Флот Кунджали был отрезан от крепости и не мог прийти на помощь адмиралу. В результате тому приходилось рассчитывать только на небольшой гарнизон.

Три месяца шла осада крепости. За день до штурма отряд Ферейры из трехсот лучших солдат высадился на берег и присоединился к армии саморина. Луиш да Силва с шестьюстами солдатами приготовился к штурму со стороны реки. Остаток дня португальцы провели в молитве и исповеди.

Штурм должен был начаться 5 марта в пять часов утра, перед самым рассветом, по сигналу — зажженному факелу.

Неизвестно, почему факел зажгли на пять часов раньше срока, вскоре после двенадцати. Солдат с факелом в руке пробежал под стенами крепости.

Ферейра со своим отрядом и авангардом каликутцев бросился к крепости, но в суматохе нападающие забыли взять штурмовые лестницы.

Командир же другого португальского отряда, да Силва, уже находившийся на берегу, приказал своему отряду оставаться на месте. Он знал, что штурм должен начаться на рассвете, а до рассвета было еще далеко.

Отряд Ферейры сразу попал под убийственный огонь защитников крепости и в нерешительности замешкался у стен. В то же время Кунджали заметил, что на берегу стоит без движения большой португальский отряд. Он послал часть своих мушкетеров на стены с той стороны, и они спокойно принялись расстреливать отряд ожидавшего подтверждения сигнала да Силвы.

Действия португальского капитана трудно понять. Ведь он не мог не слышать перестрелки и шума с другой стороны крепости, и надо было быть совсем неопытным в военном деле, чтобы не догадаться, что там сражается Ферейра с авангардом саморина. Так или иначе, сам да Силва вскоре упал мертвым. Погибли также и два капитана, которые по очереди сменяли его. Отряд начал отступать к лодкам. Открылись ворота, и отряд осажденных напал на оставшихся без командиров португальцев. Португальцы, отбиваясь, бросились к лодкам, и те, перегруженные, шли ко дну.

Разгром португальцев был быстрым и полным. Летописец вынужден признать (а португальские летописцы предпочитали умалчивать о неприятных для португальского оружия событиях), что «около ста пятидесяти солдат позорно бежало и многие из них нашли здесь свою смерть…».

Несколько дольше продержался смешанный отряд Ферейры и каликутцев. Они смогли даже проломить в одном месте стену крепости и ворваться внутрь. Ферейра успел поджечь несколько домов и разрушить мечеть, прежде чем защитники вытеснили португальцев из города.

К полудню следующего дня все было кончено. Последние португальцы под водительством 'Ферейры отступили к кораблям.

В течение всего боя как саморин, так и Луиш да Гама оставались свидетелями боя, не вступая в него. Единственное, что сделал командующий португальцами, — собрал все лодки и боты и приказал плыть на выручку гибнущему отряду да Силвы. Но солдаты, видя в предрассветной мгле, как солдаты Кунджали добивают португальцев, отказывались плыть на выручку товарищам. Не помогло и то, что Луиш да Гама выскочил на мель посреди реки и бегал по грязи, тщетно размахивая мечом и грозя перепуганным солдатам.

Так продолжалось до тех пор, пока к кораблям — кто вплавь, кто на лодках — добрались с криком: «Измена!», «Измена!» остатки отряда да Силвы. Никто не понимал, кто и кому изменил, но это паническое слово уничтожило остатки воинского пыла португальцев.

Потери португальцев в том сражении, по различным источникам, определяются от трехсот до пятисот человек.

Основные силы саморина оставались в лагере. Саморин был только свидетелем разгрома португальцев. Он был недоволен тем, что португальский офицер бросил почти на верную смерть его авангард, и не пожелал рисковать остальными войсками. Без сомнения, в глубине души он радовался, глядя на бегущих португальцев. Саморин, после того как разгром португальцев стал очевидным, решил, что город возьмет штурмом он сам, и притом без помощи португальцев, удалившихся на корабли. Зато и не будет ничем обязан португальским помощникам.

Двадцать тысяч каликутцев тесными колоннами пошли на крепость.

Кунджали подпустил врагов поближе. И затем, не жалея пороха, открыл убийственный огонь из пушек и мушкетов, в основном захваченных у тех же португальцев. Несколько часов продолжалось сражение. Войска саморина отступили…

Флот Луиша да Гамы возвратился в Гоа, оставив только несколько кораблей стеречь устье реки, чтобы не дать возможности Кунджали соединиться с флотом.

Когда вести о разгроме достигли Гоа, город погрузился в траур. Жены и родственники моряков осаждали дворец вице-короля, надеясь получить вести о своих близких. Да Гама отказался принять их.

На совете, созванном через три дня, вице-король объявил, что он сам поведет армию на штурм крепости Кунджали, чтобы восстановить честь португальского оружия. Однако члены совета вежливо указали ему, что его присутствие нужнее в городе. Подобных советов ранее не давали вице-королям. Франсишку да Гама был вынужден согласиться с решением совета и умерить свой боевой пыл.

Решено было, что блокада — одновременно с моря португальцами и с суши саморином — будет продолжаться до конца сезона дождей. К тому времени гарнизон будет ослаблен голодом, и крепость падет почти без боя.

Когда же вернулся его брат, незадачливый Луиш да Гама, вице-король, чтобы спасти его от позорного суда, немедленно отправил комендантом в крепость Ормуз в Персидском заливе. Суд проходил в отсутствие Луиша, и вице-королю пришлось употребить все свое влияние, чтобы добиться в конце концов оправдания брата! Совет же решил во главе будущей экспедиции поставить способного капитана Андре Фуртадо, который прославился несколькими удачными сражениями с флотом Кунджали. Вице-король не соглашался.

К этому времени пришли подкрепления из Португалии. На борту было несколько сот необученных рекрутов, и пришлось потратить несколько месяцев на их военную подготовку. Все эти месяцы продолжались стычки между советом и вице-королем. Тот, желая спасти честь семьи, продолжал настаивать на том, чтобы самому идти впереди войск. Но совет, а также капитаны кораблей и архиепископ были непреклонны.

И во главе нового флота ушел Андре Фуртадо.

Этот флот был значительно сильнее первого. Не говоря уже о рекрутах, почти каждый способный носить оружие португалец в Гоа был призван в армию. Прибыли подкрепления из Малакки и других крепостей. Разгромить Кунджали было необходимо. Трудно переоценить урон португальскому престижу, который нанесли несколько сот подданных индийского раджи.

А Кунджали был горд, справедливо горд своей победой. Он надеялся теперь объединить все княжества Южной Индии для борьбы с португальцами и окончательного изгнания их. Он даже стал именоваться Гонителем португальцев.

Он направил гонцов во все соседние княжества, но мало кто из них смог прорваться сквозь блокаду, а из тех, кто прорвался, мало кто вернулся назад. Кунджали не знал, что некоторые из раджей, соответствующим образом обработанные португальцами и саморином, предпочли остаться нейтральными, некоторые просто побоялись выступить, узнав о новом флоте португальцев, а некоторые решили подождать, чем все кончится… Только из двух мест получил ответ Кунджали. Гонец из княжества Мадура сообщил, что тамошний властитель готов предоставить убежище Кунджали в случае его поражения, а отважная рани[23] Тхирумалы Уллала, которой Кунджали в свое время помог в войне с португальцами, сумела, несмотря на блокаду, ночью доставить в осажденную крепость три тысячи мешков с рисом, что спасло гарнизон от голодной смерти. Но большего она сделать не могла — ее армия и так еле сдерживала натиск войск саморина и португальцев.

На этот раз во флоте Фуртадо насчитывалось двадцать два больших корабля, к которым присоединилось двенадцать каравелл, патрулировавших у крепости, — итого тридцать четыре корабля! Такого большого флота еще не собиралось в тех водах. Ведь к этим кораблям надо прибавить сотни мелких судов и галер саморина. Первое, что сделал Фуртадо, куда более тонкий дипломат, чем Луиш да Гама, — устроил торжественную встречу с саморином, на которой поклялся в вечной дружбе Португалии с Каликутом. Фуртадо и саморин обнялись на глазах у обеих армий под грохот салюта из всех португальских и каликутских пушек.