Поражение следовало за поражением, немцы приближались к Парижу, который пал 14 июня. Правота Вейгана стала самоочевид­ной, поэтому Рейно ушел в отставку. Его место было занято 16 июня почитаемым маршалом Петеном, который сформировал но­вое правительство и вскоре заключил перемирие с немцами. 22-го в Ретонде был подписан договор о прекращении войны — в том же самом салон-вагоне маршала Фоша, в котором в 1918 году подоб­ное унижение было нанесено немцам.

Для двух наций, которым за последние два столетия стали привычны колебания между поражением и победой, примире­ние гордости с действительностью оказалось проще, чем это мог­ло быть для британцев, которые до сих пор не смирились со своим поражением в 1782 году в Северной Америке.

Великобритания остается в одиночестве

Попытка Рейно переместить французское правительство в Се­верную Африку и продолжать войну на стороне Великобритании потерпела неудачу.

Черчилль же объявил решение своего правительства о продол­жении войны, сказав: “Если нужно, то годами, если нужно, то в одиночестве”, — но возможности страны были строго ограниче­ны военным потенциалом ее армии. Хотя Черчилль и говорил [77] парламенту, что его профессиональные советники “уверены, что существуют обоснованные и разумные надежды на окончатель­ную победу”, это совсем не означало, что военные специалисты верили, что вторжение будет предотвращено или что вторгшийся враг обязательно будет разбит. Они каждый день ожидали атаки воздушно-десантных войск и сомневались, что ее удастся отра­зить. Кроме того, соотношение сил на море теперь, после пора­жения Франции, внушало серьезное беспокойство. Ведь корабли и эскадры, которые еще вчера были союзниками англичан, теперь хранили нейтралитет, а то и вовсе открывали огонь по британско­му флагу. Что же касается британского Королевского флота, то он понес серьезные потери у французского побережья (где сильно пострадали флотилии эсминцев) и в Норвегии. В корне изменив­шаяся к 22 июня 1940 года обстановка на море могла быть оха­рактеризована следующим образом:

1. Флот Метрополии (под командованием адмирала Чарльза Форбса) был существенно слабее, чем когда-либо со времени пре­дыдущей зимы. (Об этом смотри также главу 4.) Несколько уте­шало, что немецкий флот также понес серьезные потери, кото­рые дополнительно возрастут на следующий день, когда подвод­ная лодка Его Величества “Клайд” выпустит торпеду в “Гнейзенау”, сопровождавший поврежденный “Шарнхорст” на пути в Герма­нию из Норвегии.

2. Средиземноморский флот (под командованием адмирала Каннишхема) не был способен защищать все Средиземное море. После разгрома французского флота Мальта осталасъ без защи­ты, и Гибралтар потерял свое значение. Более того, существовала [78] тревожная неизвестность в отношении возможных, намерений французскою флота, часть кораблей которого находилась в бри­танских портах, часть — в Тулоне, а самые мощные боевые еди­ницы — в Оране. Адмирал Дарлан, морской министр, предоста­вил Великобритании официальные гарантии в том, что флот не перейдет в руки немцев, и условия договора о прекращении войны отвечали этим обещаниям. Тем не менее, англичане не могли игнорировать опасность со стороны полностью боеспособного французского военно-морского флота, корабли которого остава­лись серьезной потенциальной угрозой. Потому было принято важное решение усилить оборону западного Средиземноморья и одновременно нейтрализовать французские корабли, любой це­ной предотвратив их переход под немецкий контроль.

Для достижения этих целей пришлось передислоцировать бри­танские военно-морские силы, ослабив Флот Метрополии. Ли­нейному крейсеру “Худ”, линкорам “Резолюшн” и “Вэлиант”, авиа­носцу “Арк Роял”, двум крейсерам и одиннадцати эсминцам было приказано 27 июня отплыть из Великобритании в Гибралтар. Эти­ми кораблями, названными соединением “Н”, командовал сэр Джеймс Соммервилл, наделенный особыми полномочиями. Дис­лоцированное в Гибралтаре оперативное соединение Соммервилла могло действовать как в западном Средиземноморье, так и в Атлантике; при необходимости оно могло быстро вступить в Ан­глийский канал и поддержать флот метрополии. Иными словами, был образован сильный оперативный резерв, отдаленный от непосредственной угрозы немецкой атаки и при этом способный оказывать влияние на весь регион.

3. Политическая карта Европы испытала значительные изме­нения, так как западноевропейское побережье от мыса Нордкап до Байонны было отныне в руках немцев; также существовала угроза, что Испания во главе с фашистским диктатором генера­лом Франко присоединится к Германии и Италии. [79] <Силуэты кораблей Королевского флота> [80]

Германские военно-морские и военно-воздушные силы дальне­го действия получили теперь свободный выход к Атлантике: более им не требовалось идти извилистым путем через узкие моря, окру­жающие Британские острова. Они могли прорываться через туман­ные водные просторы на севере, могли выйти из Бреста или портов Бискайского залива — и оказаться там, где это необходимо.

Впервые за всю историю Великобритании коммуникации меж­ду Островами и американским континентом действительно ока­зались в опасности — и именно в тот момент, когда получение военной техники из США, продовольствия и воинских контингентов из стран Содружества стало жизненно важным. Возникла очевидная необходимость содержать с целью защиты судоходства от угрозы со стороны немецких надводных рейдеров и подводных лодок соответствующий военно-морской патруль.

Создание соединения “Н” и Западного патруля было смелым шагом — особенно в сложившихся условиях, когда флот был де­зорганизован понесенными потерями.

Проходили дни, и к британцам стала просачиваться скупая информация о передвижениях неприятеля. Допрос беженцев и военнослужащих, в последний момент бежавших из германской западни, дал информацию о значительном сосредоточении немец­ких боеприпасов и авиации на аэродромах Бельгии и Северной Франции. Радарные станции, которые образовывали так называе­мую внутреннюю цепь противовоздушной обороны Великобрита­нии, иногда обнаруживали эскадрильи вражеских самолетов как над удаленными от моря территориями, так и в районе Амьена. Кроме того, некоторая не слишком обширная информация по­ступала от возвращающихся с заданий эскадрилий бомбардиров­щиков, а также от фоторазведотряда RAF под командованием маршала авиации Фредерика Боухилла: из фотографий, снятых одиннадцатью специальными самолетами-разведчиками. (Только три самолета этой службы относились к современному классу и были “спитфайрами” разведывательной модификации.)

По ночам подходы к острову патрулировались малыми кораб­лями и авиационными патрулями берегового командования. Ча­совые с вершин утесов пристально вглядывались в небо, пытаясь разглядеть при свете яркой луны приближающиеся вражеские самолеты. [81] <Силуэты немецких кораблей> [82]

Британские конвои, двигавшиеся по морю, и береговые на­блюдатели недолго напрягали глаза понапрасну. Вскоре ночные небеса стали озаряться ярким, будто дневным, светом и напол­няться ревом самолетных двигателей Второго воздушного флота Кессельринга, равномерно усиливающего нажим. День за днем и ночь за ночью, пока приближался “S-Day” “Морского льва”, воз­душная битва владела умами и напоминала британским начальникам штабов о том, что минута, которой они боятся больше всего на свете, скоро наступит. Флот настаивал на своей первона­чальной версии: при благоприятных условиях враг может выса­дить с маломерных быстроходных судов несколько тысяч человек. Считалось, что в наиболее угрожаемом положении находится уча­сток между Уошем и Лэнд-Эндом на юго-западном побережье Великобритании.

Моряки полностью соглашались со штабом военно-воздуш­ных сил, который верил, что вторжение с моря неосуществимо до тех пор, пока истребительной авиации RAF под командованием маршала авиации сэра Хью Даудинга не нанесено серьезного по­ражения.