Когда мы приехали в США, со мной были первые три главы и около двух десятков сделанных иллюстраций. Ещё летом 1992 года я продолжил работу над своей книгой и иллюстрациями к ней. Первоначально я делал иллюстрации к книге на бумаге цветными карандашами, благо, что в Америке можно было найти цветные карандаши любых цветов и оттенков. Иллюстрации к своей книге я решил стилизовать по единой схеме для того, чтобы максимально облегчить читателям понимание текста книги. А для того, чтобы облегчить эту работу себе, я отдельно нарисовал базовые элементы, и потом только добавлял к ним то, чего не хватало, чтобы передать нужный зрительный образ. Поэтому я купил для ускорения этой работы ещё и устройство для светового копирования. Это устройство представляло собой деревянный ящик метра полтора на метр по периметру и высотой сантиметров десять, верхняя сторона которого сделана из матового пластика. Внутри установлены лампочки, свет которых равномерно распределяется и рассеивается довольно-таки толстым, молочно-матовым пластиком. Под чистый лист бумаги подкладывается тот или иной заранее нарисованный базовый рисунок, и он быстро переносится на чистый лист, а потом на него дорисовывается всё остальное. Такими базовыми рисунками были фигуры мужчины и женщины и стилизованная для удобства клетка. Такой подход позволил мне в значительной степени сократить время на создание очень многих рисунков.

Так вот, ещё в середине лета я вернулся к работе над своей книгой, и написал ещё три главы и выполнил более сотни рисунков к тексту. Одновременно с этим Светлана взялась за перепечатывание моих каракулей! Чтобы разобраться в моей рукописи, требовалось не только огромное терпение, но и незаурядный талант графиста. Когда я быстро записываю свою мысль, порой мне самому потом довольно часто приходилось разбираться — «А что же это я тут написал?!» И далеко не всегда мне удавалось выяснить это быстро. И вот Светлана взялась за эту неблагодарную работу — «тянуть за хвост бегемота из болота» — то бишь печатать на машинке мою рукопись! Для этой цели я купил хорошую пишущую машинку, у которой даже был жидкокристаллический экран на одну страницу. И что самое главное — удалось найти в одном небольшом магазинчике русскую пишущую машинку! Так или иначе, когда я прилетел к Дэну Хартману, у меня было твёрдое желание завершить написание рукописи своей первой книги. Тогда я даже не думал, что у меня будут другие книги. И уж точно никогда не думал, что стану писателем ко всему прочему, и то, что моя писанина кому-то понравится. До этих пор всё моё «литературное» творчество состояло из написания писем и поздравительных открыток родным и знакомым на праздники, и это для меня всегда было пыткой! На небольшом свободном пространстве открытки нужно было написать пожелания и поздравления с праздниками, и это мне давалось с большим трудом, и ничего другого, как повторять одни и те же банальности, придумать у меня не получалось! Поздравляю… всем желаю… здоровья… счастья… и кавказского долголетия! Места хватало только на подобные избитые слова, и именно это вызывало протест моей души, так как писать одно и то же на открытках, меняя только имена, для меня было самым настоящим мучением. А попытки хоть как-то разнообразить свои поздравления ни к чему хорошему не приводили, что ещё больше вызывало у меня внутренний протест. Примерно такие же чувства возникают у меня и сейчас, когда у меня просят подписать мои книги и оставить пожелания. Ничего лучше банальностей в пару строчек втиснуть не получалось, и это вызывало у меня протест. Даже если я придумывал что-нибудь новенькое, радоваться долго не приходилось, так как, когда пишешь новенькое во второй, третий раз, то… новенькое превращается в очередную банальность. Письма у меня в студенческие годы тоже восторга не вызывали, и я их писал, в основном, домой и страдал по тем же причинам — «жив, здоров, хожу на занятия, сдаю экзамены»! Вот и весь перечень тем, затрагиваемых в письмах. И как только у меня появилась возможность звонить по телефону, я перестал писать письма и поздравительные открытки, так как услышать живой голос дорогого тебе человека гораздо приятнее, чем прочитать написанное им или написать самому. Так что моё «литературное» творчество у меня никогда не вызывало особого восторга, и я даже не мог себе представить, что стану писать книги.

Начать работу над моей первой книгой меня подтолкнула жизненная необходимость. В силу того, что я делал и делаю, особенно после проведения циклов моих семинаров, сотни, если не тысячи, встреч, как с отдельными людьми, так и небольшими группами, заставили меня задуматься над изложением моего материала в книге. Особенно после многочисленных случаев, когда слушающие мои пояснения потом излагали всё услышанное у меня, мягко говоря, так, как будто они прослушали всё по испорченному телефону! По крайней мере, изложенная мною самим информация в книге служила доказательством того, что я не «верблюд», это, во-первых. А во-вторых, чтобы не повторять одно и то же миллион раз! Так что, я сам рассматривал необходимость написать книгу, как неизбежное бремя! Вот такие причины вынудили меня взяться «за перо»! И, имея десять дней и только одного пациента для работы, я решил максимально использовать свободное время для того, чтобы завершить рукопись книги. Для меня всегда было важно поставить себе цель — если я не ставил себе конкретной цели, моя лень меня одолевала. Позиция «…ладно, сделаю это завтра…» позволяла всегда найти причину, чтобы отложить такое тяжёлое занятие на вечное «завтра»! Зная за собой такой грешок, я, если хотел что-нибудь быстро довести до логического завершения, просто ставил перед собой конкретную задачу. Так я сделал и в случае с написанием книги. Я сказал себе, что я должен в эти десять дней завершить свою рукопись. И я это выполнил. Всё, что я хотел отразить в своей первой книге, я довёл до логического завершения. За эти неполные десять дней я написал шесть глав первой книги и ручкой быстро набросал основные идеи рисунков к ней. При написании своей книги мне пришлось ещё и ограничивать диапазон подаваемой в книге информации в силу того, что я стараюсь опираться на материал, по которому у меня есть доказательства хотя бы в первом приближении, это, во-первых! А во-вторых, своей задачей я ставил создание цельной системы, её «скелета», а не растекание множеством маленьких ручейков интересных и важных вопросов и, тем самым, «утопление» читателя в хаосе информации!

Так или иначе, к отъезду в Сан-Франциско рукопись книги была завершена! В один из дней моего пребывания на Восточном побережье Дэн предложил мне встретиться с его лечащим врачом, офис которого располагался в Нью-Йорке. Дэн прошёл необходимые тесты, которые показали наличие у него прогресса, что его обрадовало. Я побеседовал с его врачом, который оказался весьма открытым к тому, что я делаю, мы вместе обсудили стоящие насущные проблемы, связанные с заболеванием Дэна и расстались на дружеской ноте, после чего мы с Дэном вернулись в его дом.

Пока я отсутствовал, в Сан-Франциско произошло одно знаменательное событие, о котором я знал, но не мог перенести свою поездку к Дэну. В первых числах января 1993 года в Сан-Франциско прилетел сын Светланы, Роберт или Робка, как мы все его тогда звали. Ему шёл тогда пятнадцатый год, и его молодая жизнь вошла в полосу подростковых «джунглей». Маме Светланы в американском посольстве не дали визу из-за опасений, что она уже не вернётся в Литву. Поэтому ей пришлось найти какую-то знакомую, которая согласилась завезти Робку в Сан-Франциско, хотя её конечная точка пути была на Восточном побережье Америки, если не изменяет память — в Бостоне. Но предложение оплатить её дорогу туда и обратно вызвало у неё живой интерес, и вот, Светлана мне звонит и радостно сообщает, что наконец-то прилетел Робка, и она может быть теперь спокойна. Единственным досадным событием было то, что одна из сумок Робкиного багажа с довольно-таки ценным содержимым потерялась при пересадке в немецком аэропорту. Когда Светлана мне сообщила об этом расстроенным голосом, я попросил её о том, чтобы мне позвонил Джордж. Светлана была расстроена из-за потери сумки потому, что в этой сумке были памятные предметы её отца. Напомню, что у нас ещё в Москве была похищена видеокассета с единственной записью её отца, которую я сделал, когда мы вместе ездили в Литву в августе 1991 года. И вот снова пропадают памятные вещи её отца. Когда я сразу настроился на эту ситуацию, я не увидел того, что злополучная сумка потерялась при пересылке.