Изменить стиль страницы

Уединенная жизнь пустынников была утверждением ценности индивида, что было весьма необычно для того времени. В этом отношении весь Запад во многом обязан им за их способность переживать и доказывать такую автономность. В дополнение к культивации внутреннего Христа и поклонения Богу подчеркивание христианством распятия и воскрешения Христа установило массовый архетип процесса смерти-возрождения и заняло центральное место в западном сознании. Этот архетип остается центральным для трансперсональной практики и в наше время. Цикл годовых христианских праздников фокусируется на рождении, смерти и возрождении. Год за годом через чередование сезонов Рождества, Пасхи, Вознесения это время опять прославляется.

Пустынные отцы и матери практиковали медитативные молитвы для познания себя и внутреннего роста. Краткие цитаты из «Добротолюбия» показывают важность самоосознания духовного опыта, открытого через эти практики. В VI веке бенедиктианцы составили кодекс жизни монастырей, который известен как «Правило Св. Бенедикта». Одним из ключевых принципов был особый способ медитирования, называемый leсtio divina (лат.), который включает медитацию на короткой фразе или на отрывке из Писания. Направление практики состоит в том, чтобы привнести святую мудрость в практикующего. Медитация на Иисусе, или Иисусова молитва, становится главным направлением восточной ортодоксальной практики. Это исключительно хорошо описано в «Откровенных рассказах странника духовному своему отцу» – одним из наиболее популярных рассказов о мистической традиции восточного христианства – исихазме, которое более подробно будет описано в V главе. Медитативное поклонение Марии также широко распространяется в Европе.

Для современной трансперсональной психологии очень важны «трансперсональные картографии человеческой души», развитые рядом средневековых мистиков. В этом смысле весьма интересны работы Бонавентуры, который жил с 1217 по 1274 год и был профессором университета в Париже и общим министром при францисканцах. Его работа «Путешествие души к Богу» задает модель духовного развития и карту человеческого сознания. Связь человеческого сознания с Богом начинается с физической сферы, тела и чувств. Первый уровень сознания для Бонавентуры является наиболее присутствующим. Он любит сенсорный мир, и мистерия проявляется во Вселенной через чувства. Бонавентура направляет читателя взглянуть в естественные силы человеческого ума. Здесь он рассматривает память, воображение, математику, рассуждение и другие свойства ума и т.д. [9]. На картографию Бонавентуры опирался Данте в «Божественной комедии».

Западная модель психологического духовного развития происходит из традиций христианского мистицизма. Эта модель имеет свои корни в писаниях греческого философа III века Плотина, который концептуализировал духовное развитие как состоящее из трех стадий, включающих очищение, просветление и объединение. Очищение включает тот же тип эмоционального и мотивационного самоисследования, который Данте описывает в «Чистилище». Просветление, как кажется, происходит из прямого восприятия реальности, похожего на созерцание Бога Бонавентуры как бытия и как божественности. Плотиновская стадия объединения включает поглощение индивидуума в божественном и лежит в области чистого восприятия, иллюстрированного в дантевском слиянии с изначальной любовью и бонавентуровским преодолением рассуждения в экстазе. В своем исследовании мистицизма Э. Андерхилл описывает переживания многих христианских мистиков, расширяет эту модель до пяти стадий: пробуждение самости, очищение самости, просветление самости, темная ночь души и объединяющая жизнь (Андерхилл, 2000). Эта модель хорошо соответствует курсу духовного развития, описанного св. Терезой Авильской (текст XVI в. «Внутренний замок»). «Внутренний замок» представляет всепоглощающее и зрелое утверждение о прогрессе индивидуальной жизни как мистического брака индивидуума с Богом [240]. Такой путь особенно соответствует людям с богатым воображением, психическим осознаванием и сильной эмоциональностью.

Христианские мистики оправдывают это учение об обожествлении человека, представляя его как необходимое последствие воплощения – принятие Богом человеческой формы. В поддержку этого аргумента они ссылаются на авторитет отцов Церкви. «Он стал человеком для того, чтобы мы могли стать Богом», – говорит св. Афанасий. «Я слышал, – говорит св. Августин о своем периоде жизни, предшествовавшем обращению, – Твой голос, взывающий ко мне свыше: «Я – Пища тех, кто полностью вырос; расти, и тогда ты станешь питаться Мною. Это не превратит Меня в тебя, подобно тому, как ты превращаешь пищу в свою плоть, но таким образом ты сам превратишься в Меня». Экхарт лишь излагал точку зрения отцов Церкви, когда он писал: «Господь наш говорит каждой живой душе: «Я стал человеком для тебя. Если ты не станешь Богом – ради меня, – ты плохо поступишь по отношению ко мне» (цит. по: Уайт, 1996).

Первое, что вытекает из этих сообщений, из того выбора символов, которые мы находим в этих сообщениях, – это то, что великие мистики обеспокоены тем, чтобы любыми способами донести истину до нас, и что под обожествлением они имеют в виду вовсе не надменную цель своего отождествления с Богом; но это обожествление является переливанием их самости в Его самость и обретением доступа к новому порядку жизни, столь высокому и настолько пребывающему в гармонии с реальностью, что он может быть назван только лишь божественным. Снова и снова они уверяют нас, что личность не утрачивается, а становится более реальной. Так, Я. Бёме, пытаясь описать единство между словом и душой, говорит: «Я дам вам земное подобие этого. Наблюдай светящийся раскаленный кусок железа, который сам по себе черный и темный, и огонь, который проявляется и светит через это раскаленное железо, которое само начинает светиться. Железо не перестало быть железом, оно остается всего лишь железом. Источник огня тоже остается самим собой – он не вбирает в себя железо, но он проникает в железо и светит теперь через него. Это такое же железо, как было и до того, само по себе свободное от чего-либо, как и источник огня. Так же и душа по отношению к Божеству: Божество проявляет себя через душу и сияет в душе, в то время как душа не может постигать все Божество, – это оно, Божество, постигает душу, но не изменяет ее (и она не перестает быть душой) но лишь дает ей божественный источник Величия» (цит. по: Уайт, 1996).

Практика христианского мистицизма установила западную модель духовного развития. Она определила методы для исследования внутреннего мира и искания смысла жизни. Христианский мистицизм является одной из изначальных сохранившихся традиций духовной работы на Западе. Он повлиял на все школы глубинной психологии, включая трансперсональную психологию. Многие из его находок или традиций остаются важными и сегодня. По мере того как все больше исторических источников становится доступными, богатый диалог с трансперсональной психологией становится все более и более развернутым [135].

В последнее время в трансперсональной психологии произошло существенное расширение поля поиска, и от первоначальной ориентации в сторону Востока она устремились на поиск собственной почвы, в глубь европейской религиозно-философской и духовной традиции. В новых антологиях по гуманистической и трансперсональной психологии мы находим имена отцов-пустынников из «Добротолюбия», Бонавентуры, Я. Бёме, св. Терезы Авильской, Мейстера Экхарта, Э. Сведенборга, исихастов православной традиции.