И этим настроением наивных и неосведомленных умело пользовались враги власти, преувеличивая недочеты, тенденциозно извращая факты. Как это за восемь месяцев не могли снарядить второй эскадры? Как не построили второй колеи сибирской дороги? - лицемерно возмущался в «Праве» заведомый противник войны А. Пешехонов, едва ли не знавший, что броненосца нельзя закончить «вдруг», что вторую колею на дороге, протянувшейся на восемь тысяч верст, нельзя построить быстро, когда та же дорога день и ночь занята воинскими поездами…

С 30 сентября по 9 октября происходили в Париже совещания оппозиционных и революционных партий Российского государства. Это была первая организованная встреча т. н. «конституционалистов» с открыто революционными партиями. В ней участвовали: Союз освобождения, представленный В. Я. Богучарским, кн. Петром Долгоруковым, П. Н. Милюковым и П. Б. Струве; польские националисты во главе с Романом Дмовским; польские и латышские социалисты, армянские и грузинские социалисты-федералисты, социалисты-революционеры (В. М. Чернов, Натансон и «Иван Николаевич», т. е. Азеф); и, наконец, финны-активисты во главе с Конни Циллиакусом, главным инициатором этой встречи противников русской власти. Из левых партий отсутствовали только социал-демократы (как большевики, так и меньшевики), занятые в то время своими внутренними раздорами.

На конференции были вынесены резолюции об «уничтожении самодержавия» и о его замене «свободным демократическим строем на основе всеобщей подачи голосов», а также о «праве национального самоопределения» народностей, населяющих Россию. Революционные парии еще заседали затем отдельно, без «конституционалистов», и вынесли решения определенно пораженческого характера, а также высказались в пользу широкого применения террора. (По словам П. Н. Милюкова, «оппозиционные» участники парижского совещания в то время ничего не знали о его революционном продолжении).61

2-я эскадра вышла в путь 28 сентября, когда шел бой на Шахе. В ней числилось 7 броненосцев, 2 бронированных крейсера и 6 легких и 9 новейших миноносцев. Количественно она была почти не слабее порт-артурской; но качество четырех новых броненосцев было ниже, например, «Цесаревича» и «Ретвизана», а два броненосца и два крейсера62 были старее порт-артурских. Ее командующий, адмирал 3. П. Рожественский, сам мало верил в силы своей эскадры. Конечно, в момент ее выхода в Порт-Артуре еще стояли пять броненосцев, «Баян» и «Паллада»; но путь до Порт-Артура был еще далекий. Снабжение эскадры углем в течение всего ее плавания было хорошо обеспечено соглашением с германской пароходной компанией «Гамбург-Америка».

Проходя в ночь с 8 на 9 октября Северное море, эскадра пересекла флотилию английских рыбаков. Командирам некоторых судов показалось, что их атакуют. До сих пор не установлено с полной достоверностью, находились ли там японские миноносцы или подводные лодки; скорее, это была ошибка. Как бы то ни было, эскадра открыла огонь по рыбачьей флотилии и быстрым ходом направилась дальше; она уже миновала Ла-Манш, когда английские рыбаки вернулись в свой порт - Гулль - и вся английская печать подняла негодующий крик против «нападения на мирных граждан».

Раздражение в Англии было настолько сильно, что возникла возможность русско-английской войны. Правительство Бальфура ее не желало; но общественное мнение требовало принятия мер. Английские крейсера пустились вдогонку за 2-й эскадрой, остановившейся в испанском порту Виго.

В такой критический момент император Вильгельм II сказал русскому послу Остен-Сакену, что в этом конфликте Россия и Германия должны стоять вместе. Министр иностранных дел Ламздорф усмотрел в этом только «попытку ослабить наши дружеские отношения с Францией»; но государь ему ответил: «Я сейчас за соглашение с Германией и с Францией. Надо избавить Европу от наглости Англии», - и он 16 октября телеграфировал императору Вильгельму: «Германия, Россия и Франция должны объединиться. Не набросаешь ли ты проект такого договора? Как только мы его примем, Франция должна присоединиться к своей союзнице. Эта комбинация часто приходила мне в голову».

Если бы английское правительство, следуя за раздраженным общественным мнением, предъявило к России неприемлемые требования, - государь считал таковыми задержание плавания 2-й эскадры или репрессии в отношении ее командования, - если бы Англия после этого попыталась бы силою остановить эскадру Рожественского - это было бы нападением на Россию со стороны европейской державы, и Франция, по союзному договору, должна была бы объявить, в свою очередь, войну Англии. В таком случае, конечно, она не могла бы возражать против того, что и Германия оказалась бы на стороне франко-русской коалиции. В эти же дни, помимо Германии, между Россией и Австрией было подписано соглашение о нейтралитете, дополняющее договор 1897 г., на случай нападения «третьей стороны» (Англии на Россию или Италии на Австрию).

Но Англия - уже 17 октября - поспешила согласиться на русское предложение о передаче конфликта на разрешение международной комиссии на основании Гаагской конвенции. Она благоразумно воздержалась от каких-либо попыток задержать 2-ю эскадру. Срочность германо-русского соглашения отпала. Когда Вильгельм II поставил условие, чтобы его подготовка велась в тайне от Франции, пока договор не будет подписан, - государь на это не согласился, и после обмена письмами, длившегося два месяца, проект был оставлен. «Первая неудача, которую я лично испытываю!» - с раздражением писал Бюлову германский император.

2-я эскадра продолжала свой путь - главные силы обогнули Африку, часть судов прошла через Суэцкий канал. 16 декабря адм. Рожественский достиг порта С.-Мари на Мадагаскаре. Там его застали вести, поставившие под вопрос дальнейшее плавание его эскадры: вести о падении Порт-Артура.

Внутри России все внимание общества сосредоточилось на вопросах внутренней политики; о войне вспоминали только чтобы возмущаться ее ведением.

Кн. Святополк-Мирский предложил земским деятелям представить и ему программу съезда и испросил у государя на него разрешение. Государь, однако, знал, что съезд созывают заведомо оппозиционные элементы; что его состав при «импровизированном» созыве будет благоприятен более организованным левым; и, вопреки желанию Святополк-Мирского, потребовал, чтобы съезд был отложен на три-четыре месяца, до начала следующего года. За это время должны были состояться губернские земские собрания, которые и могли выбрать подлинных уполномоченных всего земства, а не ставленников более или менее подобранных «инициативных групп».

К тому времени земские деятели уже начали съезжаться в столицу, и министр внутренних дел дал им знать, что съезд, собственно, не разрешен, но что он будет «смотреть сквозь пальцы», если они «негласно» соберутся на совещание. 2 ноября в Москве состоялось собрание земской конституционной группы. Она признала, что «неразрешение только развязывает нам руки» и что следует все-таки считать совещание полноправным съездом.

Совещания начались в Петербурге 6 ноября; из предосторожности собирались каждый раз в новом месте. Отдельные делегаты (гр. Стенбок-Фермор, председатель петербургской управы Марков) высказывали недоумение: как же так? нас вызывали будто с высочайшего соизволения, а его-то и нет! Но сплоченное большинство игнорировало эти протесты и сразу приступило к разработке политической декларации. Состав совещания оправдал надежды конституционной группы: резолюции, касавшиеся отмены чрезвычайных положений, прекращения административных репрессий, амнистии, равенства прав без различия сословий, национальности и вероисповедания, расширения прав земств - приняты были единогласно. Но и в краеугольном вопросе об ограничении царской власти, вопреки возражениям председателя съезда Д. Н. Шилова, большинством 60 против 38 победили конституционалисты; меньшинству было дано право сделать оговорку насчет этого пункта.