— Спокойнее, ритмичное дыхание средней глубины...
Инна смотрит в окно, она не здесь, она где-то там...
— Отдохните, больной... Пауза...
— Спасибо, Инна, я не устал.
— Все-таки передохните.
Она стояла у окна спиной к Андрею — тоненькая фигурка на фоне светлого прямоугольника. Что-то в ней было жалкое и не по девчоночьи скорбное: усталость, согнувшая плечи, или печальный поворот головы?
Андрею захотелось ее окликнуть, заговорить, но вся она была такой тускло-отчужденной, что он не стал этого делать, мало ли какие неприятности бывают у человека.
— Вас уже разрешают навещать? — неожиданно заговорила Инна.
— Пока нет. Людмила Григорьевна сказала, что на этих днях она позволит ненадолго...
— Значит, дело пошло на быструю поправку.
— Правда? — Андрею приятно было это услышать еще раз.
— Конечно. Людмила Григорьевна не любит рисковать. И если она разрешает визиты — значит, опасность миновала.
— Спасибо! — неизвестно за что поблагодарил Андрей.
И все-таки не удержался, спросил:
— У вас неприятности?
— У кого их не бывает... Вот и у вас...
— Я не в счет. Со мною что-то случилось из разряда чрезвычайных происшествий.
— Скажите, вы знаете, за что вас трубой?
Инна спросила это так, будто поддерживала светский разговор. Но Андрей все-таки уловил чуть заметные взволнованные нотки и удивился: с чего бы?.. Девушка отошла от окна и встала прямо против Андрея. Он увидел ее глаза — в них действительно пряталась тревога.
— Прежде чем ответить на ваш вопрос, мне хотелось бы задать свой: что с вами-то происходит?
— Заметно?
— Не очень, но в общем да.
— Со мною вот что происходит: ко мне мой новый друг не ходит, — чуть изменила слова поэта Инна.
— И только?
— Это очень много, Андрей Павлович! Теперь ваша очередь отвечать. Откровенность за откровенность.
Андрей недолго прикидывал: сказать или нет? И решился:
— Видите ли, я точно не знаю...
Инна чуть оживилась, тревога в глазах начала таять.
— Но догадываюсь... — продолжил Андрей.
— Вы сказали о своих подозрениях следователю?
— Нет, Инна. Предположения еще не факты. А ну брошу тень на ни в чем не повинных людей?
— Очень вы добренький, — грустно сказала Инна.
— Какой есть. В таких ситуациях случайности вредны.
— А они вас трубой. И случайность не то, что ударили, такие ни перед чем не останавливаются, а что остались в живых.
— Что же поделаешь...
— Может, ограбить хотели?
Андрей улыбнулся!
— Да нет...
Инна рассказала, как у них в доме чуть не зашибли до смерти одного жильца. И из-за чего? Из-за дубленки... Хорошо, что рядом проходил сосед с овчаркой. Не собака — телок... Милиционерам осталось только приехать и забрать грабителей.
— Всякое случается, — согласился Андрей. — К сожалению, и грабители еще встречаются, хулиганы. Однако что грабить у меня-то? Куртенку? А здесь явно поджидали в подъезде, выслеживали... Хотя бы поскорее выздороветь...
— Ну и что? — спросила Инна.
— А то, что я их буду искать.
— Мститель-одиночка?
— Не так примитивно. Просто должник. Я привык расплачиваться сполна.
Против желания в голосе у Андрея звучала злость...
— Хватит ли силенок?
— Потренируюсь на мешке с опилками. Тем более что я эту породу знаю, видел, какие они, когда писал серию репортажей об обитателях мест не столь отдаленных — в назидание некоторым потенциальным кандидатам туда...
— Интересная у вас работа, — вырвалось у Инны искренне.
Разговорившись, она стала мягче, исчезла неприязнь, она поглядывала на Андрея с любопытством и почти доброжелательно. Недолго поколебавшись, сказала:
— Андрей Павлович, я тоже немного знакома с бытом и нравами тех, о ком вы говорите. И мой вам совет — оставьте все как есть. Второй раз вас не тронут, а так можете налететь на крупную неприятность.
Было в этих словах что-то такое, что заставило Андрея принять их всерьез.
За тонкими стеклами окон, отделившими его от большого мира, в котором он совсем недавно чувствовал себя свободно и уверенно, а теперь смотрел на него как бы со стороны, шла своя жизнь. Вдали, за парком, в дымке, белыми прямоугольными парусами плыли многоэтажные здания, и квадраты серых окон казались ненужными, лишними на каменной ткани. По близкому шоссе — отсюда, с пятого этажа, была хорошо видна его нить — неслись автомашины, чтобы при въезде в город рассыпаться на множество струящихся ручейков. В ближней беседке больничного парка трое выздоравливающих в пижамах (интересно, почему все больничные пижамы, даже новые, кажутся такими мешковатыми, казенными?) забивали «козла» на столике, и на лицах их даже отсюда прочитывалось блаженное выражение вновь вкушающих маленькие радости бытия людей. Торопливо проходили сестры и врачи. К парню, тоже, видно, из выздоравливающих, приехала на свидание девушка, и они уходили, положив руки на плечи друг другу в глубь парка.
Там, за тонкими стеклами, было хорошо.
Андрей повернулся к Инне:
— Нет уж, я буду искать, милая девушка Инна! И еще у меня такое чувство, что вы, именно вы могли бы мне помочь, если бы, конечно, захотели.
— Придет же такое в голову! — то ли изумилась, то ли испугалась Инна. И резко, резче, чем ей хотелось бы, сказала: — Заболтались мы с вами. Приступим к очередному упражнению.
— Инна...
— Хватит, больной. Вдох поглубже, спокойнее...
Андрей покорился и четверть часа под команду Инны старательно делал упражнения. Вдох-выдох... Руки в стороны, вверх, расслабить, опустить... Полунаклоны влево, вправо, вперед... Приседание — раз, два, три, достаточно...
Простенькие упражнения давались трудно.
— Достаточно, больной, — наконец сказала Инна. — Отдыхайте. Постарайтесь дышать спокойно.
— Уже дышу спокойно, — слабо улыбнулся Андрей. — Можно вас спросить?
— Пожалуйста. Только без волнений. Вам эмоции вредны.
— Инна, почему вы сказали следователю, простите, неправду?
— Больной!.. — повысила голос Инна.
— Андрей или Андрей Павлович, — мягко поправил ее журналист.
— Больной, кто дал вам право...
Андрей ее перебил:
— Факты. А они, как известно, упрямая вещь.
— Какие факты?
— А вот какие. Вы, вероятно, действительно были на той же премьере в театре, что и я, вместе с Романом Жарковым. Но вся штука в том, что я не был еще с ним знаком, он не мог вам меня показать. И тем не менее вы меня тогда уже знали...
Инна покраснела:
— У вас, Андрей Павлович, комплекс подозрительности. Ну, может, Роман видел вас где-то раньше, и ему лестно было похвастаться, какой у него известный знакомый.
— Э нет, Инна. Вот что вы говорили Ревмиру Ивановичу, цитирую, у меня ведь профессиональная память: «Мой знакомый показал на Андрея Павловича и сказал: «Видишь того парня в сером костюме? Это Крылов, журналист».
— И все-таки, очевидно, Роман знал вас раньше. Мало ли откуда?..
— Вы еще очень точно заметили, что я был с девушкой.
— Это уже слишком, Андрей Павлович. Кто же ходит в театры в одиночку? Конечно, вы были с девушкой.
В палату заглянула Анечка, неприветливо бросила:
— Занятия давно закончились. Андрею Павловичу требуется отдых.
Анечка оставила дверь открытой.
— Кажется, она ревнует, — понимающе протянула Инна. — И смотрит на вас как на свою собственность.
— Недвижимую? — пошутил Андрей.
— Скоро вы прочно станете на ноги. И тогда...
— Что тогда?
— Анечке до вас не дотянуться. Из белой ее клетки вы выпорхнете на волю. Может быть, к той девушке, с которой были в театре. Бедная Анечка...
Инна сказала это с неподдельной грустью, и Андрей подумал, что из нее могла бы получиться неплохая актриса. Очень яркая, красивая девушка. И держится непринужденно, и разговор ведет легко, не выискивая слова — это дается тем, кто привык много общаться, бывать в разномастных компаниях, где не требуется глубина, достаточно внешней живости.