С больших желтых джонок, на носу которых были нарисованы широко раскрытые глаза, сгружали в Каликуте, Малакке, Демахе шелк, фарфор, чай, изделия из лака; быстроходные прау[1] бугов и яванцев везли в Малакку очищенный мускатный орех и его шелуху с островов Банда, гвоздику — с Молукк, рис, острые крисы[2] с Явы. Шли легкие арабские парусники из Кали-Кута, Каннанура и Камбея в Ормуз и Аден с грузом Тканей, стеклянного бисера, камбейских бус, сердолика всех цветов, пряностей, рубинов, янтаря, а навстречу им из Адена везли коней, розовую воду, изюм…

Большинство товаров шло в приморские города из внутренних районов государств, из которых многие в XV веке пришли в упадок под натиском соседей и в результате внутренних неурядиц.

Приближался конец некогда могущественной южноиндийской империи Виджаянагар. Мусульманские государства Декана и Гуджарата уже отделились от Делийского султаната, а в конце XV века распалось на пять султанатов и государство Бахманидов в Индии.

Доживал последние дни Маджапахит на Яве — от него отделилось все северное побережье острова.

Ничто не напоминало в середине XV века в маленьком царстве Камбоджа о блестящем периоде Ангкора.

В этих условиях большинство правителей прибрежных и внутренних государств не сумели разобраться в истинных намерениях европейских пришельцев: многие из них увидели в присутствии чужеземцев возможность для сведения счетов со своими соперниками.

Много событий, значительных и мелких, произошло в 1415 году в Европе. Констанцский собор низложил папу Иоанна XXIII и постановил сжечь еретика Гуса, в битве при Азенкуре английские лучники-йомены уничтожили французскую рыцарскую конницу…

Не прошел для христианского мира незамеченным и день 21 августа того года. В этот день сыновья португальского короля Жуана I, победителя кастильцев при Альжубарроте[3], штурмом овладели марокканским городом Сеутой. Радовалась католическая церковь — наконец-то после длительного перерыва возобновились крестовые походы, сулившие новую славу и богатство, ликовали фидалгу, оставшиеся не у дел после завершения реконкисты и надеявшиеся на продолжение войны с мусульманами, потирали руки купцы Лиссабона и Опорто, жаждавшие добраться до внутренних областей Африки, путь к которым преграждали арабы побережья.

Захват Сеуты открыл перед многими в Португалии дорогу к богатству, но лишь один человек тогда же, в день штурма города, понял, что Сеута открывает путь к будущему процветанию Португалии, если… если сделать верные выводы.

Инфант Энрики, названный историками принцем Генрихом Мореплавателем (хотя плавание к Сеуте было его первым и последним путешествием), в день взятия Сеуты занимался странными и непонятными для окружающих делами: вежливо и обходительно расспрашивал пленных купцов о странах, лежащих за пустыней, о их богатствах, характере жителей.

Энрики вернулся из Сеуты одержимый идеей поисков южных путей к таинственному африканскому материку. Он отказался от заманчивых предложений множества европейских дворов, от военной карьеры, чтобы посвятить свою жизнь этой задаче.

В юго-западной части страны, на морском берегу, инфант построил город Вилла-ду-Инфанти, в котором провел всю жизнь. Здесь строились корабли, вычерчивались новые карты, собирались сведения о заморских странах.

Щедрый Энрики, к чьим услугам была казна ордена Христа[4], великим магистром которого он был, приглашал к себе кораблестроителей, картографов, моряков, лоцманов со всей Европы, не считаясь даже с религиозной принадлежностью приглашенных. При жизни Энрики с верфей Сагриша сошла первая каравелла — трехмачтовое судно, отлично маневрирующее, с острыми обводами корпуса и треугольными парусами.

Хотя учителями мореходного дела и кораблестроения в Европе португальцы стали позже, во второй половине XV века, начало этому было положено именно в годы деятельности инфанта Энрики.

Год 1416. Снаряжается первая разведывательная экспедиция за Канарские острова, достигшая страны, на берегу которой «не было ничего, кроме песка».

Год 1434. Щитоносец инфанта Жил Эанниш огибает «страшный мыс Божадор»[5].

Год 1436. Виночерпий инфанта Афонсу Балдая, следуя путем Эанниша, достигает бухты Рио-да-Оро, находящейся в 300 милях к югу от мыса Божадор.

Год 1441. Скромная экспедиция Нунью Триштана, дошедшая до мыса Кабу-Бранку[6], «вернулась с десятью чернокожими мужчинами и женщинами». Появление негров в Португалии резко изменило отношение к затеям инфанта Энрики. Дворяне и купцы наперебой принялись приобретать лицензии на торговлю в Африке. Португалии, страдавшей от малолюдья, нужны были дешевые рабочие руки.

Год 1446. Позорный год в истории Португалии, позорный год в истории европейского колониализма. Лансароти, придворный инфанта, прибывает в приморский город Лагуш с 265 пленниками из Сенегала и на рынке Видерия устраивает первый торг живым двуногим товаром. Очевидец, португальский летописец Азурара, наблюдает жуткие сцены; «Одни, опустив голову, с мокрым от слез лицом, глядели друг на друга; другие очень жалобно стонали и, устремив свои взоры к небу, громко плакали, как бы прося помощи у отца природы… Начали отделять одного от другого, с тем чтобы разбить их на пять равных партий, и пришлось разлучать отцов с сыновьями, мужей с женами, братьев с братьями… И кто бы мог разделить их без великого труда? Ибо как только пленных ставили в какую-нибудь группу, дети, видя, что их отцы попали в другую, изо всех сил вырывались и бросались к ним; матери обхватывали руками своих детей, ложились с ними на землю и принимали удары, совсем не жалея своей плоти, лишь бы только не отпустить от себя детей».

Горожане и крестьяне окрестных деревень, пришедшие посмотреть на диковинных людей, выражали возмущение таким поведением приближенных принца. Не остался безучастным, видимо, и сам Азурара, ибо, вспоминая тот день, он позже напишет: «О небесный отец… Молю тебя, не дай моим слезам смутить мою совесть, ибо меня заставляет плакать из жалости к их страданиям не их религия, а их человеческая природа».

Год 1460. В монастыре Баталья, воздвигнутом на месте битвы у Альжубарроты, появилась еще одна гробница — скончался инфант Энрики. Мореплаватель Дуарти Пашеку Пирейра, современник первых походов в Индию, через пятьдесят лет после смерти принца так оценят его деятельность: «Все эти и другие славные дела… были совершены этим добродетельным принцем, не говоря ой открытии Гвинеи вплоть до Сьерра-Леоне. Мы должны поэтому молить бога за его душу… Выгоды, проистекшие для Португалии, таковы, что король и народ весьма обязаны ему, ибо в открытой им стране находит себе пропитание значительная часть португальского народа, а португальские короли извлекают из торговли большие доходы… Впоследствии эта торговля давала ежегодно три с половиной тысячи и больше рабов, много слоновых бивней, золота, прекрасной хлопчатобумажной ткани и других товаров. Поэтому мы должны молить бога за душу принца Энрики, ибо открытие им этой страны привело к открытию Индии, торговля с которой приносит нам богатство».

Год 1471. Кормчие «уважаемого гражданина Лиссабона» Фернана Гомиша, получившего от короля в аренду монополию на торговлю с Гвинеей, достигают страны, названной Золотым Берегом, и обнаруживают там богатые россыпи золота.

Год 1482. Новый король Португалии — «благородный, весьма выдающийся и могущественный» Жуан II отправляет экспедицию «рыцаря своего двора» Диогу Кана. Диогу Кан первым из португальских мореплавателей начинает ставить в важнейших пунктах африканского побережья каменные падраны — столбы, на которых наносился герб Португалии, имена короля и открывателя, а также дата открытия. Ставит падран мореплаватель и в устье могучей Риу-ду-Падран, ставшей известной Европе позже под названием Конго.