Эта ситуация еще много лет была мне непонятна. Да и можно ли в десять лет понять, что, если у взрослых рушатся личные отношения, они в агонии ненависти друг другу часто забывают маленьких человечков, ради которых и создаются семьи. Ведь в большинстве своем попросту идет торг. Нет сегодня такого лекарства, чтобы, повзрослев, мы смогли забыть все горести и страдания, доставшиеся нам в детстве. Кроме одного – прощения. Именно это прощение пришло ко мне осознанно через много лет, когда я пережила череду уже своих взрослых испытаний. Только после этого мне открылась дорога, ведущая к позитивному принятию мира и людей. Только после прощения я смогла попробовать жизнь на вкус, и она стала меняться в лучшую сторону, независимо от моего желания.

Папа жил в новой семье, но продолжал приходить в наш дом, и снова вспыхивали скандалы. Иногда он приносил гостинцы.

Встречаясь в очередной раз, родители вновь выясняли отношения, а у меня не было больше сил учить уроки, читать или чем-то заниматься. Когда вспыхивали ссоры и опять начиналась драка, я, не выдерживая больше такого кошмара, уводила сестренку к соседям, сама одевалась потеплее и уходила на улицу. Мне становилось безразлично, что будет дома с моими родителями.

Начиналось время глубокой душевной депрессии, и только улица становилась спасением от этого ужаса.

Шло время, и с каждым днем я все больше теряла интерес к жизни. Устав от криков и брани, понимая безысходность происходящего, я брела на остановку автобуса, садилась в него у промерзших окон и часами ездила по городу. До сих пор помню ту себя, девочку-подростка в стареньком красном драповом пальтишке и в стоптанных серых подшитых валенках, греющуюся у батареи в автобусе и мечтающую о тарелке горячего супа.

Помню холодный, продуваемый со всех сторон городской вокзал, ночь и себя, дрожащую от холода, сидевшую там часами, чтобы последним автобусом вернуться в дом, где меня никто не ждал.

Однажды поздно вечером на вокзале ко мне подошли милиционеры, спросив, что делает на вокзале в этот поздний час маленькая девочка. Я со слезами рассказала им о том, что дома дерутся родители, а я не хочу этого видеть. Один из них завел меня в комнату милиции, усадил за стол и напоил горячим чаем с булкой. Потом меня посадили в милицейскую машину и отвезли домой. Дома была мама, как всегда – навеселе, папа уже ушел. Увидев на пороге стражей порядка и меня, она даже не удивилась. Ее единственный вопрос был:

– Зачем привела милицию, идиотка? У нас дома все в порядке.

Милиционер, сопровождавший меня, посмотрел на маму и ничего не сказал. Он молча похлопал меня по плечу, глубоко вздохнул и вышел из квартиры.

Улица все чаще становилась моим спасением в любое время года. И как только родители начинали свои разборки, я уходила из дому.

Зимний вечер, крепкий морозец, снег обильно покрывает землю, в небе кружатся сверкающие от света в окнах большие снежные хлопья. Ледяной каток находился прямо посередине квартала плотно стоящих пятиэтажек. Он был огорожен деревянным забором, рядом находился один-единственный столб, с тускло горящей лампочкой. Часами до самой поздней ночи, совершенно одна, я каталась на коньках под окнами нашего дома. Я придумывала всевозможные пируэты и представляла себя чемпионкой на соревнованиях, мысленно исполняя себе под нос какую-нибудь незатейливую мелодию. И каталась, каталась, каталась...

Яркие промерзшие звезды мигали в черном зимнем небе, улыбалась луна; они были единственными моими зрителями, да и друзьями тоже. На улице в такой поздний час было очень тихо. В окнах гас свет, люди ложились спать... Замерзнув, я начинала дышать в свои старенькие обледеневшие шерстяные рукавички, согревая замерзшие ручонки. На улице наступала глубокая ночь, прохожих почти не было. Я ждала, когда потухнет свет в окнах нашей квартиры на четвертом этаже, – это было сигналом, что папа ушел, а мама и сестра легли спать. Только тогда я возвращалась домой. Наконец-то можно попить горячего чая с хлебом и самое главное – согреться. Я стаскивала с себя мокрую одежду, быстрее прижималась ногами к горячей чугунной батарее на кухне. Пальцы ног ломило, руки плохо слушались, но это были минуты покоя в доме, которым я могла спокойно наслаждаться, прежде чем лечь спать. В квартире стояла тишина. Громко тикал будильник в спальне мамы. Разбросанные вещи, битая посуда говорили о недавно закончившихся разборках родителей. Мама с сестрой спали, а папа возвращался в свою новую семью. Я была предоставлена самой себе.

Наступало новое утро, мы с сестрой спешили в школу, а мама со вздохами и всхлипываниями собиралась на работу, продолжая всячески ругать отца и посылая очередной раз в его адрес проклятия.

Я частенько приходила с невыученными уроками и с красными от недосыпания глазами. Садилась за парту – и иногда засыпала прямо во время урока. В школе мало кто знал, что происходит в нашей семье, я никому об этом не рассказывала и никогда никому не жаловалась.

Как ни странно, самыми лучшими моими друзьями были мальчишки из таких же неблагополучных семей. Они заходили за мной в школу, частенько провожали до дому. Таскали за мной портфель, сдавали за меня макулатуру и, если надо, могли встать на мою защиту. Мы часто собирались где-нибудь в школьных коридорах или во дворе и обсуждали последние новости школьной жизни. Это были самостоятельные мальчишки, не избалованные роскошью и вседозволенностью. Многие были просто предоставлены сами себе, так же как и я. Не знаю почему, но я всегда находила с ними общий язык, хотя в школе их считали отъявленными хулиганами. Было забавным и то, что если на уроке кто-либо из них садился за мою парту, то урок проходил без эксцессов с их стороны. И учителя иногда просили меня сесть с кем-либо из этих ребят, зная, что рядом со мной они будут вести себя смирно. Родители этих мальчиков были частыми гостями у классного руководителя. Сегодня многие из них находятся в местах не столь отдаленных, кто-то развернул бурную деятельность в бизнесе, а кто-то уехал жить за рубеж.

Но каким бы трудным ни было мое детство, в школе я всегда оставалась активисткой, что меня спасало и помогало выжить.

В первом классе меня заметили тренеры из спортивной школы гимнастики. И я занялась спортом. По несколько часов подряд тренировалась в спортзале, на центральном стадионе. Длительные изнурительные тренировки на стадионе «Металлург» давали мне возможность забывать на время свои горести и печали. В тринадцать лет я смогла сдать программу на звание кандидата в мастера спорта. Тренеры пророчили мне большое будущее в гимнастике, которому не суждено было сбыться. Да и родителей это вовсе не волновало.

Самостоятельно я выбирала какие-то кружки, бегала в библиотеку и часами сидела в читальном зале. Мне нравилось кататься на коньках и на лыжах, я приучила себя, просыпаясь рано утром, делать зарядку и только потом идти в школу.

В течение семи лет учебы в 25-й школе я была заводилой пионеркой, шефствовала над октябрятами, участвовала в конкурсах и писала первые стихи в стенгазеты. Одно из них я хорошо помню, в нем отражается мое тогдашнее состояние души.

Самостоятельность, которую я приобрела в детстве, в дальнейшем очень мне помогла и помогает до сих пор в жизни. Вольно или невольно мои родители дали мне возможность обрести жизненную силу. Обделяя меня своей любовью и заботой, они приучили меня к тому, что во всех ситуациях я рассчитываю только на себя.

Многие душевные травмы, полученные в детстве, отразились в дальнейшем и на взрослой жизни, наложили отпечаток на мой характер. Я долгие годы с разочарованием и с огромным страхом перед будущим смотрела на мир. Трудно было понять, что мир намного добрее, чем я думаю. К счастью, у меня нашлись силы и огромное желание простить близких людей. Душевные раны с годами я превратила в мудрость. Конечно, шла я к этому очень долго, и в этом мне помог мой бизнес в Компании. Творческий потенциал, проявившийся еще в детстве, на время ушел на задний план из-за жизненных неурядиц. Мне понадобилось немало усилий просто захотеть в один день сбросить с себя багаж прошлого, расправить плечи и с легкостью пойти по жизни. Что бы мне ни говорили, я чувствую: мы живем по особому сценарию, написанному в Высшей канцелярии для каждого человека задолго до его рождения. Поверьте: это сценарий счастливой жизни.