Летом 2002 и 2003 года в Крыму я выступала с концертами перед моряками Черноморского флота. И надо было видеть, как зал буквально замер, когда я рассказывала о подвиге четырех пленных пограничников в 96-м. Ведь это все еще так свежо, матросы в зале — ровесники Жени Родионова и его товарищей, которым в 2003-м исполнилось бы только двадцать шесть! Как после концерта подходили ребята ко мне, просили книги о Жене, аудиокассеты с записью песни, посвященной ему! Черноморские моряки далеки и от церкви, и от войны в Чечне, однако откликнулись их сердца на подвиг Жени Родионова и его товарищей, проснулась генетическая память, посветлели лица! Они услышали, что, оказывается, и в наше время, когда шкурный интерес у многих заменил идеалы, по-другому — можно! Они увидели, что и в жизни, и в смерти может быть великий, святой смысл, что можно не выживать, а жить, не вымирать, а умирать, а это совершенно разные вещи!
Я рассказывала о Жене и его товарищах в школах общеобразовательных и православных, в вузах и колледжах, в казармах и госпиталях, даже в воспитательной колонии, — равнодушных не было нигде. Эта история задевает за живое каждого, кто еще не утратил совесть. Как много простых людей говорили мне, что они не видят смысла в жизни, где человек превращается в раба желудка и половых органов.
Топят русские мужики свои судьбы в водке, недобитая в мясорубках 20-го века активная, волевая молодежь идет в криминал: не видя вокруг созидания, со всем жаром и пылом молодости отдается разрушению. Энергия требует выхода. Мечется в замкнутом пространстве, а дверца — вот она, рядом, ее услужливо распахивают невидимые пухлые ручки: туда, туда — в ночные клубы и на панель, в эстрадно-футбольные фаны и тоталитарные секты, в подъезды и подворотни. А если кому мало грез и развлечений, тех — в криминал! Вон как романтизированы бандюганы масскультурой — что ни блатная тусовка, то триллер-боевик, что ни звуковая пошлость из трех аккордов, то “русский шансон”! Да и наборщик рекрутов в банду рядом всегда и везде. А там, глядишь, дела лихие перерастают в уголовные (сколько веревочке ни виться, а кончику — быть!), и вот уже парнишка или девушка на нарах, пройдет несколько лет, тюрьма сделает из них либо отпетых уголовников, либо больных, надломленных инвалидов...
Всякая смерть — трагедия. Но, как говорят в народе, “за совесть и честь хоть голову снесть!” Смерть за святое — иной уровень. Умереть так, как предписано убийцами России, молодому русскому (татарину, башкиру, буряту и т. д.) — от водки или наркотиков, сифилиса или СПИДа, погибнуть в автокатастрофе или бандитской разборке — все одинаково бессмысленно. Все, кроме гибели за Отечество.
Чеченская война — война за Россию. Другое дело, что методы ее должны быть совсем иными, другое дело, что преступники, виновные в ее развязывании и финансировании, до сих пор красуются перед телекамерами (стыд не дым, глаза не выест). Страдают простые люди — русские, чеченцы. Все это с одной стороны имеет, а с другой — не имеет никакого отношения к подвигу ребят, не ставших предателями. “Где застану, там и судить буду”, — говорится в Евангелии. Смерть застала Женю и его товарищей среди потерявших человеческий облик бандитов.
Говорит Любовь Васильевна, мать Евгения Родионова:
— У Жени был выбор — только протяни руку, крикни “Аллах акбар!”, возьми в руки оружие и стреляй в своих же — тех, с кем вчера вместе ходил в дозор, ел кашу! И ты останешься жив, и тебя не тронут, а, наоборот, будут называть братом, сытно кормить — вот и все, ничего больше не нужно делать!.. 16 апреля 2002 года в Ростове-на-Дону был закрытый суд. Судили семнадцать человек, выбравших другой, предательский путь. Бог им судья. В зале суда сидели матери предателей и павших от их рук наших солдат. Пусть каждый задаст себе вопрос: чья мать несчастнее — та, у которой сын остался в живых, но убил товарищей — своих же, пленных, или та, чей сын погиб от их рук?
Выбор у человека есть всегда. Был выбор и у танкиста Юрия Смирнова — фашисты гарантировали ему жизнь, если он расскажет о расположении наших войск. Был выбор и у партизанской связной, комсомолки Зои Космодемьянской — она могла выдать явки и, возможно, была бы спасена. Был выбор у генерала Карбышева — согласись он служить немцам, остался бы в живых. Ведь сделал же свой выбор в таких же условиях генерал Власов, ставший в веках символом предательства. Много говорят сейчас о правах человека. А ведь если вдуматься, главное данное Господом Богом право человека — свободная воля. Вся жизнь — сплошной выбор, сплошная борьба низменного с высшим, звериного с духовным. Был выбор у десяти тысяч аджимушкайцев. Что стоило выбросить белый флаг, выйти наружу из тьмы подземелья — и вот она, земля, воздух, пропахший морем, тепло, солнце, вода, еда! Жизнь!!!
Был выбор у моряков атомной подлодки “Курск”: они могли не заглушать реактор, воспользоваться его энергией и попробовать всплыть. Возможно, был выбор у десантников шестой роты 104-го гвардейского парашютно-десантного полка Псковской дивизии ВДВ (в этом же полку, в пятой роте, служил Герой России Олег Зобов): они могли уклониться от боя с бандой Хаттаба, пропустить ее через ущелье. От рук бандитов впоследствии погибло бы много людей, но ведь они остались бы живы!.. Десантники выбрали бой. 1 марта 2000 года в Чечне, на высоте 705,6, их было девяносто против двух тысяч. Приказа на отступление не было. Восемьдесят четыре погибли, шестеро осталось в живых. Шестая рота, ушедшая в небо, герои, заплатившие по чужим счетам... Грязные игры политиков вокруг подвигов — это совсем другая история. Дай нам Бог каждому в роковую минуту жизни сделать свой выбор правильно!
Любовь Васильевна Родионова продолжает:
— Когда Женю хоронили, представитель военкомата сказал на кладбище страшные слова: “Вот еще один мальчик в России отдал жизнь за нефтяную трубу, за чьи-то деньги”. И я с ужасом подумала: зачем он здесь? Зачем он сказал это? Этими словами мать можно только добить! Ведь ребята, в том числе и Женя, погибают в Чечне за Отечество. За такое, какое есть, — его не выбирают.
Очень давно я услышала такие слова: “Душа неродившегося ребенка сама выбирает себе родителей”. Я всегда благодарна Жене за то, что его душа выбрала меня. Ничья другая, только его. Он любил меня такую, какая есть. Быть может, не всегда справедливую по отношению к нему, не самую красивую, не самую умную. Он понимал меня, он всегда старался мне помочь. Когда его не стало, мне стало больно жить, как будто с меня сняли кожу и я все стала воспринимать напрямую. Мне стало холодно и одиноко.
...А родился мой Женя в 1978 году, в лесном краю Пензенской области, в селе Чибирлей, что в переводе означает “Чистая вода”. Вся жизнь нашей семьи была связана с лесом. Женина бабушка, моя свекровь, пятьдесят лет отдала выращиванию леса. И я, и Женин отец много лет проработали на деревообрабатывающем комбинате. Жизнь сложилась так, что мы остались вдвоем с сыном и переехали в Подмосковье, в Подольский район. Мы шли в поселок Курилово, наше новое место жительства, пешком, по той самой дороге, по которой он через четырнадцать лет уйдет в армию, чтобы больше никогда не вернуться. Он держал меня за руку, и первое, что сказал: “Посмотри, мама, какой здесь красивый лес!”
Есть такое выражение: “Родился под счастливой звездой”. Когда родился Женя, была ночь. И я увидела из окна родильного дома, как на фоне ясного ночного неба стремительно падает вниз яркая звезда. Я очень хорошо помню тот момент, потому что с тех пор знаю, каким бывает от страха сердце — маленьким и лохматым комочком. Со временем это забылось и вспомнилось только тогда, когда Женя погиб.
Мы с Женей часто гуляли по лесу вдвоем. Я могла идти по тропинке и совершенно бездумно срывать какие-то веточки, листочки, тут же их выбрасывать. Женя всегда очень чутко следил за этим. “Мама, тебе руки надо завязывать! Это живое!” — говорил он. Рыбок очень любил, возился с ними, пересаживал. Они у него размножались... Я в память о нем тоже держу рыбок, но, к сожалению, они у меня не так хорошо себя чувствуют. Окончив девять классов, Женя пошел работать на мебельный комбинат. С первой получки он хотел купить магнитофон и поехал за ним на рынок. Возвращается без магнитофона, но такой счастливый, достает из рукава махонького трехнедельного карликового пуделька, девочку, и говорит: “Мама, посмотри, какая прелесть!” Мне стало как-то не по себе: таким тяжелым трудом это все заработано! Я его спрашиваю: “За сколько же ты ее купил?”, а он мне ответил: “Это она меня купила. Стояли люди, любовались собачкой, я подошел, и она лизнула меня в лицо”. Когда Жени не стало, его собачка помогла мне выжить, перенести одиночество. Каждый раз я возвращаюсь не в холодную пустую квартиру, а в дом, где меня встречает живая душа.