Молчание…

Крестовое войско возвращается из набега понуро.

Впервые за все время учений Братство понесло тяжкие потери. Убит священник отец Анисим, убит сотник Агафон, помят медведем начальник войска брат Дионисий. Несколько общинников поломались в буреломе.

Добыча оказалась ничтожной. Удалось поймать только пятерых ребят, годных к службе. Но будут ли служить? Вон те близнецы-убийцы станут ли послушны? Примут ли истинную веру, поверят ли в великую цель?

Архиепископ Никандр недоумевает, почему гнусные католики собирают огромные армии крестоносцев, воюют с полчищами сарацин, а праведное, православное население никак своих крестоносцев собрать не может? А ведь мы призваны не только завоевать Гроб Господень, не только вернуть православию его столицу — Царьград, но и покорить престолу Божьему весь мир!

Беда! Людей в Крестовое войско можно брать пока только неизвестных, безымянных. Начальники, воеводы еще находятся — из монашества, бывших бойцов, разочарованных в мире. Но рядовых — недостача. Монахи ленивы и неумелы. Наемники ненадежны, продажны.

Сейчас Никандр придумал воспитывать воинов с детства — набирать отроков из пленных и сирот, похищать безродных, собирать подкидышей по приютам. Но скоро ли они подрастут? Да и как забудут вот хоть эти двое кровь родителей, позор и гибель сестер?

Крестовое войско набирается пестрое. Учению поддается со скрипом. Да и какое войско без войны? Прежде последней, великой битвы войско должно повоевать в мелких войнах. А воевать совершенно безнаказанно у нас можно только с язычниками. У них нет мирского представительства, нет самой ничтожной защиты, даже такой, как у казанских татар. Только на язычниках можно учиться пехотному бою и конному налету. Только среди них можно до конца отдаться восторгу войны и победы. Только отсюда можно безнаказанно и безвозвратно брать пленных.

Вот и ходит Крестовое войско по поганым поселениям.

Вот и возвращается оно теперь с раненным командиром и несколькими трупами в скрипучих телегах.

Глава 17. Снова в поход!

Архип и Данила вернулись в Москву в первых числах июня. Состоялись большие пивные посиделки в полуподвале Филимонова. Толку от них оказалось мало.

Известно, что любое собрание трех и более человек бессильно решить серьезную проблему, если хотя бы один из этих трех не простак. Многолюдное собрание интеллектуалов избыточно мыслью, вариантами действий. И если среди интеллектуалов нет царя, князя, митрополита, словом, человека с решающим голосом, само собрание превращается в пустое времяпрепровождение. В лучшем случае — в пьянку.

Советник государя Федор Смирной, подьячий Большого Дворца Прохор Заливной, стряпчий Василий Филимонов, подьячий Поместного приказа Иван Глухов, два ученых отрока Архип и Данила — все они были примерно в одном сословном положении — дворяне мелкого посева. Решений принимать не могли. А логикой, разумом Господь наделил их несоразмерно чинам. Отсюда и все беды. Слишком умны, спаси Христос!

После долгих споров вынуждены были согласиться на предложение Смирного: будем обсуждать все факты подробно, варианты действий предлагать различные, достоинства и недостатки этих действий обдумывать всесторонне. Но спорить и отстаивать их не сметь! Спор, как змей пожрет все наше время. Следует доложить ситуацию царю, и пусть у него голова болит!

Дело пошло веселее, тем более, что «простаки» — ближний дворянин Данила Сомов и палач Егор Исаев притащили «вторую перемену блюд». Блюда, как такового, в перемене не было. Жареный свиной окорок помещался в дубовой полубадье. Пиво тоже сменили. Прежнее — Можайское светлое — как-то кисловато ложилось. Новое — Коломенское темное на ржаной сыте — сразу поправило беседу. Данила Малый икнул и сказал, что Коломенская община Крестового братства гораздо слабее выходит, чем Коломенское же пиво.

До строгого Петрова поста оставалось менее недели, и вопросы пищевых преимуществ следовало разрешить немедля. Архип принял жбанчик исследуемой жидкости, закусил вяленой плотью и начал неспешное повествование о русалке озера Неро. Эту историю он лично слышал от монахов архиепископского подворья. А тем ее рассказал на рынке гвоздевой торговец из Москвы — имя забыл. А тому поведали неизвестные ученые отроки — вот бы их допросить с пристрастием, Василь Ермилыч!?

Данила Большой — Сомов — слушал, раскрыв рот. Очень его интересовали внутренние подробности русалки. «Есть у ней ноги или как?». Хорошо хоть хозяин заведения — Василий Филимонов — помалкивал. Не то, чтобы он мнения не имел, но у него рот был занят. Он лучше других ощущал, что значит — жевать сухую стерлядь шаткими зубами.

Председатель Заливной с трудом прекратил базар. На стол между свиными объедками и глиняными бутылками легли голые факты. Голые, как приснопамятная русалка.

Итак, сведения о существовании Крестового братства подтверждаются. Правду бормотал митрополит Макарий. Правду сказал Глухову Серый человечек на ярославском подворье. А, значит, скорее всего, правда и остальные рассказы о замыслах Крестовых.

Существует и особое Крестовое войско. Его начальник, судя по всему, — брат Дионисий, человек с порченным лицом. Войско состоит из общин. Общины, типа «Петропавловского стола» Ярославо-Спасского монастыря, разбросаны по божьим заведениям, подготовку проходят в Островном Остроге. Целью Крестовое войско имеет… — тут напиток стал докладчику Глухову поперек горла. Коломенское пиво явно сочувствовало «Коломенской общине». Глухов выплеснул предательскую жидкость в очаг и увидел в поднявшемся дыме страшное лицо под черным капюшоном. «Где я видел его раньше?», — вздрогнул Глухов.

Теперь предстояло вообразить намеренья Крестовых.

— Небось, хотят воевать Гроб Господень! — не подумав, брякнул Егор.

Сомов согласно кивнул, но возразил:

— Не-а! Они Кон-н-нстати… тьфу! — Цар-р-рьград бр-р-рать хотят.

— Нет, ребята. Это чисто русский заговор, — резонно выложил Глухов.

— Они покушаются на Государя, и не впервой, — подтвердил Смирной, и Глухов вспомнил, откуда пришло дымное видение. Человек с израненным, обожженным лицом встречался ему в прошлом году, когда возвращались от Адашева из Дерпта. Калека сопровождал новгородского воина Бориса Головина и назывался беглым государевым вором, спасенным после огненной потехи на воде. Привидится же такое!

Ударил невидимый, неслышный полуночный час, и хмельной заряд, крепленый салом покойного поросенка, превысил меру выносливости застольных товарищей. Кто-то крикнул, что пусть Федька доложит царю, как сможет.

Федька развел руками: как я смогу? — и улыбнулся.

Шумно вывалили на воздух, и громила Сомов обнял Федьку за худую шею, чтобы объяснить, как следует докладывать Иоанну Васильевичу, — дай ему Господь всяческого благоупотребления, — самые страшные вести. Например, что возлюбленная сука Мария Спиридоновна околела без покаяния.

Следующий день — среду 4 июня — Федя по совету премудрого псаря пропустил. Не пошел докладывать.

Мудрость Сомова была такова. В среду у нас еженедельный малый пост. В любую среду на Руси полагается воздерживаться от молока, мяса и прочих животных удовольствий. Среда — всероссийский рыбный день. Грозный будет хмур, желчен. Озабоченный вдовец на диете.

— Казалось бы, — продолжал Сомов, — подожди до 9-го, и на Петрово заговенье, в вечер последнего перед постом обжорства докладывай с полным удовольствием. Но! — Сомов поднял палец, — и даже три «но»! — Сомов разжал еще два пальца, — во-первых, Заговенье, он же День всех святых, — слишком большой праздник. Попы обсядут Ивана, не дадут пообщаться, как ты хочешь.

— Во-вторых, 9-е — понедельник. А придворный доктор Бромелиус сказал царю, что в Англии понедельник считается днем тяжелым, неудачным для всяческих начинаний. Мы-то понимаем, что это — еврейские штучки. Русские привыкли неделю начинать с понедельника, а евреи — с воскресенья, вот они и воротят царя против отеческих обычаев. Но пока ничего не поделаешь. В прошлый понедельник Иван даже на псарню не заглянул, весь день молился.