Светлана прикоснулась к футболке, затем покраснела, косясь на меня. Кажется, если бы меня не было рядом, она бы разделась догола, чтобы не испортить дорогую по местным меркам одежду.
Я почувствовал себя большой наглой свиньей. Если бы Светлана не разрешила мне вести сьемку — это все равно следовало бы заснять для первого доклада на базу. Работа — прежде всего. Впрочем, я видел, что это правило справедливо и для Светланы — иначе она бы не согласилась. Вот только ее работа была намного экзотичнее моей.
Светлана легла на камни, приподняла футболку до самой груди, обнажив живот. Ох, нет — зверюга была длиннее ее раза в полтора, и наверняка очень тяжелой. Она наползла на Светлану, очень осторожно, поддерживая себя лапами — сердце к сердцу, живот к животу. Только из-за того, что она вытянула длиннющий язык из пасти, и нежно лизнула Светлану по щеке, можно было догадаться, что той пока не угрожает опасность.
Одна из зверюг, самая крупная, повернулась ко мне и зарычала. Может быть, вожак? Ему не нравилось, что я смотрю, и он закрыл своим телом происходящее. Всем зверюгам не нравилось. Что я трясусь от страха, мать их так, и смотрю на то, что не должен видеть.
Светлана резко что-то зарычала, явно что-то повелительное. Затем что-то сказала рычащим голосом. Какой-то особый язык общения с собаками? Быть может. Все бестии обратно повернули свои морды к ней, а большая бестия недовольно отошла в сторону, давая картинку.
— Я готова, — Светлана обняла собаку руками и закрыла глаза. Что потом произошло, я так и не понял, но телеметрия все записывала.
Ого! Такого мне действительно не приходилось видеть! Кожа Светланы светилась голубоватой лазурью, стала полупрозрачной, впитывая еле различимую дымку. Я бы даже сказал, что она задымилась, словно мокрой выбежала на мороз, и ее тело издает видимый пар. Вот только сегодня на Планете Хаоса была жаркая погода.
Собака довольно заурчала — ей эта процедура, кажется, нравилась. Светлана смещала руки по ее телу. Вот это да! Черная собака превращалась в рыжую, особенно там, где прошли почти невидимые руки Светланы! Черные пятна таяли на моих глазах. Появился даже белый воротничок, чем-то напомнивший мне раскраску колли. И это еще не все! Ожоги на лапах и боках тоже исчезали! Прямо на глазах!
Это делает Светлана!? Ничего себе!
Тут я зумом дал наплыв на руки Светланы — ее кожа перешла в видимый диапазон и потемнела, словно покрылась шоколадным загаром. Но у нее раньше кожа была очень светлой! Хотя нет — кожа Светланы понемногу светлела, возвращаясь к своему обычному цвету.
Собаки завыли и радостно залаяли. Бестия, теперь бело-рыжая, поднялась со Светланы. Это была самка, как я успел заметить благодаря задранному вверх хвосту, который приветливо махал туда-сюда.
А мужики, значит, ждали. Матриархат, однако.
Хотя если подходить с практичной стороны, догадался я, именно самок надо было лечить в первую очередь — для продолжения вида. Лечение Светланы было экзотичным, но ничего такого, чего я мог бы испугаться, не произошло. Быть может потому, что я понимал, что делала Светлана.
— А где сейчас эта… Чернота?
— Во мне, — поморщилась Светлана. — Я впитала ее в себя, капсулировала. Точно так же с Краснотой и Cиневой. Какое-то количество Черноты я могу переварить своими энергосимбионтами без каких-либо последствий, но на это требуется время, а его у меня сейчас нет. Большое количество Черноты носить в себе нельзя. Если собаки подержат ее внутри неусвоенной слишком долго — она, образуя вторичные токсины, приведет к отравлению и ослеплению. Или к смерти. Она — как яд. В некоторых фазах трансформации очень токсична, ядовита для внутренних тканей. И фонит, как радиация — но по-другому.
— А ожоги?
— Я - Мастер-Целитель, — пояснила Светлана. — У Проводников бывают разные таланты. И это хорошо. Так мы можем помогать друг другу. Помогать людям, у которых вообще нет никаких талантов. Но что-то получается лучше, что-то хуже, как ни обучайся. Сам понимаешь…
Светлана присела, покачав головой.
— Нужно отдохнуть с минутку…
— Ты себя плохо чувствуешь? — обеспокоился я.
— Нет.
— Хм… И многие Проводники умеют так, как ты?
Она покачала отрицательно головой.
— У меня очень редкий талант. Из-за этого я так и не получила нормального образования. Меня приняли в Академию Проводников в девять лет. В двенадцать я уже получила диплом Хирурга-Целителя, подтвердив его на экзамене вместе со старшекурсниками, и приступила к врачебной практике. А потом уж, получила и диплом Мастер-Целителя — в четырнадцать. У нас очень прагматичное, не формальное образование, Дэниел. За несколько лет моей учебы в Академии я не только все время лечила людей, но и начала полевую работу Проводника. Потому что нас, Целителей-Проводников, мягко говоря, очень не хватает. Меня учили лучшие хирурги Федерации. Но все равно дар каждого из нас — уникален. Мало кто, как я, может удерживать в себе такое большое количество Черноты. Обычно ее сбрасывают. Это очень больно, но другого выхода нет. Своего рода, это боевой прием. А я могу обходиться без этого, трансформируя энергию, растворяя ее в себе, переводя на другие Слои Энергии.
— Можешь хотя бы раз показать этот прием? — спросил я. А сам наконец обрадовался, вычислив ее возраст. Ведь она говорила мне раньше, что получила диплом Мастер-Целителя восемь лет назад. А это значит, что ей — около двадцати двух-двадцати трех. Очень даже хорошая разница в возрасте — моложе меня на года полтора, два!
— Пока я в этом не нуждаюсь — при этом приеме Чернота обжигает в месте выброса. У меня энерговывод Черноты — на левой ладони. А это ужасно неприятно — очень больно. Все равно что раскаленным прутом в руку ткнуть. Но позже этот прием мне все равно придется использовать. Так что показать — могу. Нам все равно понадобятся длинные ветки для волокуш. Смотри на то дерево. Этот прием называется — Черная Стрела.
Я так ничего и не понял. Светлана резко выдохнула — наполовину это был звук боли. Разрубленная березка повалилась на бок. На месте сруба проступила черная клякса, словно смола, текущая по стволу дерева вниз. Или, вернее, кислота — дерево горело, плавилось, чернело, сжигаемое концентрированной Чернотой. Второй полувскрик — упал еще один ствол дерева. Я так понял, Светлана пожертвовала двумя березками потому, что в рощице в основном были молодые плодовые деревья — вишни, яблони и груши, и даже пару ореховых.
Еще несколько вздохов, не таких болезненных, и перед Светланой на крупном валуне начали проступать мелкие черные брызги, вьедающиеся с черным дымком в камень, как кислота.
— Сними мою руку крупным планом.
Я, не рассуждая, выполнил ее просьбу. Хм, это действительно должно было быть очень больно! На левой руке с внутренней стороны ее ладони зиял черный ожог, из которого по ладони и руке тоненькой дорожкой пробивалась черно-красная кровь, закапавшая на землю с дымком и шипением, как кислота. Именно из маленькой раны-ожога в ладони Светлана выплескивала Черноту.
— Это болит так, как я думаю? — не сдержался я.
— Именно так. Ужасно болит, — Подтвердила Светлана, поморщившись. — И привыкнуть к этому возможно только после долгих и трудных тренировок. Но другого выхода нет — не держать же в себе смерть!? И все же… Маленькие крупицы Черноты все равно остаются. Их приходится… переплавлять. Капсулировать. Неприятно, но ничего сложного в этом нет. У меня очень большое сродство к Черноте — даже кожа не чернеет, как у других Проводников и Целителей. И для этого есть причины. Очень страшные, ужасные для меня причины. Я, как ты, наверное, уже догадался, немного отличаюсь от людей. Так вот — это произошло не по моей воле. Мне приходится жить с этим. Мириться с этим. Но ничего уже не изменишь… А теперь, когда ты все записал, будь добр, постарайся закрыть глаза и отдохнуть — мне предстоит много работы.
— Все в порядке, Света. Все нормально, я… — взгляд Светланы меня остановил.
— Ничего нормального в этом нет, Дэниел! Даже по меркам Проводников. Вы не поймете — как тяжело иногда мне приходится. Но на мою помощь рассчитывают не только люди. И об этом вам придется держать язык за зубами. Это приказ, лейтенант! Не беритесь судить о том, что вам невозможно представить. Я буду лечить Стаю, пока хватит моих сил. И это зрелище не для вас. Поэтому извините.