Я хотел бы, чтобы соблюдался принцип, выдвинутый Августином в третьей книге против Максимина. Желая заткнуть рот этому еретику, спорившему по поводу соборных постановлений, Августин пишет: «Я не должен указывать тебе на Никейский собор, а ты не должен указывать мне на собор в Ариминии, как бы лишая [ты меня, а я тебя] свободы суждения. Ибо ты не подчинён первому, а я второму. Пусть вопрос будет решён тщательным рассмотрением причин и оснований, и пусть решение опирается на авторитет Писания, обладающий равной силой для обеих сторон» (Августин. Против Максимиана, епископа ариан, III, XIV, 3(MPL, XLIII, 772)). Если бы это исполнялось, то соборы сохранили бы должный авторитет, а Писание - свою первенствующую роль, так что всё поверялось бы его мерою. В соответствии с этим принципом мы охотно признаём древние Соборы - Никейский, Константинопольский, Первый Эфесский, Халкидонский и другие им подобные, целью которых было осуждение заблуждений и превратных мнений еретиков. Повторяю, мы уважаем и чтим эти Соборы в том, что касается определённых ими догматов. Ибо указанные Соборы не содержат ничего, кроме чистого и естественного истолкования Писания, которое святые отцы по благому разумению приспособили для опровержения врагов христианства.

Сходным образом и в более поздних соборах можно усмотреть благочестивое усердие и явные знаки верного учения, благоразумия, благочестия и света. Но так как мир имеет обыкновение меняться к худшему, нетрудно заметить, что и Церковь мало-помалу утратила истинную чистоту. Я не сомневаюсь, что и в самые испорченные времена добрые епископы тоже участвовали в соборах. Но с ними происходило то же самое, что и с римским сенатом: как сетовали некогда сенаторы, голоса там подсчитывались независимо от приводившихся доводов и решения принимались большинством голосов. Поэтому выигрывала самая многочисленная партия. Конечно, от этого происходило множество неверных и нечестных решений. Но здесь неуместно приводить частные примеры - и потому, что это слишком долгое занятие, и потому, что другие уже проделали эту работу весьма тщательно и мне к ней нечего добавить.

9. Кроме того, есть ли необходимость рассказывать о противоречиях между соборами и о том, как решения одного собора отменялись другим? И пусть не говорят мне, что, когда два собора противоречат друг другу, один из них является незаконным. Ибо как мы установим это? Думаю, есть только один способ - судить, который из двух соборов принял неверное решение, опираясь на Писание, ибо у нас нет другого твёрдого правила для такого различения.

Около девятисот лет назад в Константинополе во время правления императора Льва состоялся собор, постановивший низвергнуть и разбить все изображения в церквах (Константинопольский собор (754) проходил не при Льве III Исавре, а при его сыне Константине V Копрониме). Чуть позже мать императора Ирина созвала в Никее другой собор, принявший решение восстановить образы в храмах (Второй Никейский собор (787)). Который из этих двух соборов мы должны считать законным? Победа осталась за вторым - и образы были допущены в Церкви. Однако св. Августин утверждает, что это неизбежно влечёт за собой серьёзную опасность идолопоклонства (Августин. Толк. На Пс 113. Проповеди, II, 5 (MPL, XXXVII, 1484)). А более древний учитель, Епифаний, высказывается ещё жёстче, называя присутствие образов в христианских храмах мерзостью и беззаконием (Епифаний. Письма Иоанну, епископу Иерусалимскому, IX (MPG, XLIII, 390). См. также Hieronymus. Ep. 51, 9 (MPL, XXII, 526)). Но коль скоро они говорили так в своё время, разве они одобрили бы такой собор, если бы жили сегодня? Но это ещё не всё. Если историки не лгут, то этот собор не только допустил изображения в храмах, но и предписал почитать их (Второй Никейский собор, заседание седьмое). Но ведь очевидно, что подобное постановление исходит от Сатаны. Что скажем мы об этом факте, свидетельствующем, что участники собора самым низменным образом извратили, фальсифицировали и разодрали на клочки всё Писание? О факте, который со всей очевидностью показывает, что это просто издевательство, как я уже разъяснил это в соответствующем месте (/1/11.14-16)?

Как бы то ни было, мы не можем иначе взвесить противоречащие друг другу решения соборов (а их много), кроме как на весах Слова Божьего, суждению которого подчиняются и люди и Ангелы. По этой причине мы отвергаем Второй Эфесский собор и принимаем собор Халкидонский, так как первый одобрил нечестивое учение Евтихия, осуждённое вторым. В действительности отцы Халкидонского собора вынесли своё решение на основании Слова Божьего. И потому мы последуем за ними, уточнив что нас просвещает то же Слово Божье, каким они руководствовались в своём решении. Пускай теперь паписты хвалятся (как они это обычно делают), что Св. Дух накрепко связан с их соборами!

10. Однако и в этих древних, наиболее чистых Соборах кое-что является спорным. Это объясняется тем, что тогдашние епископы, люди сведущие и благоразумные, были так заняты вопросами, ради которых они собирались, что не очень внимательно относились к другим вещам. Второй причиной могла быть их занятость важными делами, из-за чего они упускали из виду дела менее значимые. Наконец, третья причина - это, возможно, неведение или чрезмерная страстность. Последняя ошибка представляется самой тяжкой, тем не менее у нас есть тому пример - Первый Никейский собор, наиболее почитаемый из всех. Епископы собрались на него, чтобы защитить самый главный догмат нашей веры. Они видели, что Арий готов сражаться. И для того чтобы победить его, им было необходимо иметь между собой полное согласие. Они же повели себя так, словно специально собрались с целью доставить Арию удовольствие. Не заботясь об опасности, в которой оказалась Церковь, они принялись огрызаться, обвинять и оскорблять друг друга, представлять порочащие свидетельства. Короче - оставили Ария, чтобы разделаться друг с другом. Взаимное ожесточение дошло до того, что этим схваткам не было бы конца, если бы не вмешался император Константин. Он заявил, что вовсе не желает быть судьёй в этих спорах, и положил им конец (Феодорит. Церковная история, I, 10 (MPG, LXXXII, 938)).

Насколько же вероятнее, что другие, последующие соборы тоже могли в чём-то заблуждаться! Это утверждение не нуждается в пространных доказательствах: всякому достаточно прочитать акты древних Соборов, чтобы обнаружить в них немало изъянов, не говоря уже о более серьёзных вещах.

11. Действительно, Римский епископ Лев не поколебался упрекнуть Халкидонский собор в заносчивости и неразумной дерзости, хотя и признавал его христианским и святым в отношении вероучения. Не отрицая законности собора, он тем не менее прямо заявил, что собор мог ошибаться (Leo I. Ep. 104, 25; 105, 3; 106 (MPL, LIV, 993, 1000, 1002 p.)).

Кто-нибудь может посчитать глупостью мои попытки указать на подобные заблуждения: ведь сами паписты признают, что соборы могут заблуждаться в вещах, которые не являются необходимыми для спасения (Eck J. Op. cit., 2, B 3b). Но то, что я говорю, не лишнее. Ибо, хотя под давлением убедительных доказательств, паписты на словах это принимают, они тем не менее хотят, чтобы мы без различия и без исключения считали откровением Св. Духа все решения соборов, какого бы вопроса эти решения ни касались. Поэтому фактически они требуют большего, чем говорят. Чего добиваются они таким способом, как не признания непогрешимости соборов? А если соборы и заблуждаются, то непозволительно видеть истину или не соглашаться с их заблуждениями! Я же намерен показать, что Св. Дух управлял святыми христианскими соборами таким образом, что допускал некоторую примесь человеческой немощи, дабы научить нас не слишком уповать на самих себя. Это утверждение намного мягче, нежели слова Григория Назианзина, который говорил, что ни разу не видел, чтобы какой-нибудь собор закончился хорошо (Григорий Назианзин. Письма, 130 (Прокопию) (MPG, XXXVII, 226a)). Ибо Григорий вовсе не оставляет какого-либо авторитета соборам, когда заявляет, что они все без исключения имели плохой конец.