Изменить стиль страницы

И тут я вижу особую роль Украины. Ваши предки смогли свергнуть еврейское иго в ходе интифады 1648 года, а потом сумели ассимилировать многих евреев, превратить их в полезных граждан. Из Украины к нам в Палестину едут большим потоком украинские граждане. Многие из них считали себя евреями, но приехали, осмотрелись и поняли, что они ошибались, что их настоящая родина — Украина. Я думаю, что это хорошо, чтобы те, кто хочет, вернулись на Украину и донесли бы до украинцев всю горькую правду о Еврейском государстве.

С другой стороны, выходцы из Украины создали в Израиле Славянский союз и Христианско-демократический союз. Они борются за равенство и демократию — не только для евреев, но и для палестинцев, и для эмигрантов. Они ведут борьбу с “еврейской идеей” в логове врага, стремятся к тому счастливому дню, когда во всей Палестине — от моря до Иордана — вместо расистского Еврейского государства будет одно демократическое государство для всех его жителей. И эти силы Украина должна поддержать. Если евреи могут повлиять на украинцев на Украине, несомненно, украинцы имеют право влиять на евреев в Еврейском государстве.

Ведь Украина — это живое подтверждение того, что Конфликт Цивилизаций неизбежно завершится поражением стратегического мегашинкаря из Нью-Йорка.

 

 

 

 

 

Сергей Бабурин • Приватизация + провокация = кровь (Беседа Александра Казинцева с председателем партии национального возрождения "Народная воля" Сергеем Бабуриным) (Наш современник N10 2003)

 

ПРИВАТИЗАЦИЯ + ПРОВОКАЦИЯ = КРОВЬ

Беседа Александра КАЗИНЦЕВА

с председателем партии национального возрождения “Народная воля” Сергеем БАБУРИНЫМ

 

Александр КАЗИНЦЕВ: Несмотря на то, что со времени октябрьских событий прошло 10 лет и о них опубликовано множество статей, книг, у широкой публики остается ощущение некой непроясненности, даже двусмыс­ленности. Узнав, что я отправляюсь на встречу с Вами, один из членов общест­венного совета “Нашего современника”, человек опытный и инфор­миро­ван-ный, сказал: спросите у Бабурина, что же  н а  с а м о м   д е л е  произошло в 93-м… В самом деле, Сергей Николаевич, что же тогда произошло?

Сергей БАБУРИН: Юридическая оценка тех событий однозначна: имел место государственный переворот. Президент Ельцин во имя спасения своей личной власти грубо нарушил Конституцию Российской Федерации. Верховный Совет и Съезд народных депутатов как высший орган государственной власти подавляющим большинством выступили против переворота.

Если говорить о нравственной оценке — а она, как всегда на Руси, имеет определяющее значение, — то картина не столь однозначна. В начале противостояния ко мне в Дом Советов пришел старший офицер  “Альфы”. Он предупредил, что накануне подписания печально знаменитого Указа 1400 Ельцин три часа беседовал с председателем Верховного Совета Хасбулатовым и они о чем-то договорились. Мой гость предложил сделать из этого определенные выводы. Пятьдесят на пятьдесят — это могло быть правдой, а могло — дезинформацией.

Как бы то ни было, двусмысленность ситуации придавал тот факт, что во главе Верховного Совета стоял человек, который вместе с Ельциным крушил Советский Союз и расправлялся с ГКЧП. Масло в огонь подливали и средства массовой информации. Помните гнусные газетные альтернативы: “Лучше русский алкоголик, чем чеченский наркоман”?

Надо сказать, что к осени 93-го благодаря ожесточенной кампании в проза­падных, антинациональных СМИ позиции парламента были сильно подорваны. Того самого парламента, который начал “демократические перемены”, как это называлось в 90—91-м годах. Когда люди, которые все это начинали, во многом прозрели и осознали последствия развала СССР, ломки экономики — процесса, жестко ориентированного на внешние требования, тогда это парламентское большинство, уже готовое отправить Ельцина в отставку, подверглось целенаправленной моральной дискредитации.

Ситуация осложнялась тем, что и по ту, и по эту сторону баррикад произошла, так сказать, путаница людей. У нас, в Верховном Совете, в кольце осады были люди, только приходящие к патриотическим взглядам. А с другой сто­роны — те, кто находился вовне, часто больше симпатизировали Верховному Совету, но либо оказались в ситуации, поставившей их по ту сторону, либо лично не воспринимали Руцкого или Хасбулатова. Прямо скажу: нас, защитников Дома Советов, спасло наличие таких людей среди штурмовавших. А ведь у солдат был приказ стрелять на поражение  по  в с е м, кто находился в Доме. Об этом мне рассказал в 1994 году бывший Генеральный прокурор России Алексей Казанник.

Между прочим, интересна и сама история его расследования. Ему не разрешали допрашивать штурмовавших. В конце концов он сказал Ельцину, что прокуратура вынуждена будет прекратить уголовное дело за недоказан­ностью, ибо не может основываться на показаниях только одной стороны — защитников Дома Советов. Ельцин сначала категорически отказывал в разрешении, но потом сказал: “Хорошо, Вам позвонит министр обороны”. Представьте, в правовом государстве президент решает, кого можно допра­шивать, кого нет! Грачев позвонил и сказал, что разрешает допрашивать рядовых, но не офицеров (опять правовая абсурдность!).

Было допрошено 2000 солдат, и каждый показал, что был получен приказ стрелять на поражение по всем находящимся в здании.

Нас спасли тайные доброжелатели, а еще… Русский Учитель. Учителя, воспитавшие солдат на закате советской власти — и все-таки в русских традициях бережного отношения к жизни, когда человека не могли так вот, запросто, убить. И солдаты не стреляли! Я убежден, что основная масса погибших — жертвы третьей силы, а не тех солдат, кто стоял в оцеплении, а потом по приказу шел на штурм.

А. К.: Как случилось, что во главе оппозиции оказались не Вы, не другие лидеры Фронта национального спасения — организации, объединившей убеж­денных оппонентов Ельцина, а его вчерашние приближенные — вице-президент, представитель Верховного Совета, только что отставленные министры?

С. Б.: Эта слабость защитников Конституции прямо связана с их силой. Наша сила заключалась в опоре на закон. А по закону после прекращения полномочий Ельцина высшим должностным лицом становился вице-президент Александр Руцкой. Независимо от того — нравился он кому-то или не  нравился. А Верховный Совет возглавлял Руслан Хасбулатов. Я и тогда не скрывал опасений, что нахождение Хасбулатова на этом посту сводит шансы защитников Конституции на победу практически к нулю. Я предлагал — вместе с группой депутатов, а затем с делегацией руководителей областных советов — Руслану Имрановичу добровольно уйти в отставку, чтобы  выбить у ельцинской пропаганды античеченские козыри. Но Хасбулатов не такой человек, чтобы уйти добровольно, а большинство депутатов бросились на его защиту. Мне говорили: а, ты сам хочешь на его место! Я отвечал: речь не обо мне, пусть это будет Воронин — первый зампредседателя Верховного Совета. Изберем любого русского, чтобы нейтрализовать чеченский фактор. Ведь мы все помнили, что в 91-м году на защиту ельцинского Верховного Совета и для борьбы с советским правительством п е р в ы м и   п р и ш л и   ч е ч е н ц ы из тейпа Хасбулатова. Вторыми были брокеры Борового, который закрыл товарно-сырьевую биржу и приказал всем идти на Краснопресненскую набережную. И лишь потом к ним присоединились случайные зеваки и искренние борцы за демократию. Роль Хасбулатова в 91-м однозначна. И это бумерангом било по Верховному Совету в 93-м. Но юридически Хасбулатов оставался для нас председателем. Роковую роль в тот момент сыграла роскошная публикация в газете “День”. Я до сих пор сожалею об этом поступке талантливых Александра Проханова и Эдуарда Лимонова. Лимоновская статья на полосу была озаглав­лена “Мятежный Белый дом”. Защитники Конституции были названы мятежниками! Понимаю: ассоциация с лермонтовским белым парусом, который “просит бури”, — красиво. Но публикация нанесла колоссальный ущерб. Когда мы в Верховном Совете увидели газету, то при всем добром отношении к автору статьи и главному редактору волосы встали дыбом — все священное для нас было перевернуто с ног на голову!  Мятежниками были не мы, а Ельцин и его команда.