11. Есть ещё одно необходимое требование, связанное с применением дисциплины. О нём говорил св. Августин, когда спорил с донатистами: если отдельные члены Церкви заметят, что пресвитеры проявляют небрежение к исправлению пороков, они тем не менее не должны в знак возмущения удаляться от Церкви. Равным образом пастыри не должны оставлять своё служение или возмущать Церковь неумеренной суровостью, если им не удаётся очистить и исправить все прегрешения своей паствы, как им того хотелось бы. Ибо Августин поистине прав, когда говорит: всякий, кто исправляет порицанием то, что можно исправить, и исключает то, что нельзя, не нарушает единства Церкви; а что нельзя исключить, не нарушая единства, то терпит, - всякий поступающий таким образом свободен от осуждения и не повинен во зле (Августин. Против послания Пармениана, II, I, 3 (MPL, XLIII, 51)). Обоснование такой позиции Августин даёт в другом месте. По его мнению, способ и правила поддержания надлежащего порядка в Церкви должны всегда иметь в виду сохранение единства духа в союзе мира (Эф 4:3). «Так велит поступать апостол. Когда же мы поступаем иначе, лекарство наказания оказывается не только излишним, но даже пагубным, а следовательно, перестаёт быть лекарством» (Там же, III, I, 1 (MPL, XLIII, 81)). И далее Августин добавляет: «Кто тщательно взвесит эти вещи, тот не откажется применить строгость, желая сохранить единство, и не порвёт уз согласия неумеренностью в наказании» (Там же, II, 15, (MPL, XLIII, 94)).
По убеждению Августина, не только пастыри должны прилагать усилия к очищению Церкви от всех пороков, но каждый на своём месте обязан стремиться к той же цели. А кто не берёт на себя труд увещевать, обличать и исправлять грешников, хотя и не благоприятствует им и не грешит, как они, всё равно виновен перед Богом. Более того, если человек, исполняющий публичное служение в Церкви, может отлучить нечестивцев, но не делает этого, он совершает грех в своё собственное осуждение. Августин только предупреждает о необходимости соблюдать здесь осмотрительность, как того требует Господь, и не выдёргивать вместе с плевелами пшеницу (Мф 13:29) (Там же, I, 2 (MPL, XLIII, 83)). В заключение он делает следующий вывод вслед за св. Киприаном: «Итак, пусть человек милосердно исправляет то, что может; а что не может, пусть терпеливо сносит, воздыхая о том с любовью» (Там же, II, 15, (MPL, XLIII, 94); Cyprianus. Epist. 59, XVI (MPL, III, 851)).
12. Причиной, побудившей Августина высказаться на эту тему, стала чрезмерная суровость донатистов. Замечая в Церкви пороки, которые осуждались епископами словесно, однако не карались отлучением (потому что епископы не ожидали от этого пользы), донатисты возмутились против епископов и заклеймили их позором как отступников от дисциплины. Хуже того, они вызвали в Церкви раскол, отделившись от собрания верующих, подобно нынешним анабаптистам, которые считают христианской только ту общину, где уже достигнуто ангельское совершенство. Так под видом усердия они разрушают всё церковное устроение. «Люди этого сорта, - говорит св. Августин, - жаждут и силятся привлечь к себе простецов или разделить их, соблазняя видимостью. Они поступают так не из ненависти к чужим грехам, а из страсти к спорам, раздуваемые гордыней, влекомые упрямством, подстрекаемые недобросовестным хитроумием, дышащие мятежом. А чтобы никто не заметил, что они лишены света истины, они прикрываются строгостью и суровостью. Заповеди Писания о том, что надлежит исправлять пороки наших братьев, соблюдая единство и любовь и применяя мягкие средства, они превращают в источник раскола и нечестивого разделения в Церкви» (Августин. Цит соч., I, 1 (MPL, XVIII, 81 p.)). «Так Сатана принимает вид Ангела света (2 Кор 11:14), якобы внушая людям строгость, а на деле побуждая их к бесчеловечной жестокости. Ибо он стремится к одной цели: разрушить союз мира и единства; и это поистине единственный способ, каким он может нам навредить» (Там же, I, 3 (MPL, XLIII, 85)).
13. Все эти слова принадлежат св. Августину. Высказываясь таким образом, он особо подчёркивает, что если весь народ поражён пороком, как заразной болезнью, необходимо умерить суровость милосердием. Ибо отделение - дурное и опасное решение, которое всегда несёт пагубные последствия, так как скорее смущает благочестивых, но колеблющихся людей, чем исправляет закореневших во зле нечестивцев (Там же, II, 14 (MPL, XLIII, 93)).
Давая такой совет другим, Августин сам следовал ему, когда в том возникала нужда. Так, в письме епископу Карфагена Аврелию он сетует на пьянство, широко распространившееся тогда в Африке и столь сурово осуждаемое Писанием, и побуждает названного епископа созвать провинциальный собор для решения этого вопроса (Августин. Письма, 22 (Аврелию), I, 4 (MPL, XXXIII, 92)). Но затем добавляет: «Я убеждён, что эти вещи следует устранять не чрезмерной строгостью, а более мягкими средствами, скорее наставлениями, чем предписаниями, и увещеваниями, чем угрозами. Ибо так надлежит поступать, когда порок обнаруживается во всём народе. Но если число грешников не столь велико, нужно проявлять большую суровость» (Там же, 5 (MPL, XXXIII, 92)).
Однако Августин не имел в виду, что епископ должен молчать или делать вид, что ничего не замечает, если не может покарать общие грехи. Об этом он тоже говорит. Но он хочет, чтобы наказание было достаточно умеренным и лекарство не обратилось в яд. Поэтому в третьей книге против Пармениана после долгих рассуждений на эту тему он приходит к следующему заключению: «Итак, мы ни в коем случае не должны пренебрегать предписанием апостола об отлучении нечестивых, если это можно сделать без риска вызвать смуту, каково и было намерение апостола. Но следует также заботиться о том, чтобы, снисходя друг ко другу, мы прилагали старание к сохранению единства» (1 Кор 5:7; Эф 4:2) (Августин. Против послания Пармениана, III, II, 16 (MPL, XLIII, 95)).
14. Другая часть дисциплины, в собственном смысле не связанная с властью ключей, состоит в том, что пастыри в соответствии с потребностями времени призывают народ либо к посту, либо к торжественным молитвам, либо к другим упражнениям в смирении и покаянии. Относительно этих вещей Бог не дал чёткого правила в своём Слове, так как предпочёл оставить их на усмотрение Церкви. Тем не менее их соблюдение весьма полезно и потому всегда практиковалось в древней Церкви. Но не апостолы были их изобретателями - они имели в качестве примера Закон и Пророков. Ибо всякий раз, когда случалось нечто важное, созывался народ, объявлялся пост и возносились молитвы Богу [Иоил 2:15; Деян 13:2-3]. Таким образом, апостолы последовали тому образу действий, который, как они знали, был не нов для народа Божьего и должен был оказаться полезным.
Подобное обоснование можно привести и в отношении прочих средств и упражнений, призванных побудить народ к исполнению долга или удержать его в послушании. Примеры тому рассеяны в разных местах Священной истории, и здесь нет нужды их перечислять. Но вот общий итог того, что нам следует иметь в виду: если в христианском народе возникнет разногласие, чреватое тяжелыми последствиями, или встанет вопрос об избрании служителя, или потребуется решить какое-нибудь трудное и весьма важное дело, или обнаружатся признаки гнева Божьего - например, чума, война или голод, - во всех подобных случаях во все времена полезный святой порядок требует, чтобы пастыри призвали народ к посту и к особенно усердным молитвам. А если кто-либо не захочет принять ветхозаветные свидетельства на этот счет как не подобающие христианской Церкви, пусть знает, что им не отказывались следовать сами апостолы.