4. Таким образом, как дела соотносятся с людьми, так совесть соотносится с Богом. Поэтому добрая совесть есть не что иное, как внутренняя цельность сердца. Именно в этом смысле Павел говорит, что исполнение Закона есть любовь от чистого сердца, доброй совести и нелицемерной веры (1 Тим 1:5). Он показывает, чем совесть отличается от простого знания, когда замечает, что некоторые, отвергнув добрую совесть, потерпели крушение в вере [1 Тим 1:19]. Тем самым он хочет сказать, что совесть есть живое чувство почитания Бога и подлинное усердие к чистой и святой жизни.

Иногда понятие совести связывается с делами, касающимися людей. Например, св. Павел говорит в Деяниях апостолов, что старается иметь непорочную совесть пред Богом и людьми (Деян 24:16). Но под этим нужно понимать не что иное, как то, что внешние плоды непорочной совести достигают людей. Однако совесть в подлинном смысле, как я уже отмечал, относится к одному Богу.

Поэтому мы говорим, что Закон связывает совесть, в тех случаях, когда он целиком и безоговорочно обязывает человека, причём не в его соотнесённости с ближними, а так, словно речь идёт исключительно об отношении между человеком и Богом. Например: Бог велит нам не только хранить сердце чистым от всяческой похоти, но и воздерживаться от непристойных слов и выражений. Даже если бы на земле не было ни одного живого человека, всё равно я был бы обязан соблюдать в душе этот закон. Ибо, преисполняясь похоти, я грешу не только тем, что ввожу в искушение братьев, но и согрешаю перед Богом, преступая заповедь, положенную Им между мною и Собою.

Что же касается нейтральных вещей, здесь дело обстоит иначе. Здесь нам следует проявлять воздержание, дабы не оскорблять братьев. Но совесть наша свободна и не связана. Это показывает и св. Павел, говоря об идоложертвенном: «Если кто скажет вам: это идоложертвенное, - то не ешьте ... ради совести ..., совесть же разумею не свою, а другого» (1 Кор 10:28 сл.). Будучи, предупреждён, верующий согрешил бы, если бы стал есть, и тем самым оскорбил ближнего. Но хотя Бог и велит ему воздерживаться от такой пищи из любви к ближнему, тем не менее совесть верующего остаётся свободною. Итак, мы видим, что этот закон ограничивает только внешние дела, но совесть оставляет свободной.

5. Теперь обратимся к человеческим законам. Если цель их в том, чтобы лишь подчинить нас, словно их соблюдение само по себе является необходимым, тогда мы утверждаем, что наша совесть обременена излишней тяжестью. Ибо совесть имеет дело с Богом, а не с людьми. И только Словом Божьим должна она управляться и определяться. Действительно, именно таков смысл общепринятого и разделяемого всеми школами различения между юрисдикцией в области дел гражданских и политических, с одной стороны, и юрисдикцией относительно совести - с другой. Хотя весь мир погружен в глубочайший мрак невежества, всё же остаётся, как проблеск света, понимание того, что для совести существует особый суд, который выше людского суда. Правда, есть много таких, кто признаёт этот факт на словах, но отбрасывает на деле. И всё же Бог, дабы избавить совесть христиан от людской тирании, пожелал христианской свободы.

Однако мы ещё не разрешили ранее возникшее затруднение (затруднение, вызванное словами Павла (Рим 13:5) о том, что повиноваться надобно не только из страха, но и по совести).

Ведь если земным властям нужно повиноваться не только из страха перед наказанием, но и по совести, то из этого как будто следует, что законы властителей господствуют над совестью людей и обуздывают её. А если это так, то сказанное справедливо и в отношении церковных законов.

Отвечу: во-первых, надо различать род и его виды. Ни один закон в отдельности не обязывает нашу совесть. Однако законы в целом мы обязаны соблюдать согласно заповеди Бога, установившего и одобрившего власть земных правителей. Именно на этом и настаивает св. Павел: следует почитать власти, потому что все власти от Бога установлены. Однако он вовсе не утверждает, что обнародованные властями законы и уставы относятся к области духовного. Напротив, он неизменно отстаивает мысль, что служение Богу есть правило благочестивой и святой жизни. Что же касается, как принято говорить, духовности, она превыше любых человеческих декретов и статутов.

Во-вторых, следует заметить (и это второе замечание вытекает из первого), что все человеческие законы (я имею в виду правильные, справедливые законы) отнюдь не связывают совесть людей. Дело в том, что необходимость их соблюдения обусловлена не тем, что они предписывают (как если бы совершение того или другого само по себе было грехом), а соотнесённостью этих законов с общей целью - установлением надлежащего порядка в обществе. Любые законы, независимо от Слова Бога определяющие тот или иной способ служения Богу или выдвигающие жёсткие требования относительно вещей нейтральных и безразличных по отношению к религии, весьма далеки от подобной цели.

6. Но именно таковы все папские установления, именуемые церковными конституциями. Наши противники утверждают, что они необходимы для благочестивого богопочитания и богослужения. Неисчислимое множество этих установлений суть множество пут, уловляющих души. Мы уже вкратце затрагивали эту тему, когда говорили о Законе (/2/7.5). Однако здесь уместнее обсудить данный вопрос подробно. Поэтому я постараюсь обобщить всё, что к нему относится, и расположить весь материал в наилучшем порядке.

Ранее мы уже достаточно высказались относительно вседозволенности для этих лжеепископов, присвоивших себе право толковать вероучение и создавать новые догматы по собственному усмотрению (/1/4.8). Поэтому я оставлю здесь эту тему и буду говорить только об их пресловутой власти издавать законы и конституции.

Обременяя совесть людей новыми законами, папа и его митроносные епископы используют следующий предлог: они заявляют, будто поставлены от Господа духовными законодателями, так как им вверено управление Церковью. Поэтому все их предписания и повеления должны беспрекословно соблюдаться христианским народом. А кто им воспротивится, тот повинен в двойном неповиновении - Богу и Церкви (Eck J. Enchiridion, 13, E 7a p.).

Если бы они были настоящими епископами, я признал бы за ними некоторую власть в этой области - не столь обширную, как они требуют, но соответствующую той мере, в какой она необходима для поддержания порядка в церковном устроении. Но они менее всего являются тем, кем хотят слыть, и поэтому какой бы малости они ни добивались, всё будет чрезмерно. Мы уже показали, каковы они и кем их следует считать. Однако допустим, что мы признаем здесь за ними всю власть, подобающую истинным епископам. Даже и в этом случае я буду отрицать, что они поставлены над верующими как законодатели, которые по своей прихоти могут утверждать правила жизни и принуждать народ к соблюдению их статутов и декретов. Я имею в виду, что им никоим образом не позволено навязывать Церкви установления, принятые ими от себя, помимо Слова Божьего, да ещё приписывать им обязательный характер. Такая власть была неведома апостолам, и Бог неоднократно собственными устами запрещал совершать подобное служителям своей Церкви. Поэтому я поражаюсь, как они посмели узурпировать эту власть вопреки столь явному запрещению Бога. А ещё более поражаюсь тому, что они дерзают отстаивать её сегодня.

7. Господь заключил в своём Законе всё, что относится к совершенному правилу доброго жития, так что людям нечего к нему добавить. Он сделал это по двум причинам. Во-первых, поскольку вся святость и праведность состоит в том, чтобы наша жизнь подчинялась Его воле как единственному мерилу всякой правды, постольку Он с полным основанием должен быть нашим единственным властителем и наставником. Во-вторых, Господь пожелал явить нам, что не требует от нас ничего, кроме повиновения. Сообразно с этим св. Иаков говорит: «Кто злословит брата или судит брата своего, тот злословит закон и судит закон; а если ты судишь закон, то ты не исполнитель закона, но судья. Единый Законодатель и Судия, могущий спасти и погубить: а ты кто, который судишь другого?» (Иак 4:11-12) Мы видим, что Бог объявляет своей особой привилегией управление людьми, которое Он осуществляет своей властью и законами. Эта мысль прежде была высказана у Исайи: «Господь - судия наш, Господь - законодатель наш, Господь - царь наш: Он спасёт нас» (Ис 33:22). В обоих местах со всей очевидностью показано, что один только Бог держит в своей руке жизнь и смерть, ибо имеет власть над душой. И св. Иаков совершенно ясно говорит о том же. Поэтому ни один человек не может узурпировать подобное право. Отсюда следует, что единственным Царём наших душ надлежит считать Бога, который один может спасти и осудить, - или, как сказано у Исайи, - нам надлежит признать Его Царём, Судией, Законодателем и Спасителем. Поэтому и св. Пётр, наставляя пастырей в их служении, призывает их так пасти своё стадо, чтобы не господствовать над ним (1 Пет 5:2-3). Он разумеет под этим словом народ Божий, принятый Богом как бы в собственное владение.