— Жрать хотите?

Еще бы не хотели! Голодные идиоты сразу почувствовали к нему доверие и подошли ближе. Полпенни даже как-то удалось свести глаза в фокус. Фунт заглянул в машину, ожидая, что увидит на заднем сиденье кучу всякой всячины. Но там было пусто.

Тодоровски поспешно и с максимальной простотой изложил перед ними свой план, согласно которому следовало зайти в кондитерскую миссис Варески. Сначала, согласно его соображению, следовало накормить братцев Дак. А потом уже выступить с деловым предложением, от которого эти чучела едва ли смогут отказаться.

Братцы просияли: кондитерская миссис Варески всегда представлялась им земным раем, куда вход простым смертным заказан. Они закивали головами и торопливо двинули к румынской кондитерской, до которой не близко. Но тут судьба, очевидно устыдившись утренних упреков, которые адресовали ей несчастные детишки миссис Дак, прямо-таки раскрыла щедрые объятия и одарила их благодеяниями:

— Эй! Куда же вы?! Садитесь в машину! — воскликнул Тодоровски. И тут же добавил по возможности ласковым голосом:

— Хотите покататься?

Недавнее видение Скрэбба вдруг начало превращаться в чудную реальность: покататься в машине! Оба были донельзя счастливы. На их немытых физиономиях выразилась простодушная радость.

Однако, подъехав к кондитерской, Марк сообразил, что появляться у румынки в компании двух помойных недоумков было бы совсем неумно. Всё-таки, ему тут ещё завтракать придётся, и не раз.

— Сидите-ка вы тут. — сказал им озабоченный Марк Тодоровски. — А я сейчас пойду, чего-нибудь куплю.

Братцы пребывали в неземном восторге и радостно обменивались впечатлениями:

— Фунт! — торжествующе воскликнул дылда Скрэбб, поднимая грязный большой палец.

— Полпенни! — охотно соглашался тощенький Вонючка.

Через несколько минут Тодоровски вышел с большим пакетом всякой недорогой снеди: он скупил у миссис Варески за бесценок подсохшие пирожные, подгоревшие булочки и прочее, что подешевле, так как знал, с кем имеет дело. А так же пару больших пластиковых бутылок лимонада.

Марк поспешил убраться с людских глаз куда-нибудь за город, на природу. О природе братья имели самое смутное представление, но почему бы не посмотреть?

Художник гнал быстро, но еще быстрее братцы поглощали угощение. Природа находилась совсем недалеко от вагончика, в котором жило семейство Дак. Там, продуваемый ветерком, вдали от посторонних взглядов, Марк Тодоровски начал объяснять Фунту и Полпенни, чем им предстояло заняться. Он был уверен, что эти двое не откажутся, и точно не ошибся. Мало того, что они будут стараться из любви к делу, да еще и паек будут получать за работу, причем независимо от результата.

Хитрый Тодоровски предложил им слежку за дорогим Дарби. Братья Утки должны наблюдать за своим братцем и докладывать Марку все, что только обнаружат. Не сегодня-завтра он ожидает, что Дарби будет вертеться возле дома ювелира. Им надо прятаться за кустами и поглядывать во все глаза. Вот и все. Надо ли говорить, в каком восторге были оба идиота?

***

Марк Тодоровски днем ранее встретился, как и было условлено, с Дарби в кондитерской. Он заметил этого парня еще до того, как познакомился с ним у дверей магазина мистера У. Юный полукоп вообще фигура в городке приметная, он у всех на виду. Совершенно очевидно даже постороннему взгляду, что он буквально кладезь информации, если только уметь к нему подобраться.

Этот парень сразу показался Марку недоумком, это было совершенно очевидно. И Марк думал, что сразу и легко расколет его. Поэтому ему стало так забавно, когда он нечаянно свалил этого молодого дурня, воображавшего себя полицейским, с ног да еще таким уморительным способом: дверью по заду. Ну просто анекдот!

Марк даже позволил себе порезвиться: сначала он повел себя так искренне, так располагающе, что дурень проникся доверием и перестал конфузиться. Было совершенно очевидно: тот радуется, что над ним не посмеялись. А так произошло бы наверняка, выходи из дверей не интеллигентный Марк, а кто-нибудь из местного населения. Вроде тех простых ребят, что усердно сидят в пивной, как на работе.

Только что Марк имел беседу с корейцем и кое-что узнал для себя полезное. Тодоровски представился художником-реконструктором, хотя сам имел не совсем точное представление, что это за птица. И наплел такую ахинею, чтобы напустить важности перед простаком Дарби. Он очень потешался, произнося всю эту высокопарную чушь, которую тут же и выдумал. Малыш откровенно робел перед изысканными манерами явно столичного гостя, перед его всепобеждающей любезностью.

По сценарию он должен был тут же и расколоться: начал бы, чтобы скрыть неловкость, хвалиться тем, что он здесь тоже немаловажная фигура. Постарался бы представить себя вполне высокоразвитым существом, достойным такого собеседника. И, чтобы выделить себя из здешнего общества, начал бы выбалтывать сведения, которые жаждал услышать Марк. Столичный гость считал себя тонким психологом и полагал, что умеет виртуозно манипулировать людьми, особенно провинциалами.

Но Тодоровски просчитался. Все хитроумие его здесь оказалось совершенно излишним. Он ошибся в оценке характера Дарби. У Дарби не было ни капли самолюбия. Мальчишка так простодушен, что верил всему. Тодоровски был сбит с толку, когда в ответ на все свои происки встречал открытый и честный взгляд.

Глаза у Дарби были необычайно теплого карего цвета. Их выражение походило на взгляд спаниэля — вежливое и слегка отвлеченное. Что бы Марк ни говорил, на румяном круглом лице Дарби ничего не отразилось, он все так же доброжелательно слушал и ничего не произносил. Может, у парня и были какие мысли, но Марку не удалось обнаружить и следа их в глазах данного экземпляра.

"Одно из двух, — раздосадованно подумал Тодоровски, — либо я говорю с полным идиотом, либо этот провинциальный пинкертон в самом деле себе на уме."

Поэтому Марк предложил продолжить беседу в более удобном месте в надежде как-то раскрутить этого недокопа.

Часом позднее он уже сидел в кондитерской, где каждый входящий с любопытством поглядывал на него. Очевидно, здешнее общество не избаловано визитами приезжих.

Дарби явился, как обещал, ровно через час. Тодоровски нужны были сведения о ювелире, и он не хотел, чтобы это было очень заметно. Говорить следовало не касаясь личности мистера Дейча, пусть Дарби сам выболтает в свободной непринужденной беседе нужные сведения.

Но Марк снова потерпел неудачу. Пинкертон ничего выбалтывать не собирался. Этот болван даже не пытался поддерживать беседу, он просто слушал, как Марк заливается соловьем, и кивал с довольным видом. Тодоровски злился и никак не мог понять: то ли это такая мастерская игра и собеседник прикидывается простачком, то ли в самом деле такой недалекий.

Он просидел в кондитерской целый час и скормил этому идиоту немало пирожных, а потом тот засобирался в офис полиции. И они радушно распрощались с обоюдными пожеланиями удачи.

На другой же день Тодоровски выследил его братьев и уже не удивлялся более своему вчерашнему собеседнику. Все-таки над убогими грех смеяться.

Мнимый художник-реконструктор забрел в пивную и досконально выслушал историю семьи Дак, включая излюбленную всеми сплетниками версию ограбления. А утром отправился к месту проживания этих отщепенцев и некоторое время наблюдал в бинокль их блуждания по свалке. Потом проследовал за ними в машине по улице городка.

Эти два, похожих на помойных котов, ублюдка люто ненавидели своего брата. Поэтому завербовать их было несложно. Не то, чтобы от них было много толка в слежке, но совать палки в колеса было одним из любимых приемов Марка. Не всегда из этого получается толк, иногда результатов просто не бывает. Но подбросить камушки в расследование Дарби а в том, что Дарби вел расследование, сомнений не было) было бы полезно.