«Всё крылатое, лёгкое, летнее…»
Всё крылатое, лёгкое, летнее…
Становиться бы всё незаметнее,
Стать бы воздухом, травами пахнущим,
И лучом, потихонечку гаснущим,
Лепестками, дождями омытыми,
Снами сладкими, утром забытыми.
«Как хорошо им, бестелесным…»
Как хорошо им, бестелесным —
Теням густым, лучам небесным.
И мне бы так, и мне бы так —
Бесплотной быть, как свет и мрак,
Чтоб то ли есть я, то ли нету.
Что сделается мраку, свету?
«Никто не гонится. Постой…»
Никто не гонится. Постой,
Где хочешь – хоть в траве густой,
Хоть на свету. И время встало.
Оно лететь вперёд устало.
Всё встало, замерло, отбой.
И тишина в тебе, с тобой.
«Так жизнь хороша, что тоскую по ней…»
Так жизнь хороша, что тоскую по ней:
По блеску закатных, рассветных огней,
По ветру, который лицо обвевает,
По ливню, который меня поливает,
Тоскую по каждой минуте земной,
По близким, которые рядом со мной.
«Когда сирень в окно вломилась…»
Когда сирень в окно вломилась,
Что делала душа? Томилась.
Она другого не умеет.
А от сирени счастьем веет,
Желанным, близким и тревожным,
На этом свете невозможным.
«Что за страсть – угасать, отцветать, облетать…»
Что за страсть – угасать, отцветать, облетать,
К уходящему нежные чувства питать.
Почему не бывает, чтоб длилось и длилось
Всё хорошее, что в этом мире скопилось,
Чтоб никто не искал среди пепла, в золе
Ту любовь, без которой нельзя на земле.
«А знаешь, у меня роман…»
А знаешь, у меня роман
С июнем, с озером и садом,
Ласкаю всех влюблённым взглядом
И, как заправский графоман,
Пишу любовные стихи
По пять, по шесть, по семь за сутки —
То воспеваю незабудки,
То лютики и лопухи.
Пишу: «О, воздух! О, вода!» —
А мне в ответ то плеск, то шорох.
Моих посланий целый ворох
Несут ветра невесть куда.
«Звучит с заката до заката Мелодия…»
Звучит с заката до заката
Мелодия. Её легато
Играет лето. Длится звук,
Рождённый безо всяких мук.
Июнь, июль – всё мелос, мелос.
Так хочется, чтоб долго пелось,
Не зная паузы, лилось,
И чтобы счастливо жилось.
«Зачем мгновенью говорить…»
Зачем мгновенью говорить:
«Постой, мгновенье, ты прекрасно»,
Его удерживать опасно.
Пусть вечно вьётся жизни нить.
Лети, мгновенье, мы с тобой.
Мы за тобой в огонь и воду.
Твою летучую природу
Любить назначено судьбой.
«Сегодня дерево казнили…»
Сегодня дерево казнили.
Пилу в живую плоть вонзили.
Оно лежит и в облака
Глядит, зелёное пока,
И птичка сказочной расцветки
Поёт, поёт на мёртвой ветке.
«Творенье – разве это труд…»
Творенье – разве это труд?
Синь неба, листьев изумруд,
Цветок, что на земле родился,
Да разве наш Господь трудился?
Вдохнул и выдохнул – и вот:
Земная твердь, небесный свод.
«Ах, лето, лето, ты летишь…»
Ах, лето, лето, ты летишь,
Ты мчишься, под ноги не глядя.
Давай запру тебя в тетради,
Где всё про тень твою и тишь,
Про тень и тишь, и благодать,
И дождь, в котором мир купался,
Но ветер, что в окно ворвался,
Раскрыл и растрепал тетрадь.
«Я верю заросшему пруду с геранью…»
Я верю заросшему пруду с геранью
И небу – его чистоте и сиянью,
Лучу, что не гаснет, по листьям скользя.
Я верю всему, чему верить нельзя,
Всему, что внушает то нежно, то страстно,
Что жить в этом мире совсем не опасно.
«Какое счастье, что попала…»
Какое счастье, что попала
В разгар веселья, пира, бала!
Всё шелестит, блестит, цветёт,
И по губам стекает мёд.
Когда, устав, я с ног валилась,
Царица бала появилась,
Возникла вдруг меж лиц и спин
Вся в белом, и звалась жасмин.