Первый же взгляд, брошенный на плакат, не оставлял сомнений в том, что, живописуя гостя, хозяева не поскупились на краски. Себе они отвели более скромное место.

Это объяснялось не только долгом гостеприимства и учтивостью оркетских колхозников. Желая доставить удовольствие гостям, художник посчитался в то же время с некоторыми вполне реальными фактами.

Все знали, что санарийцы любят нарядно одеться и охотно носят оружие. Редко можно увидеть санарийца буднично одетым, разве только дома. Ни один уважающий себя санариец не покажется на людях иначе, как в черкеске и с кинжалом. Кроме того, они издавна славились размерами своих бород, которые в не столь отдаленном прошлом служили даже темою веселых басен и анекдотов. Правда в последнее время страсть санарийцев к черкескам и кинжалам несколько поостыла, а молодежь уже и вовсе пренебрегала старыми обычаями, но все же делегатам было приятно, что художник представил их в таком лестном виде.

Фигурам колхозников, приветствовавших друг друга, была отведена большая часть полотнища, однако Элико ухитрилась показать, хоть и в перспективе, новые насаждения и предприятия обоих колхозов.

В одном углу плаката зеленели стройные ряды лимонных и мандариновых деревьев. В другом кудрявились чайные кусты. По краям картины тянулись к небу заводские трубы. Клубы белого, точно вата, дыма художница разбросала по яркой синеве неба.

Элико с большой изобретательностью использовала все свободное пространство на полотне: у самых ног санарийца она провела дорогу и пустила по ней целую вереницу нагруженных доверху машин. Под рукою представителя Оркети художница изобразила силуэты недостроенных домов.

Машина медленно въехала в ворота, шофер хотел дать возможность пассажирам внимательно рассмотреть плакат и прочитать надпись.

Воздух содрогнулся от внезапно грянувших приветственных криков «ваша!» и дружных аплодисментов. Волна народа хлынула навстречу гостям.

— Привет вам, братья!

— Да здравствуют наши братья санарийцы! — раздавалось со всех сторон.

Торжественность встречи превзошла самые смелые ожидания санарийцев.

Крики «ваша»! и аплодисменты неслись даже с деревьев. Оркетские мальчуганы и девчушки усыпали деревья и приветствовали гостей, размахивая маленькими флажками.

Машина остановилась. Взволнованный председатель санарийского колхоза — его хорошо знали в Оркети — поднял руку, прося слова. Как раз в эту минуту в глубине двора над забором показалась голова Гвади Бигвы.

Гвади оглядел двор острым, разбойничьим взглядом, затем с буйной, можно сказать, разбойничьей, удалью перекинул свое тело через забор и соскочил на землю.

Народ приготовился слушать санарийского председателя и не отрывал глаз от машины. Никого не интересовало, что происходит где-то на задворках, Ни гости, ни хозяева не заметили Гвади.

Он осторожно, мелкими шажками перебежал двор и замешался в задние ряды колхозников. Был он очень взволнован и с трудом переводил дыхание.

С той минуты, как он скрылся от Геры, он чувствовал себя самым настоящим разбойником, который покинул дом и родное село, засел в лесу и избегает встречи с людьми.

Он уже целый час пребывал в таком состоянии. Но в конце концов не выдержал и решил хотя бы украдкой взглянуть на колхозный праздник.

При других обстоятельствах Гвади, само собою разумеется, стоял бы у всех на виду и не упустил бы случая завести приятную беседу с санарийцами. Но сейчас он боялся попасться Гере на глаза.

Он притаился за спинами стоявших впереди людей. С другой стороны его защищал ствол старой ольхи. Никто не обратил на него внимания, все были заняты машиной с гостями. Гвади успокоился, осмелел и стал обозревать передние ряды.

Вот Гоча стоит возле самой машины санарийцев. И сам он как две капли воды похож на санарийца — статный, рослый, с длинной бородой. Он на целую голову выше своих односельчан. Гвади обуяла зависть.

«Скажите пожалуйста, куда полез! — чуть было не выразил он вслух свое негодование. — Уж не оттого ли так расхрабрился, что заключил мировую с Зосиме и целый день бок о бок с ним проработал в лесу? Так чего же ты, милый мой, хвастал: „Ничего мне от вас не надо!..“ Испугался? И забыл о том, как тайком подсылал ко мне посла, умоляя уступить часть моих досок? Я же сразу угадал, что это ты подослал Арчила. Раз так, милости просим, — становитесь и ты и твой Пория не где-нибудь, а рядышком со мною. Я в бегах, но и у вас рыльце в пуху, и нечего вылезать вперед…»

Так рассуждал Гвади, и глаза его со жгучим нетерпением бегали по рядам: не стоит ли где-нибудь среди почетных гостей и Арчил Пория? Однако Пория не было видно. Гвади недоумевал. «Что бы это могло значить? Еще не было случая, чтобы Арчил пренебрег торжественным собранием, — подумал Гвади, заподозрив что-то неладное. — Уж не арестован ли, окаянный?» Председатель санарииского колхоза начал говорить, и речь его привлекла внимание Гвади.

Оратор перечислял успехи, достигнутые санарийцами благодаря социалистическому соревнованию с соседним колхозом.

— Вы — передовики, товарищи, вот почему мы всегда готовы идти за вами, — говорил он, отдавая пальму первенства правлению оркетского колхоза. Гвади, с интересом слушая речь и размышляя по поводу нее, сам того не заметив, вышел из-за своего прикрытия, как вдруг над его головой прозвучал голос Чиримии:

— Посмотри, бабайя, где я!

Гвади даже присел от неожиданности. Глянул вверх.

Чиримия пристроился между стволом ольхи и обвивавшей ее многолетней виноградной лозой. За поясом у него торчала вырезанная из дранки сабля, в руке был флажок.

— И я тут, бабайя! — послышался голос Кучунии, забравшегося куда-то повыше.

Взгляд Гвади побежал вверх по стволу: все его птенцы расселись на ветвях, один над другим. Только Бардгуния отсутствовал. Гутуния взгромоздился на самую макушку ольхи, его почти не было видно. Испугался Гвади, как бы дети не свалились. Забыл вдруг о том, что он в бегах, по лесам скитается, и о том, что его вот-вот могут изобличить.

— Слезайте! Сейчас же слезайте, будьте вы прокляты! — раскричался Гвади и стал искать палку, чтобы согнать детей с дерева.

В эту минуту откуда-то вынырнул Бардгуния в новеньком галстуке, и с ним целая толпа таких же подростков.

— Не бойся, бабайя! — успокоил он отца. — Чиримию я сам подсадил. Внизу он всем под ноги лез, там ему будет спокойнее… Тебя Гера давеча искал. Все спрашивал, где ты: дело, говорит, есть к отцу. Ты его видел?

— Тшш… — предостерегающе шикнул Гвади, прикрывая мальчику рот рукой.

Затем быстро отошел от сына в поисках более надежного, укромного местечка. В это время председатель санарийского колхоза уже закончил свою приветственную речь. Санарийцы соскочили с машины и здоровались с соседями, пожимая им руки.

— Пожалуйте соседи, пожалуйте! — донесся до Гвади среди общего шума зычный голос Гочи Саландия.

— Поглядите на него! Каков! А? — воскликнул Гвади.

Гоча расчищал дорогу санарийцам. Он был, как и гости, одет в черную черкеску, на поясе висел кинжал.

— Молодчина наш Гоча! — восклицали в толпе. — Куда санарийцам до него!

Ради чести родного колхоза оркетские крестьяне не только простили Гоче все дрязги и свары, но и позабыли о них, до того он пленил их благородной осанкой и достойными манерами.

А Гвади грызла досада: «Почему я не с ними!» Его неудержимо тянуло к гостям, поговорить с новыми людьми, поспорить — но что поделаешь?

Знатные люди Оркети вместе с санарийцами взошли на террасу. Начался митинг. Представители обоих колхозов произнесли речи о целях и условиях соревнования. Приступили к выборам.

Санарийцы стали называть своих кандидатов. Среди них Гвади услышал знакомые имена. Предложения санарийцев встречались всеобщими аплодисментами.

— Не пойму я, о чем идет речь, зачем их называют?..

Гвади загорелся любопытством и стал протискиваться вперед. Вскоре он понял, что санарийцы называют фамилии своих кандидатов в члены комиссии, которой поручается наблюдать за строительством, за точным исполнением договора о соревновании. Эти избранники затем должны будут дать окончательную оценку результатов соревнования.