей частной школе, тут же узнает его, и, вероятно, с содроганием. Из того же теста и Ричард Ханней, герой книги Джона Бухана «Тридцать девять ступеней»: из этого повествования мы узнаем, что негодяй из негодяев в мире — это «маленький еврейчик с бледным лицом, в инвалидной коляске, со взглядом гремучей змеи». Этот враг поставил себе целью подрывать устои империи и продавать женщин в «белое рабство».