Теперь мой черед задуматься. И вот какой вывод я сделала.

Демм — человек, который не выносит моменты, когда… слаб, а еще, когда ему указывают на слабость в любых ее проявлениях. А значит, он будет стараться усовершенствоваться там, где слаб. Но, все же, он может отступить, если то, ради чего он старается, слишком ничтожно. Опять же значит, что он не будет тратить силы ради чего-то "мелкого". Ему интересны лишь крупные цели.

Наверно, мой вывод ошибочен… Даже не наверно, а точно. Ведь невозможно понять человека только из-за одной фразы.

— А ведь ты победитель… Почему бы мне не вручить приз… награду…

Внезапно я совсем близко почувствовала тепло его тела.

Демм навис надо мной, его изумрудные глаза смотрели необычайно серьезно. И от этой серьезности мурашки побежали по телу.

Я не маленькая и знаю, что он хочет сделать. Но…

Его лицо стало медленно приближаться. На щеке ощутила его горячее дыхание. Меня словно сковали невидимые путы, я не могла пошевелиться.

Я глядела в эти бездонные, как пропасть, глаза и пыталась понять обуревающие меня чувства…

Было мучительное ожидание… Было смятение, даже легкая паника… но самым сильным было разочарование…

Почему же не было радости?

Женщины всей страны мечтают о поцелуе наследника. И даже не потому, что его положение в обществе столь высоко, нет… Демма знали, как отъявленного сердцееда, опытного, знаменитого. Он… такой взрослый… У него были сотни этих поцелуев. Не то, что у меня.

Когда он наведывался в какой-нибудь город, отцы запирали все окна и двери, чуть ли не выставляя охрану возле комнат своих дочерей, чтобы те не сбежали.

А я… я не хочу этого. Раньше да, но теперь…

Лет в двенадцать в подворотне я увидела целующуюся парочку. И тогда я задумалась, что такое поцелуй. Я спрашивала у каждого, кого знала. Мама кричала, а другие либо отмалчивались, либо отвечали односложными репликами.

Потом мы купили телевизор.

Да, понимаю, если бы я сказала такое вслух, в обществе меня бы обсмеяли…

Им не понять, как нам жилось на жалкие копейки, когда всю жизнь моя мама привыкла ни в чем себя не ограничивать…

Как одержимая, я в тайне от родителей упоённо смотрела разные мелодрамы. Это было похоже на зависимость… Однажды, я натолкнулась на какую-то политическую передачу. Из любопытства не стала переключать.

В этот день я впервые увидела его. Низкий, бархатный голос, красивая внешность, идеальные манеры… Внутри все затрепыхало.

Он вызвал небывалую бурю чувств, которые никак не желали успокаиваться. С этого момента я думала лишь о нём. В тайне ото всех я собирала вырезки с его фото, всегда носила одно из них при себе.

Правда продолжалась зависимость недолго, где-то полтора года. Взрослея, я поняла, что любила лишь призрак, придуманный образ.

Я слышала множество дурных рассказов о нём… Я старалась уверовать в его испорченность. Так было лучше, это был некий способ лечения.

И, в конце концов, установила сама для себя правило, нет, даже закон: отдать первый поцелуй только тому, кого по-настоящему полюблю.

Несмотря на исполнение полузабытых желаний, я не хочу забывать это правило. Та давняя буря вновь проснулась, но… я ведь так и не узнала, что такое любовь. Как отыскать её в такую бурю. Как понять, любят ли тебя. Как понять, любишь ли ты.

Пусть я неопытная, ничего не понимающая в элементарных вещах девчонка. Но в одном я точно уверена: именно сейчас я не хочу…

Погружённая в свои мысли, я только сейчас заметила, что тепло исчезло. Почему-то было очень холодно…

Я приподнялась, оглянулась.

Демм сидел в тени раскидистого дуба, растущего на другом конце поляны. Он сидел, поджав под себя согнутую в колене ногу, а другую отставив вперед. Тень от кроны закрывала почти все его лицо.

Я подошла и села рядом с ним. Краем глаза посмотрела на его реакцию, но не заметила никаких изменений на бесстрастном лице.

Опять это лицо…

Я, кажется, поняла. Он делает такое лицо, когда… скрывает свои чувства, не хочет, чтобы их увидели другие.

Взгляд его был устремлён вдаль, и он делал вид, что не замечал меня.

— Почему ты ушёл?

Он сразу откликнулся.

— Ты ведь не хотела.

— Зато ты хотел. Что тебе помешало, я всё равно не смогла бы сопротивляться.

— Именно поэтому я ушёл.

Опять повисла тягостная тишина.

Как он может так долго застывать без движения? Моё тело быстро занемело, и я долго ёрзала, пытаясь усесться поудобнее.

— Я думала ты не такой…

— Какой? — откликнулся он.

— Раньше я считала, что если ты чего-то хочешь, то стараешься получить это. Ты не считаешься ни с кем и никого не слушаешь. Делаешь только то, что хочешь…

— А теперь… — почти перебил он меня, все также не отрывая взгляд от неба.

— Теперь я совершенно запуталась…

Демм повернулся ко мне. Тень разделяла его лицо на две половины: чёрную, скрытую тенью и белую, освещённую солнцами.

— Ведь ты права. Я таким и был.

— Был?.. — эхом откликнулась я, выбрав из его слов самое важное.

— Сейчас я понял все.

И я, всматриваясь в глубины его глаз, чувствовала, как сдавливает грудь странная уверенность и понимание… Но что я поняла?

— Нам многое придётся понять друг о друге… — прошептала я.

Опять пауза. Плохо осознавая, что делаю, я придвинулась ближе.

Вдруг он схватил меня за плечи, прижал и… потрепал по голове.

— Ладно, проницательная ты моя, — буркнул он. — Начнём учиться взаимопониманию.

Я так и осталась лежать у него на коленях.

Снова тепло… такое родное…

— Знаешь, я ведь тоже не понимаю, что со мной творится…

***

Солнца стояли в зените. Самое большое — Арнис, по-хозяйски заняло полнеба, оставляя двум другим маленьким солнцам скромное место у себя под боком. Арнис напоминал огромное сиреневое блюдо, которое повесил на небо какой-то гигант.

Сколько себя помню, люди спорили, что же эти солнца на самом деле — мираж или небесные тела. Одни говорили — их движение не поддается законам науки. Другие — доказывали обратное. Но, оставляя все споры ясно только одно: если они исчезнут — исчезнем и мы…

Само небо имело насыщенно лилово-красный оттенок. Облака, вопреки обыкновению, были легки и лениво проплывали по небу.

Так необычно… Я привыкла жить в тени свинцовых туч, вечно закрывавших небо и лишь изредка пропускавших солнечные лучи. Я, хотя и не только я забыла, как выглядит солнца.

Воздух нес свежие ароматы леса и незнакомых цветов, прогретой земли, зноя. Да… это не вездесущая вонь смога и выхлопных газов. Воздух в городе пахнет не зноем, а сыростью. И изо дня в день людям приходится дышать ею.

Порой кажется, что легкие покрываются плесенью. В таком мире — урбанизированном мире прогресса нет места даже чахлому пятачку травы, не говоря о большем.

В моем мире.

Я растянулась под сенью раскидистого дуба, моя голова покоилась на коленях Демма. Наши правые руки тесно переплелись.

Чувства необычайного покоя и единения наполняли меня.

Демм вытянул ноги, чтобы мне было удобней. На его губах играла легкая полуулыбка, а глаза тоже наблюдали за небом.

За те часы, проведенные в этом мире, я, наконец, получила возможность безнаказанно любоваться его лицом. Я жадно впивалась взглядом в волевую линию подбородка, чуть узковатые губы, обычно изогнутые в усмешке, но когда он смеется, презрительные губы превращаются в открытую улыбку, а брови взлетают над зажмуренными глазами. Он всегда их жмурит, когда смеется.

В высокие скулы, тонкий нос с легкой горбинкой, низко нависшие над прищуренными глазами изящные черные брови. Мне так и хочется разгладить морщинки, залегшие меж них.

В высокий лоб, пересеченный росчерками рваной челкой, в вечном беспорядке разметавшиеся волосы, длиной в пол ладони… Словно пытаясь навечно высечь их образ в душе.