Начальник, еще более возвышая голос, повторил:

— Я вам говорю, что с вами в одном полку служить не желаю… и это докажу…

М-в опять что-то хотел возразить, но генерал смерил его свирепым взглядом и быстро удалился.

На другой день М-ва экстренно требует к себе губернатор. М-в поспешно отправляется к нему и застает его крайне встревоженным. Не успел антрепренер переступить порога, как губернатор набросился на него с упреком:

— Что вы вчера наделали в театре?! Как вас угораздило?! Ведь это скандал!!

— Какой скандал? Что я наделал?

— Да как же не скандал, ведь вы вчера вышли на сцену в настоящей гарнизонной форме здешнего батальона?

— Ну, так что ж?

— A то же, что окружный генерал так возмущен, что хочет об этом довести до сведения высшего начальства в Петербург. Об этом он известил меня сегодня рано утром. Если вы сию же минуту не поправите дела своим извинением, то простите, при всем моем к вам расположении, я буду обязан приостановить ваши представления.

Дело принимало серьезный оборот. М-в прямо от губернатора отправился к генералу и чистосердечно покаялся в своем необдуманном поступке.

— Клянусь, ваше превосходительство, что, надевая гарнизонный мундир здешнего баталиона, я не имел умысла оскорбить его изображением антипатичной личности. Я позволил себе надеть его на себя только потому, что никакого другого мундира не имел под руками. Вам, вероятно, не безызвестно, как скуден гардероб провинциального театра.

— Не мое дело-с! Для меня лично ваши извинения не представляют никакой ценности. Вы должны извиниться перед всем обществом гарнизонных офицеров, только в таком случае я не прибегну к мерам строгости. Не угодно ли послезавтра в 10 часов утра приехать в казармы?!

Через день М-в был в казармах. Все офицеры были в сборе. К назначенному часу приезжает и грозный генерал.

— Господа, — обратился он к офицерам, — вот пред вами тот актер, который три дня тому назад на сцене здешнего театра фигурировал в мундире нашего полка. Он изображал офицера с мерзейшими качествами и этим, конечно, нанес оскорбление всем нам. Теперь он просит у вас извинения. Если вы его не простите, он за свой необдуманный поступок жестоко поплатится. Я это пообещал ему в тот же вечер и, разумеется, приведу в исполнение свое обещание, так как я шутить не люблю… Говорите: извиняете вы его, или нет?

Офицеры смущенно переглянулись. Генерал нетерпеливо повторил:

— Ну, что же, извиняете, что ли, или нет?

Те в один голос проговорили:

— Извиняем!

М-в облегченно вздохнул, и недоразумение это счел вполне исчерпанным, но генерал не дал ему насладиться приятным впечатлением.

— Ну-с, это дело поконченное, — сказал он, обращаясь к актеру, — и я очень рад, что гг. офицеры прощают вам вашу оплошность, но это, однако, не освобождает вас от обязанности назвать во всеуслышание фамилию того из них, который предал вам свой мундир для публичного осмеяния.

Знакомый М-ва, виновник этого происшествия, изменился в лице. Опасаясь предательского ответа, он дрожал, как в лихорадке, что не ускользнуло от глаз М-ва, которого вдруг осенило вдохновение. Он моментально придумал такой спасительный ответ:

— Мундир этот еще в прошлом году получен мною в подарок от одного из бывших здешних офицеров, который в настоящее время служит где-то на западе…

— Гм! — стиснув зубы, прошипел генерал. — Ну, счастлив же он!

Все офицеры очень хорошо поняли, каким счастьем обладает их мнимо-отсутствующий товарищ.

Последствий не было, но с тех пор М-в стал весьма осмотрительным при выборе военной формы для появления в ней на сцену…

XXXVIII

Одним из самых симпатичных и близких мне сослуживцев был актер Платон Петрович Пронский, вообще всеми любимый за свою утонченную вежливость и уменье держать себя просто, но с достоинством, как за кулисами театра, так равно и в обществе.

На сцене он резко выделялся среди актеров своими безукоризненными костюмами, всегда модными, изящными и дорогими. Поэтому он слыл законодателем мод, и ему нередко подражали петербургские джентельмены.

По рождению Пронский не принадлежал к актерскому миру. Он происходил из очень богатой купеческой семьи Владимировых-Ветровых, пользовавшейся большою известностью в городе Туле. Об актерской карьере Платон Петрович никогда не мечтал и на сцену попал совершенно случайною Осиротев в юности, он наследовал от родителей порядочный капитал, с которым обращался так неосторожно, что вскоре дошел до полнейшего разорения. Не видя исхода наступившей крайности, он решился, не без отчаяния, попытать свои силы на подмостках местного театра. первый дебют увенчался успехом. Приезжавший в Тулу на гастроли московский артист В. И. Живокини одобрил его первое появление на сцене и предсказал ему хорошую будущность. Ободренный таким лестным вниманием знаменитого комика, Пронский стал усердно работать над собой и вскоре сделался прилежным актером. пророчество Живокини оправдалось: Платон Петрович быстро приобрел в провинции известность и был желанным гостем в каждом большом городе. Повсюду он пользовался большим успехом и в особенности в Харькове, где прослужил много лет подряд на правах любимца. Вся театральная жизнь Пронского была переполнена различными приключениями и в большинстве любовного свойства. Про его дон-жуанские похождения составлялись легенды, а его умение очаровывать женщин считалось неподражаемым. На сцене он изображал пылких любовников так же хорошо, как и в жизни…

Обладая вполне «артистической» впечатлительной натурой, Платон Петрович обожал во всем романическую обстановку и поэтические эффекты. Это было его слабостью. Он даже женился-то романическим образом.

Влюбившись в молоденькую провинциальную актрису, Платон Петрович сделал ей предложение, но родители ее, в силу каких-то обстоятельств это предложение отклонили. Тогда Пронский уговорил девушку на тайный брак. Она согласилась. После какого-то обстановочного [46] спектакля, он увез ее чуть ли не в испанском костюме из театра прямо в церковь под венец. Однако, не взирая на очевидную любовь, потребовавшую героизма, Платон Петрович недолго пользовался семейным счастием около домашнего очага. Молодые супруги вскоре после свадьбы друг в друге разочаровались и разошлись. Неизвестно, какую о нем сохраняла память она, но он никогда не припоминал своей жены и даже не имел ее портрета.

Пронский идеально смотрел на товарищество. Его дружбой можно было дорожить и гордиться. Для друга он мог принести какие угодно жертвы, никогда в том не раскаиваясь. Эту симпатичную сторону его характера могу подтвердить фактом.

Во время своей службы в Харькове он был дружен с сыном местного губернатора, строгого и всесильного начальника губернии. Пронскому было известно, что его приятель влюблен в прекрасную девушку из небогатого семейства; также было известно ему и то, что отец молодого человека не дает своего разрешения на этот брак. Платон Петрович очень сочувствовал жениху и согласился помочь ему устроить тайную женитьбу. Влюбленные обвенчались, надеясь в недалеком будущем умилостивить отца и получить его прощение. В городе оставаться было молодым нельзя: губернатор начал разыскивать непокорного сына, о свадьбе которого ему было донесено. Чета скрылась в лесу, отстоявшем неподалеку от Харькова. Их гостеприимно приютил у себя лесник, у которого они пробыли порядочное время, пока гнев отца не утих совершенно. Вот в это-то тяжелое для молодых время Пронский и проявил свое мужество, выказав себя умеющим быть истинным другом. Когда местные сыщики допрашивали его, пуская в ход угрозы, о местопребывании губернаторского сына, он наотрез отказался удовлетворить их законное любопытство; между тем ежедневно, подвергаясь опасности, Платон Петрович совершал прогулку в лес к своим «тайнобрачным» друзьям, для чего переряжался в крестьянский костюм, дабы не быть узнанным и прослеженным. Его визитами обусловливалось существование супругов, которым он доставлял пищу и вообще все нужное. Разумеется, в конце концов это, как и следовало ожидать, окончилось благополучно, однако на Пронского не переставал сердиться губернатор, хотя впрочем, только наружно.