Ей снился Каролюс. Он положил ей на лоб руку и шептал: «Не беспокойся, Зефирина, я здесь… я охраняю Луиджи, и тебя тоже я охраняю… Спи, племянница, бедное мое дитя».

Пальцы карлика слегка касались ее шеи. Задыхаясь, она хрипло вскрикнула, затем восторженно вздохнула. Ее сжимал в объятиях Фульвио, она чувствовала на губах вкус его губ. Зефирина протянула руки к Фульвио, она чувствовала на губах вкус его губ. Она протянула руки к Фульвио, к своему любимому…

Вздрогнув, Зефирина проснулась. Она была закутана в одеяло из шерсти гуанако, ее спутники тоже. Какая-то добрая душа принесла им ночью эти теплые покрывала. Зефирина зябко запахнула на груди рубаху. Пальцы искали цепочку медальона. Ее не было. Ползая на четвереньках по соломе вместе со своими друзьями, Зефирина обшарила темницу, но безуспешно. Пришлось признать очевидное. Пока она спала, у нее украли медальон с тремя таинственными пластинками. Она вспомнила свой сон и руки, гладившие ее по лбу. Приходил ли этой ночью Каролюс? И зачем? Чтобы похитить драгоценности? Может быть, это он принес одеяла?

Больше всего Зефирина сожалела о пряди волос Луиджи. Несмотря на шерсть гуанако, она дрожала от холода, поскольку Кахамарка находилась высоко в горах. При мысли о сыне, который, возможно, находился совсем близко, ею завладело отчаяние.

Под стук дождя они провели в отсыревших стенах еще один мрачный день.

После полудня стражник швырнул им маисовую похлебку. Изголодавшиеся узники проглотили все до последнего зернышка.

Иногда Зефирина слышала в крепости шаги. Она вздрагивала, уверенная, что сейчас появится донья Гермина с кинжалом в руке, чтобы зарезать ее. Ничего подобного не происходило.

Таким образом прошло три дня. Чтобы не потерять счет времени, Зефирина делала пометки на стене с помощью камешков.

Узники покрылись грязью, их одолели паразиты, они страдали от голода, от изоляции, от ужасного холода по ночам (без одеял они бы погибли) и прежде всего – от неизвестности.

В качестве развлечения Пандо-Пандо перечислял им весь набор наказаний, к которым caracas[140] могут их приговорить за оскорбление величества Верховного Инки.

– Сапа Инка приказать запереть нас вместе с жабами, змеями, крысами, выколоть левый глаз, повесить нас за волосы на дереве… или забросать камнями… Но если Сапа Инка будет очень добрый, мы получать только сто ударов хлыста, публичное внушение и конфискацию имущества!

Мадемуазель Плюш сопровождала эти перечисления звуками вроде «Ай, ай, ай», и стонами, которые в других обстоятельствах были бы смешными.

Зефирину мучила совесть за то, что она увлекла за собой бедную Артемизу и Пикколо в эту незнакомую страну. На утро четвертого дня Зефирина и ее друзья были выведены из состояния прострации ужасающим шумом: гремели барабаны, трубы, ржали лошади, раздавались выстрелы. Стены дрожали. Палили из пушек.

– Испанцы! – прошептала Зефирина.

Она забарабанила в дверь. Стража, видимо, бежала.

– Нужно колотить в дверь без перерыва! – приказала она.

Два часа они, сменяя друг друга, выли, звали на помощь, стучали, обдирая руки о стены, кричали через решетки слухового окна.

Они уже отчаялись быть услышанными, когда чудо свершилось. Дверь карцера раскрылась, на пороге стоял Фернандо де Сото. Никогда еще Зефирина не была так счастлива при виде испанца. От волнения она уткнулась носом в его кольчугу.

– Святая Дева, княгиня, что с вами сделали эти дикари?

Зефирина ушла от ответа, рассказав лишь о путанице, вызвавшей недовольство Верховного Инки. Вместе со своими спутниками она последовала за Фернандо де Сото.

Теперь в Кахамарке воцарилась тишина. Испанцы вошли в город с помпой, чего и добивался Пизарро. Кавалькада и выстрелы пушек совершили чудо.

Большинство испуганных жителей, решивших, что видят перед собой белых богов, убежало к лагерю своего государя, а оставшиеся поступили на службу к испанцам.

Пизарро расположил свою штаб-квартиру в опустевшем дворце.

– Вы нас тайно покинули, сеньора… и вот результат! – увидев Зефирину, усмехнулся он.

Трое братьев издевались над ней. Зефирине хотелось дать им пощечину. С достоинством она объяснила конкистадорам, что у нее не было времени предупредить их о своем отъезде, так как ее торопило дело личного свойства. Конечно, она не упомянула о донье Гермине.

Пизарро притворился, что верит ей. В глубине души он смеялся над этими сказками глупой женщины. Если она станет слишком докучать ему, он найдет способ избавиться от нее.

Но пока она подруга Кортеса, да и де Сото, кажется, питает к ней слабость. К тому же у Пизарро своих дел навалом!

Он заключил безумное пари: с двумя сотнями солдат, изнуренных лишениями, покорить страну инков.

Он отправил Фернандо де Сото с двадцатью всадниками в качестве посла к Верховному Инке. Ослепленный лошадьми и доспехами, государь не задержался с ответом: «Сапа Инка повелевает передать, что он лично приедет в город, чтобы принять посланцев Виракоши!»

Под предлогом, что она хочет восстановить силы, Зефирина осталась во дворце в штабе Пизарро. Никто не обращал на нее внимания. Она видела, как конкистадор, потирая руки, приказывал:

– Господа, Верховный Инка пожалует сюда… Приготовим западню!

Трое братьев издевались над ней. Зефирина рассказала Пандо-Пандо о том, что готовится. Как предупредить верховного Инку? Пандо-Пандо сомневался, нужно ли возвращаться в лагерь властителя.

– Сапа Инка не верить тебе… Сапа Инка недовольный, отдаст тебя главному священнику, чтобы зарезать за ложь вместо ламы! – любезно предупредил Пандо-Пандо.

– Сударыня, будьте благоразумны… вы же видите, они не хотят верить вам. Подумайте о себе и о нас! – простонала Плюш.

Трое братьев издевались над ней. Зефирина прислушалась к их доводам. Она не может в одиночку броситься в пасть к волку. Твердо решив разоблачить донью Гермину, которая, она была уверена, спряталась среди придворных властителя, Зефирина должна была сначала привести себя в порядок.

Как всегда находчивый, Пандо-Пандо проводил ее с мадемуазель Плюш и Пикколо в покинутое жилище одного аристократа инки.

Четверо друзей наслаждались покоем и комфортом. Четыре дня лишений истощили их силы. Чтобы прогнать усталость, Пандо-Пандо приготовил им сок коки с капелькой лимона. Выпив этой жидкости, трое европейцев почувствовали себя превосходно.

Посреди двора находился каменный бассейн, где бил теплый источник. Зефирина и мадемуазель Плюш скинули свое тряпье и с удовольствием помылись. Пока мужчины принимали ванну на другом дворе, женщины прошли в комнату, которая, видимо, служила спальней хозяину дома. Стены украшали ковры с вытканным разноцветным рисунком.

Зефирина надела голубую тунику из вигоневой шерсти, с разрезом на боку. Она добавила к этому костюму шаль, застегивающуюся на груди золотой булавкой. Княгиня отыскала такой же, только красный, костюм для Плюш. Чепчик, защищающий от холода, и длинные золотые серьги дополняли ансамбль.

Удовлетворенная своим нарядом инки аристократки, Зефирина вместе со спутниками вернулась в штаб-квартиру Франциско Пизарро.

На главной площади Кахамарки конкистадоры готовились к исторической встрече. Уже темнело. Зажгли факелы, Зефирине вспомнился «Золотой лагерь» во Франции.

Испанцы, встав на колени, исповедовались и причащались, не снимая доспехов.

Мало-помалу стали возвращаться жители города. Они уже без страха взирали на новых богов. Людей становилось все больше и больше, собралась многотысячная толпа. Зефирина немного успокоилась – что может сделать горстка солдат против этой массы народа?

Спрятавшись среди инков, она наблюдала за Пизарро. Как и его солдаты, он надел свои лучшие доспехи. На боку пристегнута шпага, на руках – железные рукавицы. Вслед за монахом вместе со своей свитой Пизарро пел старинный священный псалом: Excurge Lomine et judicia causam tuar (Явись, Господи, и будь судией дела своего).