На уравнительной основе давали лишь минимальные условия для достойного существования и развития человека — жилье, скромную пищу (через низкие цены), медицину, образование, транспорт и культуру. Через эти каналы человеку давался набор жизненных благ как члену огромной общины (СССР). В 1989 г. (последний год советского уклада жизни) доходы всего населения СССР составили 558 млрд. рублей, а расходы государства и предприятий на социально-культурные нужды 176 млрд. руб. (т.е. 31,5% от денежных доходов населения). Уравнительная компонента в распределении первого жизненного блага — пищи — гарантировала здоровое, но минимальное потребление.

Очевидно, что те работники, которые в силу разных (в том числе неуважительных) причин трудились менее умело или старательно, в общем относились к категории низкооплачиваемых. То есть, уравниловка действовала в их пользу. Но ведь уровень потребления людей с низкими доходами в СССР был действительно минимальным — на грани допустимого. Равенство в потреблении, которое якобы нас губило — ложь, сознательно вбитая в наш мозг.

Крупнейший экономист нашего века Дж.Кейнс был в России и изучал нашу экономику. Он был противником социализма, но считал его великим экспериментом. В своих экономических обзорах он, в частности, пытался развеять миф об уравниловке. В 1925 г. он писал: «Я не считаю, что Русский Коммунизм изменяет или стремится изменить природу человека, что он делает евреев менее жадными, а русских менее экстравагантными, чем они были… Но в будущей России, видимо, карьера «делающего деньги» человека просто невозможна как доступная для респектабельного человека сфера деятельности, как и карьера вора-взломщика либо стремление научиться подлогам и хищениям. Каждый должен работать на общество — гласит новое кредо — и, если он действительно выполняет свой долг, общество его всегда поддержит. Подобная система не ставит целью понижать доходы, уравнивая их, — по крайней мере на нынешней стадии. Толковый и удачливый человек в Советской России имеет более высокие доходы и живет благополучнее, нежели все другие люди». А ведь Кейнс пишет о 20-х годах, когда уравнительство было выражено сильнее, чем после войны.

Пусть бы политики сказали не туманно об уравниловке вообще, а прямо: они-де считают, что потребление людей с низкими доходами в позднем СССР надо было снизить, а то они объедали справных работников. И если они, эти политики, придут к власти, то даже эту скромную уравниловку искоренят: если в 1989 г. люди с низкими доходами ели мяса в четыре раза меньше, чем люди «среднего достатка», то в будущем пусть едят в десять раз меньше — так справедливее. Да такого не осмелится сказать никакая Хакамада (прости, Господи).

Что эту глубинную суть России, на которой и привился наш социализм, хотят сломать Гайдар с Чубайсом — понятно. Но почему это обещает КПРФ? Может, партии приходится следовать за мнением трудящихся? Да нет, уже в начале реформы это мнение стало жестко уравнительным. В октябpе 1989 года на вопpос «Считаете ли вы спpаведливым нынешнее pаспpеделение доходов в нашем обществе?» 52,8% ответили «не спpаведливо», а 44,7% — «не совсем спpаведливо». Что же считали неспpаведливым 98% жителей СССР? Hевыносимую уpавниловку? Совсем наобоpот — люди считали pаспpеделение недостаточно уpавнительным. 84,5% считали, что «госудаpство должно пpедоставлять больше льгот людям с низкими доходами» и 84,2% считали, что «госудаpство должно гаpантиpовать каждому доход не ниже пpожиточного минимума». Hо это и есть четкая уpавнительная пpогpамма.

Отвергая эту программу, левая оппозиция вступает в противоречие и со своими утверждениями о приверженности к традиционным ценностям России. Ведь в России уравнительный идеал сохранился так глубоко, что мы этого даже не замечаем! В «Новом мире» была повесть С.Ю.Рыбаса о том, как вводился НЭП на шахтах Донбасса. Против «хозрасчета» выступали самые сильные забойщики — те, кто как раз должен был выиграть от ликвидации уравниловки. А когда реформу провели, именно самые сильные шахтеры умерли от голода — они старались поддержать слабых. С.Ю.Рыбас даже привел список умерших с одной шахты.

А вспомните фильм «Место встречи изменить нельзя». Там бандит спасает своего бывшего командира Шарапова за то, что он «не ел свой офицерский доппаек под одеялом, а делил его поровну с солдатами». Подумайте, насколько уравнительным должно было быть мышление, если офицер, съедавший дополнительные крохи пищи, считался выродком. Если он это и делал, то тайком, под одеялом! А ведь эта добавка была не только законной, но и разумной, она хоть немного компенсировала перегрузки офицера. И ведь сценарий — либералов Вайнеров! Даже они не заметили, что написали.

В чем же дело? Ведь антиуравнительные обещания КПРФ противоречат всей ее идеологии — идее справедливости, типу нашей цивилизации и даже массовому общественному мнению. Зачем же эти декларации? Думаю, здесь лидеры оппозиции попали в методологическую ловушку. Стремясь сломать уравнительный принцип как хребет советского строя, противник представил этот принцип ложным понятием. Уравниловка — это, мол, когда хороший токарь получает столько же, сколько лентяй и неумеха. Фундаментальная вещь подменена дефектом сугубо организационным, совсем другого уровня. Никакого отношения к общественному строю, к конкурентному или солидарному типу жизни этот дефект не имеет. Над его искоренением в США бьются так же, как и в СССР, с теми же трудностями и неудачами. Это — вообще другая проблема.

Я считаю, что созданный в общественном сознании страшный образ советской уравниловки — идеологический фантом, который был эффективно использован в манипуляции сознанием. Включив это ложное понятие в свои документы, наша левая оппозиция или приходит к отказу от социальной сути советского строя, или делает свои утверждения внутренне противоречивыми. Снять эти противоречия в любом случае полезно.

Национальные отношения в советском проекте. В этом плане лидеры левой оппозиции, фактически, присоединились к тезису патриотов-антикоммунистов о том, что советский строй был если и не антинациональным, то во всяком случае вненациональным. И именно русский народ был самой страдающей частью советского народа. При этом выдвигается странное для коммунистов положение о возможности установления, при «правильной» национальной политике, утопического межклассового согласия.

Г.А.Зюганов дает такую формулу (и даже выносит ее в эпиграф главы своей книги «Держава», изданной в 1994 г., то есть, считает очень важной): «Воссоединив «красный» идеал социальной справедливости… и «белый» идеал национально осмысленной государственности…, Россия обретет, наконец, вожделенное общественное, межсословное, межклассовое согласие». Рассмотрим эту формулу.17

Ясно, что «красный» идеал в этом тезисе воплощен в советском проекте, а «белый» — в радикальном антисоветском Белом движении. Иначе понять невозможно. Белое движение — вполне реальное историческое явление. Оно изучено довольно основательно, причем многими несоветскими и антисоветскими мыслителями.

Формула утверждает, что «красный» советский проект был лишен чувства «национально осмысленной государственности» и сосредоточился исключительно на идее социальной справедливости. Национальное чувство, государственный патриотизм, напротив, нашли своего носителя в «белом» движении. Теперь, мол, пришла пора оба идеала соединить.

Это — тяжелейшее обвинение советскому строю. Фактически, его отрицание. Речь в этой формуле идет не о том, чтобы что-то менять в практике советской жизни (менять надо было многое, на то и практика). Предлагается принципиально изменить набор идеалов — манящей звезды. Приговор в том и состоит, что советский набор идеалов признан негодным.

В то же время это — создание неверного образа «белого» проекта. Какие основания есть сегодня считать Белое движение носителем идеи «национально осмысленной государственности»? Что вообще понимается под этой идеей? Д.И.Менделеев, приступая к созданию «россиеведения», поставил в этой идее условие-минимум: «уцелеть и продолжить независимый рост» России. Если же при этом она становится сильной развитой державой, значит, задача русской государственности выполнена не на минимальном, а на высоком уровне.