— Я не обижаюсь, Пат, и понимаю — тебе стало меня жалко, и ты хочешь облегчить мне эту задачу. Наверно, так бывает в жизни — однажды увидев человека слабым, теряют навсегда веру в его душевные силы. Спасибо, Пат, с отцом я поговорю сама.

Машенька решительно поднялась с дивана. И хоть дров в печи было совершенно достаточно, Патрик сказал:

— Я, Машенька, принесу дров, — и вышел из дома.

Когда он через некоторое время вернулся с небольшой охапкой поленьев, Машенька, строгая и подтянутая, сидела в кресле. Укладывая дрова в печь, он встал около Машеньки на колени. Она притянула к себе голову Патрика и, закрыв, глаза, поцеловала его в губы, еще пахнущие морозной свежестью, горьковатым дымком бересты и каким-то едва уловимым, тонким запахом неизвестных духов.

16

СМЕРТЬ ГОНЗАЛЕСА

Рано утром Никитин и Гаев выехали по намеченному маршруту на поиски следа машины «Олимпия».

Поиск на проселочных дорогах не дал никаких результатов. Прошлой ночью выпал снежок, вчера в полдень потеплело, по свежему насту прошло несколько грузовых машин и десятки санных упряжек. Возможно, что выпавший снег и новые следы забили старую колею «Олимпии», а быть может, кружили они вокруг да около, а на след так и не напали.

До Апрелевки было семь километров, до Москвы тридцать с лишним. Решили повернуть на Апрелевку и связаться по телефону с полковником Кашириным.

Не доезжая до Апрелевки, Никитин остановил машину, вылез на шоссе и неторопливо зашагал по обочине — он называл такие прогулки «дорогой размышления». Зная, что у Никитина вошло в привычку таким образом обдумывать и решать сложные вопросы оперативной работы, Гаев терпеливо ждал его в машине.

Действительно, вскоре майор вернулся к машине и сказал водителю:

— У тебя, Доронин, ноги не затекли за баранкой?

— Ладно, товарищ майор, пойду разомнусь, — понимающе ответил шофер и скрылся в подлеске подле шоссе.

— Выпало звено, — начал Никитин, обращаясь к Гаеву. — Версия построена, а целое звено выпало! Где водитель «Олимпии» взял это трофейное барахло?

— Строго говоря, Степан Федорович, из нашей версии выпало не одно звено, а несколько, — заметил Гаев.

— Например?

— Мы не знаем, куда водитель отвез Гонзалеса, не знаем, почему он вернулся один, без коммерсанта, и, наконец, не знаем, был ли вообще в машине Гонзалес или кто-то другой.

— За то, что в машине был Гонзалес, говорит ряд фактов: в брошенной машине мы нашли сигарету «Фатум». Эти же сигареты обнаружены при описи личных вещей коммерсанта…

— Прости, Степан Федорович, — перебил его Гаев, — но ведь некоторое отношение к сигаретам «Фатум» имеет и Уильям Эдмонсон. Вспомни случай в Большом театре, визит журналиста к Гонзалесу за посылкой, затем его четырехдневное отсутствие, жирное пятно на пальто, запах бензина…

— Для криминалиста этих улик было бы достаточно. Но я думаю, что история Гонзалеса имеет политическую подкладку, а в таких вопросах «рыцари плаща и кинжала» осторожны, они не будут оставлять грубых улик, достойных разве что начинающего уголовника. Кроме того, мы не знаем главного — что случилось с младшим компаньоном фирмы «Гондурас Фрут компани». Мы вот с тобой ищем след машины, предполагая, что это имеет какое-то отношение к Гонзалесу. А, быть может, он уже вернулся с «охоты» в гостиницу и возмущен нашим вмешательством в его личное дело. И все-таки я уверен, что коммерсант Мехия Гонзалес был в этой машине по другой, более веской причине: мы знаем, что коммерсант выехал по Киевской дороге и что машину «Олимпия», заметая следы, водитель перегнал с Киевского шоссе на Звенигородское. Я твердо придерживаюсь этой версии. Вот если бы удалось выяснить, где водитель взял эту машину, мы бы значительно продвинулись вперед. Как думаешь, Гаев, а?

— Я думаю, что все машины иностранных марок, в том числе и трофейные, оформлялись в ГАИ[8] только после справки об уплате таможенной пошлины. Конечно, эта «Олимпия» переменила уже не одного хозяина, но… Подвези меня до электрички, я поеду в Москву, посоветуюсь с товарищами из ГАИ. Думаю, они мне подскажут, где нужно искать хозяина.

— Хорошо, — согласился Никитин и посигналил шоферу.

Высадив капитана Гаева около платформы электрической железной дороги, Никитин заехал на Апрелевский завод грампластинок и из кабинета коммерческого директора связался с Москвой.

Дежурный сообщил ему, что полковника Каширина нет, а у железнодорожного переезда в Апрелевке его, Никитина, ждет сотрудник райотдела.

Понимая, что за время его отсутствия произошли какие-то важные события, он поблагодарил секретаря за предоставленную возможность поговорить по телефону и поспешил к машине.

Подле шлагбаума, в будке переездного сторожа, Никитина дожидался младший лейтенант из райотдела.

— Приказано, товарищ майор, доставить вас в Глуховский лес. Без проводника вы сами не доберетесь, — доложил младший лейтенант и занял место рядом с шофером. Указав направление, он повернулся к Никитину и добавил:

— Товарищ майор, до темна осталось час сорок минут, а впереди пятьдесят километров по шоссе и пятнадцать плохой, проселочной дороги…

— Понимаю, — перебил его Никитин и распорядился, — Доронин, с ветерком!

В гараже Мишу Доронина звали Ветерком не потому, что он был ветреным человеком, а потому, что любил езду «с ветерком», километров восемьдесят в час, а то и больше. Ветерок дал газ, и стрелка спидометра, подскочив к цифре шестьдесят, начала быстро забирать вправо. Семьдесят… Восемьдесят… Девяносто…

Минут через тридцать такой езды младший лейтенант предупредил водителя:

— Сбавь газ, скоро поворот на проселок.

Доронин уменьшил скорость. Миновав небольшой поселок, свернули направо, за огороды. Здесь несколько километров было относительно неплохой, наезженной дороги, затем они въехали в глухой, старый смешанный лес. Их обступили сосны и ели под большими шапками снега, белые березы в сверкающих уборах. Узкую дорогу перебегали корневища, небольшие увалы, овражки. Многочисленные свежие следы автомобилей свидетельствовали о том, что в этом направлении незадолго до них проехало несколько машин разных марок.

С трудом преодолев на первых скоростях около десятка километров, они выбрались на небольшую поляну. Здесь дорога шла по обе стороны молодого ельника. Свежие следы обходили подлесок справа, и лишь едва заметный, наполовину запорошенный снегом след был виден на левом объезде.

Остановив машину, Никитин вылез на дорогу, прошел к левому объезду и нагнулся над следом. Несколько дней тому назад, до снегопада, здесь прошла машина. Отпечаток знакомой цепи говорил о том, что здесь прошла «Олимпия», след которой он безрезультатно разыскивал вместе с Гаевым.

Напевая все тот же марш, Никитин сел в машину. Младший лейтенант не обладал тонким слухом, поэтому маршевая мелодия его не тревожила.

Вскоре они выехали к развилке дорог, где Никитин увидел белый санитарный «ЗИС» и синюю «Победу» Каширина.

«Досадно, что, идя по верному пути, я здесь оказался последним», — подумал Никитин. Каширин выбрался из машины и пошел ему навстречу.

В то время как в поисках следа «Олимпии» Никитин с Гаевым колесили по проселочным дорогам, поступило сообщение от глуховского лесничего, обнаружившего в лесу труп Мехии Гонзалеса. Судебно-медицинский эксперт, следователь и Каширин встретились в Глуховском лесу и осмотрели место происшествия. Составив акт, судебно-медицинский эксперт уехал на машине следователя, а Каширин остался в ожидании Никитина.

— Скоро совсем стемнеет, — сказал Каширин, здороваясь с Никитиным, — а нам еще нужно осмотреть место происшествия, да и тело Гонзалеса надо срочно отправить на вскрытие. Пойдемте, — закончил полковник и, указывая дорогу, пошел вперед.