— Рыжая девочка четырех лет. Мне тогда было примерно столько же. Ужасно, что Эбби кричала на малышку. Но зато мы теперь знаем, зачем ей потребовались деньги.

— Вы считаете, что кража денег ради того, чтобы ухаживать за ребенком, может быть оправдана?

— Нет, конечно, нет! Но зато теперь мне понятно, зачем она это сделала. Она, должно быть, забеременела еще в Брайер-Крик, а отец ребенка не захотел жениться, она не могла перенести позор и вынуждена была уехать…

— Перенести позор? Сейчас не девятнадцатый век.

— Но Брайер-Крик мог тогда быть совсем провинциальным городком. В общем, она смогла скрыть свою беременность, но знала, что не сможет скрыть ребенка… от них так много шума… поэтому она украла деньги и уехала из города. Вот если бы она осталась и отдала ребенка на усыновление, мои родители могли бы удочерить его, и у меня была бы сестра.

Энелайз всегда мечтала о сестре, а когда была маленькой, даже придумала ее — рыжеволосая девчушка, в точности такая, как она сама, по имени Сара. Печально, что у нее отобрали такую возможность. Печально и для нее самой, и для той, другой девочки. Эбби совсем не похожа на идеальную мать, а родители Энелайз были почти совершенными… чего нельзя сказать об их дочери.

— Все это практически совпадает с моими выводами, — сказал Ник. — Однако вы должны понимать, что отец вашего жениха вполне может оказаться отцом ребенка Эбби Прейзер.

— Ни в коем случае!

— Но тогда почему же именно на него она навела все подозрения?

— Потому что он был самой очевидной кандидатурой. У него уже были какие-то неприятности с законом, когда он был подростком. Его семья жила очень бедно. А когда он был в старших классах, то ухаживал за мамой Лукаса. В общем, он хотел пригласить ее на выпускной бал, но взять напрокат смокинг ему было не по карману, поэтому он его украл. Ну, не украл, но пытался. Его поймали. Он отделался испытательным сроком — потому, что хотел вернуть смокинг после бала, и еще потому, что был лучшим студентом и до этого у него никогда не было проблем с полицией. Ну, а когда в банке все это случилось, его первого заподозрили, и никто не стал утруждать себя лишними проверками.

— Но это все вовсе не значит, что он не может быть отцом ребенка Прейзер. Почему ваш жених сам не затеял этого расследования? — Он поднял руку, чтобы предупредить ее протесты. — Я просто думаю, вам следует знать, что свадебный подарок может оказаться совсем не таким, как вам хотелось бы. Вполне возможно, что именно по этой причине или по каким-либо другим причинам он сам никогда не пытался провести подобное расследование.

— Конечно, и весьма существенным! Просто поймите его! Ему было всего четыре, когда осудили его отца. Все, что он помнит, — это то, как люди относились к его семье, семье осужденного преступника. Как только его отец вышел из тюрьмы, они переехали в Пенсильванию, где их никто не знал и где они могли начать все сначала. Его родители постоянно повторяли, что прошлое нужно забыть и просто жить дальше. И дать возможность окружающим забыть о происшедшем. Именно поэтому они не приедут в Брайер-Крик на нашу свадьбу!

— Но если даже они не хотят ворошить прошлое, то зачем это делаете вы?

— Потому, что… Лукас в глубине души тоже хочет знать правду.

— Понятно. — Его тон больше бы подошел для фразы вроде: «Ты ври, да не завирайся».

— Да, хочет! Ну ладно, пусть он сам этого и не говорил, но это очевидно. Он доктор, может работать где угодно, но он выбрал Брайер-Крик и работает вместе с моим отцом. Он много, действительно много делает для того, чтобы быть примерным горожанином, и тем, как он живет, пытается доказать, что его отец не мог быть виновным. И если он говорит, что его отец кристально честный человек, я ему верю. Когда вы найдете свидетельство о рождении той девочки, мы узнаем, кто был ее отцом, и я вам гарантирую, что это не Уэйн Дэниеле.

— Я и сам хочу заглянуть в это свидетельство, но сейчас только суббота, а суды не откроются раньше девяти утра в понедельник.

Энелайз вздохнула:

— Значит, придется подождать. А как зовут девочку? Кто-нибудь вспомнил?

— Да, и даже не один человек. Эбби так часто кричала на дочь, что трудно было не запомнить. Ее звали Сара.

— Сара?.. Ту сестру, которую я себе придумала, тоже звали Сарой, а когда мне было шесть лет, я назвала так любимую куклу.

— Ну, это же распространенное имя.

— Да, наверное.

Но у ее куклы были такие же рыжие волосы, как и у дочери Эбби.

Какое-то время она сидела тихо, размышляя о том, что услышала. Дочь Эбби такая же рыжеволосая, как и Энелайз… и как ее кукла… И совпадающие имена… Если бы она верила в судьбу, то решила бы, что Сара обязательно должна стать ее подругой или даже сводной сестрой, если бы не Эбби.

Самолет провалился в воздушную яму, и Энелайз бросило вперед. И хотя ремень безопасности был вполне надежен. Ник удержал девушку рукой. Его рука легла ей на грудь…

Взгляд Энелайз метнулся в сторону Ника.

Повернуть голову она не отважилась, как будто малейшее движение могло усилить запретное, но от этого не менее восхитительное ощущение от его прикосновения. Самым ужасным было то, что ей хотелось усилить эти ощущения, усилить до предела, и не важно, каким будет этот предел.

Она прикусила губу. Не стоит так забываться, она ведь помолвлена.

Ник сидел, наклонившись вперед, глядя прямо на нее. Его глаза из ярко-синих, цвета полуденного техасского неба, какими она впервые их увидела, стали почти серыми из-за сдерживаемой энергии и силы, готовой вырваться, превратившись в бурю.

Она пыталась убедить себя, что все это ей только кажется из-за слабого света в кабине.

Как будто вдруг осознав, где находится его рука, Ник отдернул ее и, отвернувшись, стал вглядываться в ночную тьму.

— Извините, — его голос странно осип, — это рефлекс. У меня четыре младших сестры. И бывшая жена. Она никогда не пристегивалась — ни в машине, ни в самолете.

— Ничего страшного. Я понимаю. — Слова эти ей тоже дались нелегко.

Ник наклонился и нажал на какую-то кнопку. Его движение всколыхнуло воздух в маленьком пространстве кабины — почувствовался запах пыльной джинсовки и тот особый мужской запах силы и мужественности, который она узнала бы из тысячи и который отныне прочно ассоциировался у нее с Ником.

Глава 2

Ник мог только мечтать о том, что Энелайз Брюстер спала так же плохо, как и он. Невыспавшаяся, она наверняка отправится домой безо всяких возражений.

Вчера ночью, когда они добрались до мотеля «Отдохни», на улице уже стало прохладно, чего нельзя было сказать о самом помещении. Сонный хозяин отеля, которого они разбудили посреди ночи, извинился за сломанные кондиционеры, но Ник сильно сомневался, что это чудо техники вообще здесь существовало.

В довершение всего вчера он так и не поужинал, если не считать пары печений. Под утро Нику из-за духоты стало казаться, что он находится на кухне, и мечты о поджаренном хлебе и яичнице делали чувство голода просто невыносимым.

Однако вовсе не голод и не жара заставили его всю ночь провертеться без сна. Главной причиной была Энелайз. Та самая Энелайз, которая без умолку говорила и хрустела всевозможным печеньем всю дорогу, включая поездку из аэропорта в Прейревью на машине. Она рассказывала ему о своем женихе, его отце и матери, о своих родителях, о друзьях…

Когда они наконец добрались до мотеля, у Ника в голове была каша из многочисленных историй, рассказанных Энелайз, и к тому же вернулось несколько подзабывшееся ощущение хаоса. У него было четыре младших сестры, из-за которых создавалось впечатление постоянного столпотворения и непрекращающегося шума.

При этом сестры регулярно очертя голову бросались в такие авантюры, из которых без помощи Ника им было не выбраться. В довершение всего он, как только сестры-близнецы уехали в колледж, женился на такой женщине, по сравнению с которой все его четыре сестры казались воплощением уравновешенности и благоразумия. Близнецы уехали в колледж три года назад, жена ушла через четыре месяца после свадьбы. Два года спокойствия и безмятежности… до прошлого вечера… до встречи с Энелайз.