За шиповником росли другие кусты, на которых уже завязались ягоды. Рядом висела табличка, гласившая «Боярышник (Crataegus monogyna).» Уолтер без труда прочел эти слова, потому что они были написаны флюоресцирующими буквами и повторены на всех европейских языках. Такая табличка была бы уместна в оранжерее, возле с какого-нибудь кактуса, цветущего раз в столетие. Но в обычном саду, но рядом с заурядным боярышником? И тут, прямо у своих ног, он заметил растение c длинными зелеными стеблями, которые заканчивались фейерверком пушистых цветов. Уж его-то Уолтер успел опознать прежде чем табличка сообщила «Чеснок (Allium sativum).» Юноша втянул воздух и учуял знакомый запах. Согласно фольклору, и шиповник, и боярышник, и чеснок, ставший притчей во языцех, отпугивают упырей. Похоже, Штайнберги создали у забора полосу препятствий. Поодаль росла и бузина. Вообще-то, она не действует на вампиров, скорее на ведьм и злых фей, но тот, кто ее посадил, явно хотел перестраховаться.
К сожалению, ничего у Штайнбергов не получилось.
Когда Уолтер, оставляя на шипах клочья одежды, все же продрался через заросли и вышел на дорожку, на скамейке, посеребренной лунным светом, он разглядел Леонарда. Рядом с ним сидело ужасное видение. Жених и невеста были слишком поглощены разговором, чтобы глазеть по сторонам, но Уолтер на всякий случай упал на землю. Отсюда ему было слышно каждое слово. Говорила вампирша, как водится, про кровь. Уолтер достал распятие, но Гизела пока что держалась в рамках приличий. Закончив беседу, она так и не распорола Леонарду горло на прощание, но просто удалилась, и вечерний туман поглотил ее силуэт. Молодой Штайнберг как ни в чем не бывало пошел домой.
Уолтер остался сидеть на земле, чувствуя, что его мозг раздирают противоречивые мысли. Так ли плоха Гизела? Ведь она же не набросилась на Леонарда, хотя он был совсем близко. С другой стороны, она вымогала у него кровь, много крови… И так ли невинен сам Леонард? Не подался ли он в сообщники вампиров?.. И что же произошло с несчастной Бертой? Если она и правда убита, знает ли об этом ее брат? Возможно, они все тут в сговоре?.. И что ему теперь делать?.. И…и можно ли хоть как-то зашить проклятую штанину, потому что это его единственная пара брюк, а на новые пока что нет денег?
Поразмыслив, англичанин решил идти до конца. Он должен поговорить с Леонардом и получить ответы на все вопросы (кроме последнего, вряд ли этот разиня знает как вдеть нитку в иголку.) С этими намерениями Уолтер решительно направился к особняку.
Дом Штайнбергов представлял из себя огромный прямоугольник, сконструированный архитектором, который так и не вырос из детского увлечения аппликацией. Тот тут, то там были натыканы барельефы, горельефы, мозаика и разные другие элементы декора с неизвестными названиями. Тучные ангелочки устраивали соревнования альпинистов, а на карнизах восседали горгульи. Все это великолепие было покрыто тремя слоями позолоты. Когда у Уолтера перестал дергаться глаз, он поднялся по парадной лестнице — что было сродни восхождению на пирамиду — и робко постучал в дверь, которую сторожили два мраморных льва.
Перед ним возникла матрона в черном бомбазиновом платье с кружевным воротничком, скрепленном брошью из оникса. Серые глаза женщины недобро сверкали на одутловатом лице, губы были поджаты, а многоступенчатый подбородок плавно перетекал в массивную грудь. При виде посетителя экономка заколыхалась от негодования. В ее взгляде явно читалось, что подобный сброд должен стучаться у черного входа.
— Нищим не подаем, — бросила экономка, рассматривая Уолтера, как судья малолетнего правонарушителя.
— Вы не поняли! Мне нужно увидеться с Леонардом.
— У молодого господина неприемный день. Оставьте свою визитную карточку, — экономка ехидно улыбнулась, давая понять, что на такую цивилизованность с его стороны она и не рассчитывает.
К счастью, за спиной Цербера вдруг нарисовался Леонард, который решительно распахнул перед Уолтером дверь.
— Еще какой п-приемный! Это же Уолтер Стивенс, мой друг из Англии! Как мило, что вы ко мне заглянули! Я так и знал, что уникальные штаммы местных микроорганизмов не оставят вас равнодушным! Вы свободны, фрау Бомме, — кивнул он экономке, но ее тапочки пустили корни в паркете.
— Ваш отец велел докладывать, если в дом пожалуют незнакомцы. Пока герр Штайнберг не будет поставлен в известность, гостя я пропустить не могу.
Леонард автоматически поправил очки.
— Я за него ручаюсь, — произнес он, делая ударение на каждом слове.
— Даже так, сударь. Против прямого приказа я пойти не смею.
— Почему вы считаете, что ссориться со мной выгоднее, чем с моим отцом? Ведь я такой же, как он. У нас с ним одинаковый химический состав крови.
Уолтер в который раз подивился умению Леонарда изящно излагать свои мысли.
— Ваш отец ужасно разгневается, — сказала экономка, но уже без былой уверенности.
— Именно! Но я-то отделаюсь парой оплеух, а вам он может отказать от места, если сочтет, что вы увидели нечто не предназначенное для ваших глаз.
Некоторое время экономка переваривала услышанное. Затем ее губы медленно сложились в приветливую улыбку, которая забуксовала где-то в районе щек, так и не достигнув глаз. В глазах ее Уолтер по-прежнему отражался во всем своем ничтожестве.
— Угодно ли вашему гостю выпить чаю или кофе?
— И правда, Уолтер? — подхватил Леонард. — Или чего-нибудь покрепче? У нас отличный винный погреб. Там такая плесень растет, просто загляденье. А еще там есть вино, — добавил он снисходительно, — Фрау Бомме, какое у нас есть вино?
— И токайские, и балатонские, и шопронские вина, и «Бычья кровь.» Думаю, если хорошо поискать, найдется виски или что там в Англии любят пить, — последнее слово она произнесла тем тоном, который обычно зарезервирован для «лакать.»
— Благодарю, но не сейчас, — пробормотал гость.
— А вам, герр Леонард? — поколебавшись, предложила экономка. — Принести… чего-нибудь?
— Я так и подавно ничего не буду. За мной, Уолтер! Простейшие нас заждались!
Молодые люди поднялись по лестнице, покрытой ковром с таким ворсом, что в нем вязли ноги, и почти полмили шли по коридору, лавируя между кадками с пальмами.
— Скажите, Леонард… — начал Уолтер.
— Может, перейдем на «ты»? Мы ведь дружим уже 4 дня. Так долго со мной еще никто не дружил!
— Хорошо. Скажи, герр Штайнберг жестоко с тобой обращается? — спросил англичанин, жалея нового друга. Сколько на него свалилось — и сестра исчезла (или похуже), и невеста-вампирша требует крови, и папаша, судя по всему, угощает его тумаками.
— Отец бывает вспыльчивым, но главное не подворачиваться ему под горячую руку. Вернее, под холодную, — и Леонард улыбнулся лишь одному ему понятной шутке.
— И долго ты намерен сносить побои? Ты же взрослый человек! Тебе нужно уехать и самому строить свою жизнь! — сказал Уолтер, чуть не добавив «как я.»
— Не могу. Я его наследник и должен продолжать наше дело. Если бы ты только знал, Уолтер, сколь благородны начинания моего отца! — произнес юноша с благоговением, словно колбасный цех Штайнберга был вершиной гуманизма.
Уолтер посмотрел в сторону, силясь скрыть свое разочарование. Оказывается, Леонард не так уж простенек. Готов терпеть любые унижения, лишь бы в будущем заграбастать папашин капиталец. Ну и ну! Вот так семейка, один другому под стать!
Наконец они дошагали до кабинета молодого ученого. У двери Леонард улыбнулся, словно взрослый который вот-вот пустит ребенка к рождественской елке, затем картинно ее распахнул. Как только Уолтер вступил в комнату, на нос ему капнуло что-то липкое и теплое. Когда он поднял очи горе, то увидел на закопченном потолке зеленое желеобразное пятно. Так по описаниям выглядела эктоплазма.
— Это ничего, — засуетился Леонард, проталкивая его вперед. — П-просто неудачный эксперимент. Слишком долго нагревал жидкость, вот она и… Но потолок уже чище процентов на 80!