— А сотовый проверял, так и не пашет? — спросил Леша.

— Да проверял, — сказал Дима, — уже несколько раз.

— Ну, давай тогда, шевели поршнями, — благодушно сказал Леша, — да, подожди, ослопуп хренов! Куда, блин, ломанулся? Короче, если откроет кто, ты сразу не звони, а зови нас, нé хрена там, один будет звонить, потом другой. Пойдем все сразу. Понял?

— Да, понял, понял, — сказал Дима, неопределенно улыбаясь. — Все. Сейчас вернусь.

Дима хлопнул дверью, и было слышно, как его шаги затопали наверх. Леша со Славой остались вдвоем в незнакомой квартире.

Квартира была двухкомнатная и странной планировки: кухня и гостиная выходили в одну сторону, а полутемная спальня — в другую, забирая пространство у соседней квартиры, находившейся за стеной, так что ей, по расчетам Леши, почти не оставалось места. Посреди спальни стояла широкая кровать, покрытая шерстяным одеялом неуютного салатового цвета. Одеяло свисало с обоих боков до пола. Кровать была белая и скрипела. Изголовье ее представляло собой низкий длинный шкафчик, занимающий почти всю стену от края до края и оборудованный выдвижными ящиками. У входа стоял белый, в тон кровати, одежный шкаф. На цвет обоев Слава не обратил внимания: он никогда не обращал внимания на такие вещи.

— Во, и кровать двуспальная, — сказал Леша, пнув ногой деревянную изогнутую ножку. Кровать сдвинулась, заскрипев. — Как раз для вас с Димычем.

— Почему для нас? — не понял Слава.

— Почему, почему. Потому что вы педики траурные, оба два.

— Ой, вообще, — сказал Слава постно, — вот как было бы хорошо, если бы какой-нибудь такой махровый голубой, причем активный партнер, тебя, гад, оттрахал прямо на улице, чтобы все твои скотские мысли выбить напрочь!

Леша, совершенно не обидевшись, громко заржал, приняв слова Славы за чрезвычайно смешную шутку.

Слава с постным лицом вышел из спальни и вернулся в гостиную, оглядывая ее. Это была достаточно просторная комната, самая светлая из всех, с окном, занимавшим половину противоположной стены и завешенным белой дымчатой занавеской; сквозь нее струился пасмурный свет. Под окном на тумбе стоял черный телевизор. Он выглядел сиротливым и заброшенным, как будто его давно не включали; выпуклый экран был покрыт пылью. Вдоль правой стены стоял старый плюшевый диван, вполне способный вместить трех человек. На левой стене, напротив дивана, висел простенький весенний пейзажик в золоченой раме; под ним были два парных плюшевых кресла, а между ними — маленький журнальный столик. В углу, у окна, почти до потолка возвышался темно-коричневый шкаф. Застекленные дверцы распахивались в стороны. Стекло было прозрачным, но с коричневым оттенком, под стать всей приглушенной обстановке комнаты. Сквозь окошки тускло блестел на стеклянных полках хрусталь. Пол выложен бледно-коричневым скрипучим паркетом, совершенно не гармонировавшим с мебелью. Кроме того, в комнате стояли два деревянных стула совершенно непонятного предназначения: сидеть на них за низким столиком было неудобно.

В маленькой пустынной прихожей стоял низенький пуфик. Слава потерянно уселся на него, хотя в гостиной были кресла и диван, и, прислонившись спиной к стене, стал ждать Диму. Коридор был совсем небольшой, но казался длинным, возможно, оттого, что был темен и узок. В квартире висел неуютный чужой запах. Слава слышал, как Леша хозяйничал на кухне, грохоча сковородами и кастрюлями и периодически матерясь. Слава был голоден, в животе у него урчало. Он прошел на кухню и обнаружил на столе кусок черствого белого хлеба. Не раздумывая, он съел его. Леша шумно открывал и закрывал полки и шкафчики. Слава помолчал. Искать еду при Леше ему почему-то было неудобно. Он вдруг почувствовал, что все тело у него холодное, как ледышка.

— А че я здесь сижу-то? — опомнился он. — Пойду вообще в ванную. Жрать перед душем все равно нельзя. А вы вообще тут что хотите, то и делайте.

— Ага, давай, лезь, — сказал Леша, — и можешь не вылезать. Щас еще хозяева тебе настучат по рубцу.

— Да мне пофигу, — огрызнулся Слава, — я тут из-за вас чуть от холода не сдох. Еще из-за каких-то несуществующих хозяев я буду тут заболевать. Хрен вам. Да я все равно заболею, так что это все бессмысленно.

Пройдя по коридору, Слава отворил белую дверь ванной. Выключатель щелкнул, осветив бледную бесцветную плитку, голубую тесную ванну, красный прямоугольник махрового полотенца на сушителе. Плитка кое-где отвалилась. Над маленькой раковиной была прибита стеклянная полочка, на которой стоял шампунь в зеленой бутылочке и пустая почему-то мыльница. Они отражались в разводах настенного зеркала. Потолок здесь был еще ниже, чем в комнатах.

Разобравшись с душем, Слава с шипением включил его и обмыл ванную: ему было неприятно лезть в нее после хозяина. Он разделся, свалив одежду на пол, влез в скользкую голубую эмаль и заткнул круглую черную дыру пробкой. Вода начала набираться, обнимая его снизу. Верхнюю часть тела охватил приятный озноб. Он только сейчас понял, как замерз: пальцы ног еще долго не хотели согреваться даже под колыхающимся прозрачным теплом. Потом его стало обволакивать сонное одурение. Масса горячей воды давила на него, он стал шумно отдуваться. Однако, он не вылезал из ванны, решив полностью вытопить из тела холод: он знал, что иначе заболеет. Он слышал сквозь шум льющейся воды, как хлопнула входная дверь: вернулся Дима. Потом Леша чего-то крикнул, по всей видимости, ему, но Слава даже не пошевелился: горячая вода уже бултыхалась у него где-то в голове, ванную окутал пар, зеркало на стене помутнело, руки и ноги стали тяжелыми, как мешки.

…Когда он вышел на кухню, в прохладу квартиры, натянув на себя свою одежду и чужие тапочки, Дима с Лешей сидели за кухонным столом. На столе перед ними стояли две зеленые бутылки 'Монастырской избы' и несколько пустых тарелок. Слава вытаращил глаза.

— Это вы где вино нашли? — изумленно сказал он.

— А-а, — сказал Дима довольно, — а вот не скажу. Если я вам скажу, вы еще найдéте!

— А, так это ты с собой принес! — догадался Слава.

— Нет, — сказал Дима, — не с собой. Кто бы мне бесплатно вино дал? — Он засмеялся. — И тем более нет никого. Я здесь, в квартире и нашел.

— Я говорю: этот ослопуп хуже Васька, блин! — сказал Леша, не удерживаясь, однако, от улыбки. — Это ж надо таким алкоголиком быть. Я офигеваю вообще с вас!

— Две бутылочки, — сказал Дима весело, — на нас троих как раз хватит. А потом еще найдем. Щас бы еще пивка…

— Вообще, — сказал распаренный Слава, — я, если честно, тоже просто удивляюсь на некоторых. Главное, еду он не нашел ни разу. А выпить сразу нашел!

— А! Еда тоже есть, — сказал Дима. — Вон яйца в холодильнике лежат. Полный холодильник яиц! И больше ничего нет! — Дима снова засмеялся. — Леха нашел.

— Как, вообще одни яйца, что ли? — удивился Слава.

— Ну, да.

Слава открыл холодильник. Все верно. Странно.

— Бл…, здесь просто ослопуп какой-то живет, в натуре, — сказал Леша.

— Ну, — сказал Слава, — удивляться нечему.

— Ни х… себе, нечему! — сказал Леша.

— Я в смысле, что уже пора перестать удивляться, — сказал Слава, — сам факт, что мы здесь находимся, да еще зимой, мягко говоря, достоин удивления. Так что, то, что тут одни яйца лежат, это… чего тут удивляться вообще? Блин. Ну, вы все поняли, короче. Это все ерунда по сравнению со всей картиной в целом.

— Интересно, этот балбес тут один живет? — спросил Дима.

— Ебстественно, — сказал Леша. — Какой-то дебил типа меня. Я когда дома один остаюсь на выходные, маманька с батей валят на дачу, у меня такой же срач стоит и жрать нечего! — Леша заржал.

— Ну да, главное, никаких женских вещей нет, — сказал Слава, — вы заметили? Я заметил. Один мужские. Посмотрите.

— Да-а, точно! — сказал Дима, сделав круглые глаза.

— Дрочок траурный, — высказался о хозяине Леша.

— Позвонить не удалось? — спросил Слава.

— Нет, — сказал Дима, — Я же говорил, никого нет. Я уж устал по этажам бегать.