— Польская шляхта сама жаловалась на Локотка, — сказал Альберт.

— Где? Кто? Какая шляхта? — подхватил Кечер. — Дайте мне хоть одного. Назовите по имени. Кто же из них приехал ко двору Болеслава поклониться Силезцу? Все идут с князем Владиславов Вам казалось, что если вы отдадите город Опольскому, то все испугаются и сдадутся, но с маленьким князем нелегко справиться… это железный человек, его трудно напугать!

Альберт, не отвечая ему, обратился к другим.

— У нас есть еще возможность спасения, — сказал он. — Если замок достанется Опольскому, все изменится. Он ободрится. Силезцы ленятся и не хотят брать его приступом, мы должны сами вооружиться и силою или изменою овладеть замком. Когда ми отнимем у него замок, жену и сына, то он должен будет пойти на переговоры и отправиться в свой удел, в Куявы. Тогда и шляхта увидит, на чьей стороне сила, и пойдет с нами.

— Так же, как пошла теперь, — иронически рассмеялся Кечер. — Хорош совет! Пробуйте, пробуйте! Замка мы все равно не возьмем, потому что у нас нет людей, да и наши люди не привыкли обращаться с оружием. А если маленький князь узнает, что мы хотели еще и замок у него отнять, то он нас вырежет всех до одного. Теперь, если он завладеет городом, может быть, кто-нибудь и спасется, потом никто! Хорош ваш совет!

— Совет — не мой! — крикнул войт, оборачиваясь к нему. — Не мой. Его дал мне епископ Муската… Тот нам истинно предан.

— И так же умен, как и мы! — шепнул Павел с Берега. — И судьба его будет та же, что и наша.

Иероним из Ракоцина выступил вперед.

— Все эти разговоры ни к чему, — громко сказал он, — надо спасаться и слушать, что приказывает наш глава, — войт. Если мы разделимся, погибнем все!

— Так или иначе мы уже погибли! — прервал его Павел с Берега. — Пусть каждый спасается сам, как умеет, города мы все равно не спасем!

Войт сделал презрительную гримасу.

— Вас спасет прекрасная племянница, за которой ухаживают поляки!

Павел покраснел до корней волос.

— А хоть бы и она! У нее больше разума, чем у вас и у нас всех.

Все стояли в смущении; наконец молчаливый до тех пор Ортлиб, войт по выбору, заговорил замогильным голосом.

— Вы привели к нам Опольского, — обратился он к войту, — так не выпускайте же его от нас, смотрите, чтобы он нас не покинул. Пока он здесь, мы можем быть спокойны; но если он, не дай Боже, уйдет отсюда, то делать нечего, придется нам собирать свои пожитки и ехать вместе с ним в Ополье или в Свидницы. Здесь нам нечего делать.

— Это наилучший совет, — подтвердил Тыльман, — другого выхода нет! Поедем с ним, но будем жить милостыней; ведь не можем же мы забрать с собой свои дома и все добро!

— Если вы и потеряете что-нибудь, — сердито отозвался войт, — то уж я, наверное, больше вас всех!

— Город важнее, чем войт и все его богатства! — крикнул Кечер. — Войта всегда можно найти, был бы только город. Жили бы здесь внуки и правнуки наши, а теперь! Вспомните-ка, за что мы получили все свои права и привилегии? За то, что защищали Лешка Черного и замок. А теперь мы их потеряем за измену!

— Никому мы не изменяем! — гневно обрушился на него войт. — Пришел Опольский князь, мы не могли с ним воевать и открыли ему ворота.

— А кто призвал Опольского? Кто за ним ездил? Кто показал ему дорогу? — начал Кечер, стоявший поодаль.

— Сочтите-ка, что нам стоит этот новый князь, сколько он из нас денег высасывает! — говорил Павел.

Шум увеличивался, потому что по примеру более смелого Кечера и другие начали говорить откровенно.

Войт советовался с Германом из Ратибора, который был смелее его и лучше владел собой.

Поговорив с ним в сторонке, Альберт обратился к советникам.

— Я здесь еще войт! — воскликнул он. — Я спрашивал у вас совета, а вы отвечали мне глупыми упреками. С меня довольно! Слушайте же, что приказывают вам епископ и я, а у епископа побольше ума, чем у вас. Собирайте и вооружайте немедленно слуг! Стрелков дадут немцы. Мы должны двинуть все силы на замок!

Он обвел взглядом слушателей, но те стояли неподвижно. Герман из Ратибора прибавил от себя:

— Пусть соберутся старшины, распорядитесь по городу. Соберите всех, кого только можно. Народу наберется немало.

— И закрывайте все лавки, торговые ряды, магазины и мастерские, — насмешливо прибавил Павел с Берега. — Хлеба не печь, мяса не резать, пусть голодные силезцы грабят по домам…

— Вы слышали приказ! — возвысив голос, повторил войт. — Все будет так, как я сказал!

И он прибавил торопливо:

— Силезцы дадут нам еще людей, и епископ пошлет своих. Завтра идем на замок! У Мускаты — свои сторожа в костелах и в замке, они нам помогут.

Никто из советников не выражал готовности исполнить это приказание, только Кечер смело выступил вперед.

— Кто желает, — сказал он, — пусть дает своих слуг, а я никого не пущу и не дам ни одного мальчика. Это уж верная гибель.

— И я не дам, — заявил Павел с Берега.

Другие переглядывались между собой, но боялись протестовать

— Нас только двое — это немного, — прибавил Кечер, — но когда мещане пораздумают хорошенько, нас будет больше, мы не дадим людей!

— Так давайте головы! — заорал войт, в бешенстве ударил кулаком по столу. — Пока ваш Локоток придет, я велю казните бунтовщиков!

— Попробуйте! — отвечал Кечер и, повернувшись, спокойна пошел к дверям. Павел, не говоря ни слова, последовал за ним.

Никто их не останавливал, они вышли. В горнице, где собрались советники, настала тишина.

Войт, до крови закусив губу, обратился к Герману:

— Прикажите собирать людей и готовить доспехи!

Проговорив это, он схватил шапку и, обведя присутствовавших советников и войтов грозным взглядом, тяжелыми и неверными шагами двинулся из горницы. За ним поспешил Герман из Ратибора. Оставшиеся стояли в нерешительности, не зная, как поступать.

— Напрасные усилия, — сказал Ортлиб. — Епископ не может оказать нам большой помощи — что у него есть? Горсточка костельных служек, которые более привыкли носить костельную утварь, чем мечи. А наши слуги хорошо дерутся в шинках, но идти на валы и осаждать замок?!.

Он горько рассмеялся. Тыльман проговорил угрюмо:

— Войт совсем потерял голову! Напрасно мы будем отдавать приказания, нас только на смех поднимут!

Сомнение охватило всех, и, вздыхая, все стали расходиться.

Альберт вернулся в свой дом, где он был теперь не хозяином, а только гостем. Он оставил себе маленькую темную горницу в нижнем этаже и туда приказал поставить то, что было ему особенно ценно из убранства прежней своей комнаты. Спать ему почти не приходилось, и он только дремал, сидя в кресле.

Едва только он вошел к себе, как нарядный паж вбежал к нему от Опольского и крикнул ему, как слуге:

— Князь зовет!

Предчувствуя, что его ожидает, войт ответил угрюмым взглядом, но должен был повиноваться. Он тотчас же встал с места и начал подниматься по лестнице.

Князь Болеслав, которому успело страшно надоесть пребывание в Кракове, где он не чувствовал себя повелителем, сидел в своей горнице в обществе нескольких силезцев и скучал. Некоторые стояли подле него, другие сидели в стороне, на лавках. У всех был кислый вид. Князь держал в руке пергаментный свиток. Узнав шаги войта, он поднял голову.

— Должен же быть этому когда-нибудь конец, — выговорил он глухим голосом. — Вы нас сюда вытянули… говорите же, что будет дальше? Вы обещали мне золотые горы? А шляхта не хочет меня знать, я напрасно жду их. Сандомирцы перешли к тому, и Сандеч в его руках! Где же ваши обещания, что все от него отступятся?

По мере того как он говорил это, голос его креп и гнев усиливался. Сначала он сидел, наклонившись вперед, но потом выпрямился, выставил грудь, встал и, опираясь обеими руками о стол, вперив взгляд в войта, продолжал:

— Вы полагаете, что все это сойдет вам с рук безнаказанно? Земли я не получил, а город — очень мне нужен ваш скверный город и кучка торгашей!