– Грейс Келли, – сказала бабушка еще холоднее.

– Точно, она самая! – Мистер Рейнольдс-Эбернети Третий схватил сына под локоть, – Пошли, сынок. Сделаем ставку, пока кто-нибудь из этих… э-э людей, – он в открытую уставился на Шер, которая была не слишком одета, но все равно была человеком и все такое, – его не перехватил.

Как только они отошли настолько, что не могли нас услышать, я повернулась к бабушке.

– Ладно уж, признавайся, ты поставила этот спектакль вовсе не для того, чтобы развлекать людей, которые придут жертвовать деньги на нужды фермеров Дженовии, а для того чтобы подольститься к папе Джея Пи и убедить его отказаться торговаться за искусственный остров Дженовия, правда ведь?

– Возможно, первоначально так оно и было, – сказала бабушка. – Но позже, признаюсь тебе, я вошла во вкус этого дела. Знаешь, Амелия, если тебя один раз поразил вирус театра, он остается у тебя б крови навсегда. Я никогда не смогу окончательно повернуться спиной к драматическому искусству. Особенно теперь, когда мое шоу… – она покосилась в сторону репортеров и театральных критиков, которые ждали, когда она сделает заявление для прессы, – имело такой успех.

– Неважно, – сказала я, – Просто ответь мне на один вопрос. Почему для тебя было так важно, чтобы Джей Пи и я в финале поцеловались? И для разнообразия скажи мне правду. Не надо вешать мне лапшу на уши насчет того, что публика ожидает в финале мюзикла поцелуя и все такое.

Бабушка перехватила Роммеля по-другому, чтобы было удобнее посмотреться в зеркальце инкрустированной бриллиантами пудреницы, которую она достала из сумочки.

– Ради бога, Амелия. – Перед тем как идти давать интервью, она убедилась, что ее макияж в идеальном состоянии. – Тебе почти шестнадцать лет, а ты за всю жизнь целовалась только с одним мальчиком.

Я хмыкнула.

– Вообще-то с двумя. Помнишь Джоша…

– Пфф! – фыркнула бабушка, со щелчком захлопывая пудреницу, – В любом случае ты слишком молода для серьезных отношений с мальчиком. Принцессе нужно поцеловать многих лягушек, прежде чем она сможет с уверенностью сказать, что нашла своего принца.

– И ты надеялась, что Джон Пол Рейнольдс-Эбернети Четвертый окажется моим принцем? – сказала я. – Потому что, в отличие от Майкла, он из богатой семьи… и к тому же торгуется против тебя на аукционе за искусственный остров Дженовия.

– Признаюсь, такая мысль меня посещала, – ответила бабушка уклончиво. – Но чем ты недовольна? Вот твои деньги.

И она вот так, запросто, протянула мне чек ровно на пять тысяч семьсот двадцать восемь долларов.

– Это деньги, которые тебе нужны, чтобы решить твою финансовую проблему, – продолжала бабушка. – Это всего лишь небольшой процент того, что мы уже собрали сегодня вечером. Фермеры Дженовии и не почувствуют, что им чего-то не хватает.

У меня закружилась голова.

– Бабушка, ты серьезно?

И мне больше не нужно бояться, что Амбер Чизман превратит мой нос в лепешку? Это было как мечта, ставшая явью.

– Как видишь, Амелия, – самодовольно сказала она. – Ты помогла мне, я помогла тебе. Так принято у Ренальдо,

Она меня рассмешила.

– Но я помогла тебе получить остров. – Меня захлестнуло ощущение триумфа, да-да, триумфа. – Я пригласила Джея Пи сесть за наш столик в кафетерии, и из-за этого его папа отказался торговаться за Дженовию. Мне не пришлось опускаться до преднамеренной лжи или шантажа. Или кого-то душить, как, похоже, принято у Ренальдо. Знаешь, бабушка, есть и другой подход. Возможно, тебе будет интересно узнать. Это называется быть доброй к людям,

Бабушка заморгала глазами.

– Интересно, где была бы Розагунда, если бы она была добра к лорду Албуану? В этой жизни, Амелия, доброта тебе ничего не даст.

– Наоборот, – возразила я. – Доброта помогла тебе получить искусственный остров Дженовия, а мне – деньги, которые мне нужны…

«И вернуть парня», – добавила я мысленно. Но бабушка только закатила глаза и спросила:

– Как моя прическа, и порядке? Я сейчас предстану перед фотографами.

– Ты выглядишь великолепно, – сказала я.

Потому что разве плохо лишний раз проявить доброту?

Как только бабушку поглотила толпа представителей прессы, которые ее дожидались, тут же появился Джей Пи. Он предложил мне стакан газированного сидра, который я с благодарностью приняла и тут же сделала большой глоток. От пения у меня всегда пересыхает в горле.

– Ну вот, – сказал Джей Пи, – это был мой папа.

– Мне показалось, что он тебя очень любит, – дипломатично сказала я. Потому что было бы не очень вежливо сказать: «Господи, ты был нрав, что его стеснялся!» – Несмотря на эту историю с кукурузой.

– Да, – сказал Джей Пи. – Наверное, Неважно. Злишься на меня?

– Злиться на тебя? – воскликнула я, – Почему ты все время спрашиваешь, злюсь ли я на тебя? По-моему, ты самый классный парень из всех, кого я знаю!

– За исключением Майкла, – напомнил Джей Пи, бросая взгляд в ту сторону, где Майкл говорил по душам с Бобом Диланом, Недалеко от них стояли Лана Уайнбергер и Триша Хейс, на которых Колин Фаррел не обращал внимания, и они поэтому дулись,

– Ну да, конечно, – сказала я. – Серьезно, ты настоящий друг, спасибо… зато, что ты сделал для меня… и для Майкла. Не знаю, как мне тебя отблагодарить.

Джей Пи улыбнулся.

– Уверен, я что-нибудь придумаю.

– Только у меня есть к тебе один вопрос, – сказала я наконец, набравшись храбрости спросить о том, что не давало мне покоя уже довольно давно. – Если ты так ненавидишь кукурузу, зачем ты вообще заказываешь чили? Я имею в виду, в нашей кафешке.

Джей Пи заморгал.

– Ну, потому что я ненавижу кукурузу. Но обожаю чили.

– Ладно, до завтра, – сказала я и помахала ему рукой. Хотя, признаться, я ничего не поняла.

Но, знаете, я прихожу к выводу, что я вообще понимаю лишь процентов пятнадцать из того, что мне говорят. Так, например, некоторое время назад возле икорного бара Амбер Чизман мне сказала:

– А знаешь, ты оказывается такая прикольная. После всего, что я про тебя читала, я думала, ты какая-нибудь старомодная зануда, а ты, оказывается, настоящая тусовщица!

Как видно, определение тусовщицы как-то меняется в зависимости от того, кто его употребляет.

А через секунду меня толкнула в бок Лилли. Если бы я не знала правду – я имею в виду ее родителей – я могла бы на нее накинуться: «Что ты делаешь, Лилли, почему ты толкаешься? Не толкайся».

Но поскольку я знала, что она наверняка в подавленном настроении, потому что к этому времени она уже должна была узнать правду о родителях, я только сказала:

– Привет.

– Привет.

Лилли посмотрела на Бориса, который пожимал руку Джошуа Беллу, да так сильно, что запросто мог ее сломать. За спиной Бориса стояли мужчина и женщина, которые могли быть только мистером и миссис Пелковски. Оба смущенно улыбались кумиру сына, а позади них стояли моя мама, мистер Джанини и родители Лилли, Они внимательно слушали что-то, что им рассказывал Леонард Нимой.

– Как дела?

– В порядке, – сказала я. – Ты пообщалась с Беназир?

– Она не пришла, – сказала Лилли. – Зато я мило побеседовала с Колином Фаррелом.

У меня брови на лоб полезли.

– Правда?

– Да. Он со мной согласился, что ИРА нужно разоружить, но у него довольно радикальные взгляды на то, как именно это нужно сделать. Ах да, у меня состоялся долгий разговор с Пэрис Хилтон.

– О чем же ты говорила с Пэрис Хилтон?

– В основном о миротворческом процессе на Ближнем Востоке. Хотя еще она сказала, что у меня классные туфли, – сообщила Лилли.

Мы обе посмотрели на высокие черные ботинки «конверс», которые были на Лилли – те самые, которые она обклеила серебряными звездами Давида и которые надела специально по случаю сегодняшнего мероприятия.

– Да, они симпатичные, – согласилась я. – Послушай, Лилли, я хочу тебя поблагодарить. За то, что ты помогла мне исправить отношения с Майклом.

– А на что еще нужны друзья? – Лилли пожала плечами. – И не волнуйся, я не рассказала Майклу про то, как ты целовала Джея Пи.