— Ты тот костяк, что мы освободили в пещере? Сподвижник Выжившей?

Хранитель не менее презрительно хмыкнул, подошел и сел возле костра, от которого осталась лишь черная зола да некрупные куски угля. Покидал на кострище остаток принесенных мною веток, и начал делать нечто странное, чему я не могла дать объяснения. Он отодрал кусок коры, нашарил на земле небольшую по длине, с ладонь, палочку, поставил на кусок коры, и начал быстро-быстро вертеть ее меж ладоней. Интересно, что этими действиями он хочет добиться?

Наблюдая за ним, я чуть не забыла о том, что несказанно меня потрясло.

Я подошла к Демму, уже успевшему натянуть футболку, и шепотом спросила:

— Он что, правда тот скелет?

Я не заметила, когда демон с противоположного края поляны оказался рядом. Он подошел сзади, чем опять чуть не довел меня до сердечного приступа.

— Он самый, — подтвердил он.

Он… самый? Но…

— Как?! — вырвалось у меня.

— Как он стал таким? Из плоти и крови?

Я немного ошалело закивала. Услышанное никак не могло объясниться моим мозгом.

Демон неожиданно подскочил к Демму, зажал его голову под мышкой и начал азартно тереть кулаком его макушку.

— А это он сам вам расскажет, верно? — прокричал он сквозь возмущенные крики Демма.

Смотря на их потасовку, я невольно улыбнулась. Сейчас, как никогда, они походили на старых друзей.

А вот мужчина наблюдал на ними с ярко выраженным презрением как на лице, так и в глазах.

Он вообще умеет смотреть как-либо иначе?

Демон, уже уклоняясь от атак освободившегося Демма, насмешливо фыркнул и едва не пропустил удар:

— Умеет, еще как умеет. Но мы же отбросы, гадкие демоны для него, не достойные ничего выше презрения.

Хранитель, за то время, пока я отвернулась от него, успел разжечь костер… Так вот зачем он тер эту хворостину!

Он протянул руки прямо к самому огню, даже казалось, что он уже несколько раз обжегся, но видимо, только казалось, потому что он не одергивал их, не чувствовал жара.

И глядя на него, всколыхнулась сострадание.

Человек, и пусть он не человек, но все же… Каково это было, продолжать жить, нет, существовать в том состоянии, в котором мы его нашли? Каково ничего не чувствовать и не ощущать? И помнить… все помнить, прокручивать снова и снова свою жизнь, разбирать мельчайшие детали… Переживать моменты радости и скорби… Много, много раз. Я бы не вынесла этого. И понятен становится полный ненависти взгляд на тех, кто напоминает обрекших его на эти муки.

Эх, а может, все было по-другому? Откуда я вообще могу что-то знать… как только смею пытаться дать определение тому, что я сама не прошла?

Хранитель, тихо, не отводя взгляда от костра, не обращаясь ни к кому, сказал:

— Как хочется есть…

Но я услышала и тут же вскочила.

Ну конечно же, он сейчас жутко хочет есть, после стольких лет голодовки! И пусть ему пища в том состоянии не была нужна физически, но ведь она требуется и для духовного насыщения.

Пыхтение и ругательства рядом как-то подозрительно стихли. Оба демона с одинаковым удивлением смотрели на меня, напряженно застыв друг напротив друга.

— Я, это… сготовить что-нибудь хочу…. - почему-то оправдалась я.

— З-зачем? — чуть запинаясь, спросил Демм.

Я пожала плечами, даже не зная, что ему ответить. Сказать, что мне стало жалко мужчину, и я хочу сготовить ему? И что он мне на это скажет?

— Я есть хочу, — выкрутилась я. Едва я это сказала, в животе оглушительно громко заурчало, отдавая по всему телу. Я зажала его руками, в тщетной попытке заглушить этот звук. А ведь действительно, стоило только подумать о еде, я ощутила, насколько голодна. Сколько я не ела?.. Можно сказать, два дня. Два дня, один из которых я бы хотела стереть из памяти.

Демм едва заметно улыбнулся, глядя на меня. Ну что он нашел такого смешного?

— Ну, хорошо, я сам сготовлю. — Я едва не утонула в его наполненных нежностью изумрудных глазах. — Что ты хочешь: рис, гречку, макароны?

Честно говоря, я, то есть мой желудок, хотел всего и сразу. Хотя, вообще, причем здесь я? Все же затеяно ради Хранителя! Значит, выбирать стоит что-то сытное.

— Макароны! — выпалила я.

Демм поклонился, не сводя с меня взгляда, чем заставил опять покраснеть. Взгляд его такой… проникающий…

— Слушаюсь, моя госпожа.

Да что с ними сегодня такое? То Хранитель, то он, ни с того, ни с сего начинают кланяться и говорить странные, волнующие слова.

Краем глаза я заметила, как демон, пользуясь тем, что внимание Демма приковано ко мне, с серьезным видом медленно-медленно отступал в сторону. И только в сиреневых глазах плясали смешинки. Все развлекается… что намного лучше, чем его серьезность, та настоящая и пугающая серьезность.

Демм развил бурную деятельность: достал уже ставший дорогим сердцу почерневший котелок, пакет "рожков". Демон вызвался набрать воды, я натаскала побольше сухих веток, стараясь выбирать те, которые по толще. Для готовки нужна хорошая температура.

Хранитель, не двигаясь, так и сидел в своей прежней позе, не обращая ни на кого и малейшего внимания. А вот на него обращали, еще как обращали. Просто он сидел так, что всем мешал. Мне и демону было все равно, а вот Демм раздражался. В последнее время, с ним такое частенько случается… хотя, наверняка, во всем виноваты эти сумасшедшие дни.

В общем, луна почти не сдвинулась на небе, когда мы уже закончили, и макароны источали ароматный пар на всю поляну.

Ложек на всех не хватило. Три против четверых. Хранитель, демонстративно скривившийся и отвернувшийся, похоже и не собирался что-либо просить. Поэтому я схватила сразу две ложки. Через мгновение, демон присвоил последнюю, а Демм так и остался с протянутой рукой.

Меня затопил стыд. Эх… может, я не так и сильно хочу есть? Желудок гневно заворчал, развеивая все надежды.

Хочу… очень даже хочу.

Но одна ложка точно принадлежит… как же он назвался…

— Хранитель Илдран, — стараясь вложить как можно больше почтения, сказала я, и протянула предмет моего внутреннего раздора. — Прошу разделить с нами трапезу.

Непривычные для меня слова прозвучали, несмотря на все старания, несколько неуверенно. А вдруг я сказала как-то не так?.. Может, не достаточно почтительно? Он Хранитель, все-таки… не абы кто.

Демон пытался скрыть смешок приступом кашля.

Мужчина развернулся и смерил меня подозрительным взглядом… но все же взял предлагаемый предмет. Ура!

Совесть продолжала старательно грызть меня, требуя незамедлительно отдать оставшуюся ложку Демму. Очень старательно. И я протянула ее в его сторону.

Горячая рука потрепала мою макушку.

— Ладно, ешь. Для тебя старался.

— А ты? — совесть никак не хотела успокаиваться.

— Потом у кого-нибудь возьму. Да ешь же ты, не останется ведь ничего!

И правда, пока я тут разбиралась со своими душевными терзаниями, эти двое, совершенно не обращая внимание на то, что сидели практически вплотную и порой соприкасались локтями (особенно удивил меня Хранитель), со скоростью смертельно голодных наворачивали за обе щеки.

Уже половины нет!!

Я зашла (точнее, забежала) с другой стороны, и с не меньшей скоростью приступила с уничтожению макарон.

Через минуту, когда осталась примерно треть, я неожиданно (для тех двоих) утащила котел к Демму. На возмущенный вопль демона я только показала язык, только потом сообразив, что, получается, и Хранителю тоже…

Светлело как-то неуловимо быстро. Вроде несколько минут назад царила непроглядная тьма, разгоняемая лишь светом затухающего костра — и вот, светло почти как днем, черничное полотно ночного неба разорвали сотни красных и золотистых "перышек". Из глубины леса наползал густой туман, пробирающий своим леденящим холодом до костей.

Все мы, кроме Демма, придвинулись к слабому, едва пляшущему над черными с алыми прожилками углем.

Ветки давно закончились, никто не хотел уходить от какого-никакого, но тепла в объятия тумана. Демму категорически запретили поддерживать огонь, как бы он не уверял, что он в полном порядке. Но какое же сильное было соблазнение позволить ему сделать то, что он хотел! Холод толкал меня на эту предательскую мысль, и с каждым ударом сердца, мне все труднее было сопротивляться ей. Но повторяла про себя вновь и вновь — никому и никогда не позволю страдать и мучиться ради меня. Уж лучше я…