Виш и Доман долго еще совещались, как быть и что делать. Наконец, они решили, что вече должно состояться и что навряд ли среди кметов и жупанов найдется хотя один, который не разделял бы их мнения. Они задумались только над способом, как бы потише созвать всех. На Купалу обыкновенно собирались люди около урочищ, они и решили назначить вече за день перед этим праздником. Времени оставалось довольно, чтобы созвать всех; но и не так было его много, чтобы возможно было откладывать.

Долго еще разговаривали друзья-кметы; уже день приходил к концу, а они все еще вполголоса совещались о предстоящем вечевом собрании. Мед стоял в чарках на столе перед ними, а они еще даже не дотронулись до него. На лицах их было грустное выражение, даже веселый Доман имел унылый вид. Не стало у них под конец ни совета, ни слов, они подали руки друг другу, и хозяин пригласил старика под липу, которая росла на пригорке за селом. Едва уселись они на скамье под липою, как целая свора собак побежала за своим господином; у Домана было десятка два собак, так как он был завзятый охотник. Молодые парни собрались на дворе; казалось, они чего-то ожидали, как будто приказания своего господина. Доман бросил взгляд в сторону своего дома и сказал Вишу:

— Хотелось бы мне угостить тебя, как следует, да чем-нибудь развеселить. Я знаю, что старику не нравятся молодые песни, но все-таки мне хочется показать тебе, что мы здесь не ходим заспанными и не греемся вечно у очага. Эй! Спибор, — крикнул он громко, — пойди сюда!

Красивый парень, глаза которого блестели от избытка жизни, прибежал к Доману.

— Удобнее времени для травли нашего волка не найти, — сказал Доман. — А перед кем же похвастаться, если не перед стариком Вишем? Выпусти-ка его на волю, — говорил он слуге, — покажем, что дикий зверь нам не страшен.

Спибор побежал к воротам и тотчас же за забором раздались веселые крики. Собак, кроме избранных, загнали в сарай и заперли. Виш и Доман встали со скамьи и подошли к воротам, у которых толпилась челядь в ожидании любопытного зрелища. Хозяин велел каждому из них взять меч и расставил их вокруг большой поляны, а сам взял в руки длинное копье с железным острием и занял место несколько дальше всех. Собаки нетерпеливо рвались вперед; добрые псы, конечно, чуяли, что недаром держат их на привязи.

Доман дал знак рукою, и ворота отворили настежь. Волк, просидевший несколько дней взаперти, испуганный и ослепленный дневным светом, не сумел воспользоваться дарованною ему свободою… Парни подняли крик, начали бить палками в стены сарая, а волк не трогался с места, ежился и щелкал зубами. Почти насильно, с помощью палок, удалось им выгнать его за ворота. Здесь он внимательно осмотрел местность, бросился бежать, но сейчас же остановился. Охотники держали оружие наготове, собаки подняли ужасный вой. Волк тронулся с места; сперва он шел тихо, подкрадываясь, затем начал бежать все скорее и все отыскивал глазами дорогу, по которой было бы удобнее улизнуть в лес. Но нелегко ему было уйти: со всех сторон заграждали ему дорогу вооруженные охотники. Доман первый бросился на волка; он нарочно стремглав кинулся на зверя, чтобы последний не мог его обойти. Собаки, выпущенные на волю, бросились на врага. Охота началась.

То один, то другой парень наносили волку удары копьем, кто-то бросил в него острым куском железа и ранил в спину окруженного собаками зверя. Собаки удерживали его за ноги, тормошили несчастного волка. Пользуясь этим, Доман с большою ловкостью вонзил волку в открытую пасть свое копье, нанося ему последний, смертельный удар.

Во время этой охоты веселые крики и смех не умолкали ни на минуту. Женщины сидели на заборах, дети кричали и стучали палками, даже старый Виш не раз хватался за меч, не будучи в состоянии оставаться только зрителем забавы, напомнившей старику давно минувшие молодые годы его жизни. Когда зверь, заливаясь кровью, упал на землю, и собаки бросились на него со всех сторон, в воздухе раздались громкие радостные крики. Несчастного волка со всех сторон окружили охотники, женщины и дети, тормошили его, рассматривали, удивлялись ловкости Домана.

Несколько дней тому назад волка поймал в лесу один из работников Домана, оглушив его сильным ударом палки о голову. Связав его, он притащил зверя во двор. К своему несчастью, волк выздоровел, чтобы ради забавы погибнуть от руки Домана.

Налюбовавшись волком досыта, Доман велел убрать его. Затем началась стрельба из луков и пращей. Доман и здесь оказался ловчее всех, хотя и другие делали все возможное, чтобы не отставать от своего хозяина. Старый Виш смотрел только и любовался на молодежь, а старые его руки дрожали, вспоминая те времена, когда и они умели стрелять не хуже Домана. Но то время давно уж прошло.

Когда наступил вечер и в избах зажгли лучины, старик и хозяин долго еще совещались, разговаривая вполголоса о предстоящих важных делах. Наконец Доман уступил свое ложе Вишу, а себе приказал сделать постель в этой же комнате и пригласил гостя отдохнуть.

На следующий день, чуть свет, Виш и Доман были уже на ногах. Лошади дожидались их у крыльца. Как было решено, Виш и Доман отправились в путь немедленно, одни.

До села Лешка Милоша можно было приехать не раньше вечера. У Виша и Домана было достаточно съестных запасов в сумах; в деревянных, облитых смолою бутылках, привязанных к кушакам, каждый из них имел по две чаши меда; а лошади, привыкшие к болотам и лесным дорогам, не боялись утомительного путешествия. Доман ехал впереди.

Не желая терять времени понапрасну, всадники решили отправиться кратчайшим путем — через болота и непроходимые леса. Не раз пришлось им объезжать массы сваленных ветром в одну кучу гигантских деревьев, не раз нельзя было проехать чрез слишком вязкое, густою травою заросшее болото; все это затрудняло путешественников. Внутренность леса, наполненная таинственным мраком, едва пропускающим несколько лучей солнца, навевала невеселые думы. Виш и Доман только тогда свободнее вздохнули, когда очутились на сухом лугу, оставив леса за собою. Здесь они остановились; нужно было привести в порядок одежду, обвешанную листьями, сухими ветвями, гусеницами и мохом, которыми лесная глушь наградила всадников за то, что они посмели вторгнуться в ее внутренность.

На краю горизонта Виш заметил столб дыма; всадники прибавили шагу; на холмистом возвышении вдали виднелся высокий земляной вал, покрытый зеленым дерном, а за ним густая роща. Из самой середины этой небольшой рощи струился синеватый дым, поднимаясь длинною лентою к небесам — самый верный знак присутствия человеческого жилища. Земляной вал был так высоко насыпан, что из-за него не видно было даже крыши хижины.

Когда Виш и Доман подъехали к этой насыпи, они заметили в ней узенький проход, закрытый высоким частоколом. Кроме столба синеватого дыма нигде не было заметно даже малейшего признака жизни. Ворота были заперты. Они подъехали к ним, но никто не вышел им навстречу, хотя на насыпи появилось несколько любопытных голов. Виш затрубил.

Они долго еще стояли у ворот, но никто не являлся. Наконец над воротами показалась человеческая голова, покрытая волчьей кожею.

Старый Виш просил впустить их — его и Домана, в городище, но слуга, показавший свою голову над воротами, отвечал угрюмо, что князь Милош никого к себе не допускает. Волей-неволей пришлось Вишу спорить, сердиться; несколько раз шли переговоры с князем, пока Милош согласился пустить гостей к себе в дом. Отворили ворота; всадники прошли по длинному и темному проходу, вырытому в насыпи, опоясывавшей городище, и вошли во двор, заросший высокими деревьями. Дубы и липы, громадные стволы и широко расстилающиеся ветви которых закрывали почти весь двор, образуя над ним зеленую крышу, были свидетелями не только молодых лет хозяина, но и его праотцев. В глубине двора, в тени деревьев, стояло небольшое строение, окруженное длинным навесом и покрытое деревянною крышею.

По двору, в разных направлениях, ходили какие-то угрюмые, молчаливые люди, с ног до головы покрытые кожею. Большие собаки подошли к Вишу и Доману, заворчали, обнюхали их и, окружив со всех сторон, остановились, готовясь по первому приказанию хозяина броситься на приезжих. Много еще прошло времени, пока из избы вышел сгорбленный, едва передвигающий ноги старик, небольшого роста, с длинною палкою в руках; голова его была покрыта кожей. С ним трудно было сговориться: он говорил едва слышным голосом, и, по-видимому, не понимал приезжих. После некоторого колебания он, однако ж, согласился впустить их в избу. Вечерний мрак и тень деревьев, листья которых закрывали окна, не позволяли Вишу и Доману рассмотреть что-нибудь в светлице. Они долго стояли, пока глаза их успели свыкнуться с мраком. На очаге догорали обугленные дрова.