— Почем?

— Сначала, кто сколько даст, потом — до новгородского серебряного за шапку выходило.

Стрелец почесал пробитое татарским копьем сидельное место и решил обязательно набрать целебной земли в переметную суму.

Возница — торговец скобяным товаром — прикидывал, сколько шапок влезет в телегу, если обратно случится ехать порожняком.

— Нет, брат Архип, — продолжал Данила, — не сходится у тебя. С чего бы наше озеро называли в честь поганого императора?

— Очень просто. Когда Андрей Первозванный бежал от римской стражи сначала в Армению, потом в Крым и Киев, он решил подняться по Днепру и просвещать диких финнов, заселявших эти места. Тут его римляне и накрыли. Он хотел утопиться в озере, но они его выловили, отвезли к себе и там казнили. А озеро назвали в честь своего бывшего императора.

— А река Нерль? Она как?

— Слово «нерль», — фантазировал Архип, — образовано из сокращения слов «не Неро ль?», — так, глядя на широкую реку, римляне осведомлялись у местных жителей, не озеро ли это.

«Пожалуй, надо будет и из Нерли водицы черпнуть», — подумал стрелец.

— Но в Неро впадает не Нерль, а Которосль?

— С Которослью случай особый, — Архип сделал страшные глаза и понизил голос. Стрелец притер мерина к самой телеге.

— Было замечено, что если кормить кота соленой селедкой, а воды ему не давать, то кот бежит со двора, а возвращается обросший длинной шерстью и подросший в размерах. Некоторые коты с трех селедочных заговений и безводных побегов вырастали до средней собаки. Народ стал жаловаться архиепископу.

Возница уронил вожжи и не шевелился, — боялся спугнуть рассказчика.

— И вот, значит, решили котов проследить. Архиепископ лично подготовил одного епархиального кота. Сначала его заставили соблюдать Великий пост, кормили только пареной репой. Стал кот околевать. Но тут настало Светлое Воскресенье, и кота перевели на сельдь двухлетней выдержки. Давали от души — во славу Пасхи Христовой.

Тут перекрестились все, кроме коней.

— Селедочного кота держали без воды до вечера, спускать со двора собирались на рассвете, чтоб виднее было. Но в полночь… Тут уж и мерин пытался перекреститься, но сбился с шага, оставил затею и стал слушать дальше.

— … кот вырвался на волю. Архиепископ с клиром поспешили за ним… Кобыла подняла хвост и разрядилась от ужаса. Ей привиделся архиепископ, ползущий за котом в лунную ночь.

— Кот бросился к реке, припал к воде и стал лакать, чавкая на всю округу. И в свете луны наблюдатели увидели, как быстро отрастает на коте серебристая шерсть. Ну, и сам он поутру едва пролез под забором. Вскоре архиепископ освятил воду в реке, хотели реку и крестить. Нельзя же, чтобы она некрещеной оставалась. Но имени православного для нее до сих пор не нашлось. А народ назвал реку Которосль. Вода в ней тоже целебная, помогает от облысения и похудения.

Возница почесал плешь под шапкой, но, вспомнив о тяготах своей комплекции, решил много воды из Которосли не набирать.

Тем временем направление «проповеди» переменилось.

— А видел ты у Федьки карту озера?

Тут Архип толкнул Данилу в бок, чтоб не называл имен, и стрелец понял, что тайна озера Неро велика.

— Заметил, что озеро имеет форму сердца? Знаешь чье это сердце?

— Всякий знает! Финской русалки по имени Нера.

— Она плавала в озере, когда оно было маленьким и круглым. Один рыболов-охотник выплыл на середину озера и стал высматривать с острогой крупную рыбу. Русалка как увидала мужика, так и всплеснула хвостом. А он не понял, чего она хочет, да ка-ак всадит ей трезубец! Насквозь проткнул!

Стрелец и возница бросили управлять лошадьми и обратились в озабоченный слух. Лошади пошли по собственной воле.

— Втащил рыбак русалку в лодку, снял с нее чешуйчатую шкуру. А она под чешуей оказалась в обычной, бабьей коже… Стрелецкий мерин встал и заржал на тележную кобылу впервые за пять лет.

— Распотрошил рыбак русалку, что засолил, что отложил на уху… Возница с отвращением вспомнил пирог с осетриной.

— … но сердце ее осталось живым и выпрыгнуло в воду. Легло сердце на дно озера и бьется там до сих пор! От этих биений расходятся подводные волны. И за тысячу лет берега озера размыло в форме сердца.

«Нет, — передумал стрелец, — пожалуй, воду брать не буду!»…

После трех дней пути и трех ночевок утром четвертого дня увидели страшное озеро. Возница и стрелец перекрестились вполне искренне. Архип и Данила отбили в телеге «земные» поклоны — лбом в донные доски.

Лошади естественно потянулись к воде. Тележная кобыла пила крупными глотками. Стрелец своему мерину пить из озера не позволил, — повел поить из прибрежного ручья.

Полдня объезжали озеро и, наконец, прибыли в Ростов.

Здесь прямым ходом двинули к кремлю и на архиепископский двор.

Распростились со спутниками, постучали в ворота.

Вылез настороженный монах, и Архип брякнул без обычных библейских отступлений:

— Московские отроки Архип и Данила к отцу Никандру по государеву делу.

При этом парни грозно смотрели в глаза привратнику. Монах побледнел в цвет гусиного пера.

«Боится, плешь господня!»

Монах задергался. Сначала он водил глазами по рукам пришельцев, будто ожидал подаяния. Но ничего подано не было, ничего и не показали. Хотелось монаху немедля бежать с докладом. Но оставлять гостей у ворот было страшно. Захлопнуть ворота перед носом московских было еще страшней: а ну, как не похвалят?

— И-и-игнат! — закричал монах, и показалось, что это ржет стрелецкий конь, озабоченный видением потрошеной русалки.

Прибежал белобрысый паренек, встал в проеме ворот и начал медленно рассматривать московских гостей. Он переводил мутные глаза с шапки одного на сапоги другого, не пропуская мелких деталей одежды. Его взгляд будто преодолевал сопротивление воздуха. Так птичье крыло или лодочное весло с усилием разрезает упругую среду. Разве что свиста и плеска не раздавалось.

Глаза недоумка прочерчивали по фигурам Архипа и Данилы уже третий косой «Андреевский» крест, когда привратник вернулся на пост вприпрыжку. За ним спокойно вышел человек в глухой рясе и под клобуком, надвинутым на глаза. Нижняя часть лица тоже была скрыта черным платком.

«А ведь жарко, — так прикрываться!», — улыбнулся Архип.

Гости и Прикрытый обменялись легкими поклонами. Прикрытый провел Архипа и Данилу во двор, затем в пустую трапезную.

Сели за стол. Из под черных тряпок последовал вопрос: чего нужно?

Разъяснили Прикрытому царский интерес.

Пришлось улыбаться вовсю: интерес-то дурацкий, брат… — как тебя?.. — Дионисий? — но другого не имеем. Есть у нас письмо от царского духовника отца Андрея, но показать имеем право только архиепископу, уж не обессудь.

Дионисий еще поспрашивал: как добирались, да когда обратно.

— Нам нужно вернуться до Третьего Обретения, но велено раньше недели не являться, вызнать дело получше.

— А вы будто не знаете?

— Да уж знаем, брат Дионисий, но царь пожелал опросить самых видных богословов. Нам ли, смиренным, ему разъяснять?

Дионисий кивнул и вышел. Вместо него в сумрачную трапезную впорхнули две другие черные тени. Они вопросов не задавали, а молча выставили на стол посудину с лапшой, выложили деревянные ложки и хлеб.

После обеда Архипа и Данилу развели в разные кельи, и только к вечеру провели к архиепископу.

Никандр Ростовский принял московских отроков, сидя в кресле. Были бы они настоящие монахи, он бы и встал для благословения, а так — нет. Кивнул на земные поклоны, благословил крестным знамением через три сажени пустого пространства. Середину этого пространства сторожил брат Дионисий. Он стоял в простенке двух сводчатых окон и был почти невидим.

Никандр прочитал завитки кремлевского письма, осторожно кивнул, сделал неуловимое движение пальцами белой руки на подлокотнике кресла.

Дионисий вышел из тени, поклонился архиепископу и просто под локти вывел москвичей вон.

— Вас позовут для беседы.