— То-очно… Как же это у меня из головы вылетело…
— Ну дак, голова-то у тебя дырявая… У Петьки вон ушибленная. Так что за вас двоих мне одному приходится думать, да еще и за себя. Давайте, в темпе, проверьте крышу, если его нет, затаиваемся в ключевых точках…
Двое ушли, третий остался. Явные профессионалы. Вроде бы все трое равны, а командует явно один, двое других беспрекословно подчиняются. Павел с тоской подумал, что с ним будет, если он просидит в этой щели три часа… Однако, просидел не шелохнувшись. Потому как оставшийся «гость» уселся на стойку как раз над Павлом и тоже принялся ждать. Позиция у него была удобнейшая. Любого, кто полезет из машинного отделения, он совершенно неожиданно может треснуть по башке из-за угла, а из фойе его не видно, потому как сидит в глубокой тени от колонны, подпирающей потолок. Он просидел все три часа, даже ни разу не шелохнувшись. Павел лишь тоскливо думал: — " Профессионал, бля…"
Павел знал, в подобном положении считать минуты — гиблое дело. Лучше всего отключить сознание, и попытаться отрешиться от всего, как бы воспарить к небесам. Возможно, это и называется медитацией, он не знал, но иногда он пробовал этот способ, и ему удавалось выбросить из головы все мысли и погрузиться как бы в безвременье.
Стук во входную дверь прозвучал неожиданно. Ночной гость витиевато выругался, мягко соскочил со стойки и бесшумно канул в машинное отделение.
Павел выждал несколько секунд, и тяжело вывалился из своего укрытия. Ноги были ватными и абсолютно ничего не чувствовали. Он попытался встать, но лишь беспомощно повозился на кафельном полу. В дверь уже грохотали ногами. Павел полежал немного, по ногам забегали колючие мурашки. Он подтянул колени к груди, кое-как встал на четвереньки, дополз до двери, цепляясь за ручку, встал на ноги. Колени подгибались, ноги разъезжались в разные стороны, а надо было еще сделать три шага до наружной двери. Шатаясь, он вывалился в тамбур, доплелся до двери, отодвинул засов, в фойе ввалились веселые, энергичные пацаны.
Один заорал весело:
— Спишь, товарищ сторож!..
— Так точно, сплю! — весело отрапортовал Павел, держась за дверь, чтобы не упасть, и с трудом сдерживая крик боли.
Спортсмены протопали в раздевалку, Павел кое-как дополз до стула, рухнул на него, и протяжно завыл сквозь зубы. Кровь, начав циркулировать в ногах, вызвала поистине непереносимую боль.
Он сидел в полной прострации, вытянув ноги и расслабленно опустив руки между колен, боясь пошевелиться, боясь поверить, что самая трудная ночь, наконец, кончилась. Теперь осталось придумать, где бы отоспаться после нее. Оставаться в бассейне ни в коем случае нельзя. Где гарантии, что они не наведываются сюда и днем под видом чьих-нибудь друзей? Прихватят его спящего за ванной на топчане, выволокут через служебный вход, механик и не пикнет. Тем более, если сунут ему под нос какую-нибудь солидную ксиву. Оксану что-то не хочется лишний раз напрягать, хоть ей, возможно, и очень хочется поиграть в настоящем триллере. Ее надо оставить на крайний случай, еще Люська свой ресурс не выработала. Что ж, пойдем, проверим, как сработало слабительное со снотворным. Не могут же врать анекдоты!?
Павел потянулся к телефону, снял трубку, набрал домашний номер полковника, послышались короткие гудки. Черт, псы, что ли, докладывают о неудачном рейде в тыл за языком?.. Он положил трубку, развернул стул, прислонился спиной к теплой батарее, поглядел на часы, и сам не заметил, как у него закрылись глаза. Проснулся от стука в дверь, за стеклом виднелась вахтерша. Эта, в отличие от бабы Веры, была молодой и довольно симпатичной, но как зовут ее, Павел не знал, а спросить стеснялся. Отодвинув задвижку, он со скрипом во всех суставах поднялся со стула и пошел в машинное отделение. Постоял на галерее в раздумии, потом спустился вниз, подошел к насосу, потрогал подшипники, подкрутил сальник, оглядел критически, махнул рукой, сказал:
— Ничего с ним не случится до прихода механика… — и пошел за ванну за своей курткой, он ее прятал среди рабочего грязного барахла.
Одевшись, вышел через служебный вход. На улице было прохладно, небо ясное, и такое пустое, что сделалось страшно, как бы не выпасть с этой неуютной Земли… Передернув плечами, он полез через забор.
Вряд ли возле бассейна дежурил топтун, но он проделал все необходимые действия, свойственные шпиону с двадцатилетним стажем, после чего оказался у люськиного дома. Нырнул в подъезд, взбежал на седьмой этаж. Решительно надавил на кнопку звонка. Люська открыла почти сразу, отшатнулась, будто увидела привидение. Он шагнул в прихожую, сказал хмуро:
— Я за бушлатом пришел. Ты ведь не помнишь, а я тебе рассказывал, что меня убить стараются… Так бушлат мне нужен, так сказать, для разведки в тылу врага…
Он повернулся к вешалке, снял бушлат, шагнул к двери, как бы намереваясь уходить, но нехотя повернулся, — сыграть надо было точно, чтобы она поверила, будто он и правда хочет уйти, — спросил:
— А Гришка что, дрыхнет? Передай ему привет, и от меня поцелуй в яйца…
Удар оказался точен, как боксерский нокаутирующий; Люська вдруг опустилась на колени и уставилась на него взглядом изнасилованной девушки, твердо решившей утопиться.
Он усмехнулся, спросил со злорадством:
— Почему ты на меня смотришь так, будто Гришка тебя насиловать отказался, как ты ни настаивала?
Лицо ее исказилось в брезгливой гримасе:
— А ну его!.. Он же алкоголик. Только ты ушел, он отрубился, а потом еще и обосрался…
— Да ты что?! — Павел с весьма натуральным изумлением вытаращил глаза, но потом поскучнел, сказал буднично: — Водка паленой оказалась… Меня тоже пронесло так, что я раз пять в сортир сбегал…
— А мне, почему ничего не было? — резонно возразила Люська.
— А ты бифштекс ела? — тут же нашелся Павел.
— Не-ет…
— Ну, вот видишь… Бифштекс-то старый был, он же у тебя, наверное, сутки на подоконнике стоял…
Она тихо спросила:
— Ты уходишь?..
— А что с тобой делать? Тебя уже не переделаешь… Я сказал, что переехал к тебе насовсем, а стоило Гришке сюда забрести, как ты тут же обо всем забыла… Понимаешь, — проникновенно договорил он, — я не люблю групповым сексом заниматься.
Она вдруг вытянула руки, обняла его колени и прижалась лицом к ногам, прошептала:
— Не уходи, Паша… Больше никогда, никогда… Ну, я ж думала, какой он великолепный мужчина… Он же высокий, выше тебя, стройный… А ты маленький и толстый…
Она вдруг вся затрепетала, рывком расстегнула ширинку, запустила туда руку, извлекла все его хозяйство на свет божий и принялась сосать, держа обеими руками, будто он, и правда, мог убежать.
Павел цинично подумал, ну вот, отвоевал себе еще один или два безопасных ночлега…
Она вскочила, и, не отпуская свою драгоценную добычу, поволокла его в комнату, толкнула на диван, наконец, отпустила, но лишь для того, чтобы сбросить халатик…
Павел отключился, сразу же, как только она слезла с него. Даже свитер не успел снять, так и уснул, в свитере, но без штанов. Когда он проснулся, Люська сидела напротив него в кресле, сложив ноги по-турецки, смалила сигаретку и жадным взглядом, будто кошка на мышонка, смотрела на него. Павел потянулся, поглядел на часы, было пять часов.
Люська сказала:
— Ну, ты и спать здоров…
Он еще раз повторил:
— Ты, конечно, забыла, но ведь меня хотят убить, и мне приходится целыми ночами играть в прятки с бандитами в бассейне и вокруг него…
— Я выпить хочу… — проговорила она требовательно.
Павел тяжко вздохнул, денег у него после зарплаты оставалось не густо, а еще неизвестно, сколько времени ему предстоит играть в «голос» по-курайски, но если сейчас не купить бутылку, ночь опять будет бессонной, еще ей и в ампиры поиграть вздумается…
— Ладно, — проговорил он, вставая с дивана, — я за водкой схожу, а ты поесть чего-нибудь приготовь…
Он натянул джинсы, проверил нож, и пошел в прихожую. Вообще-то, ему бы надо поменьше светиться возле люськиного дома, следовало бы ее послать за водкой, но надо было сыграть в «голос» с полковником.