Она была отправлена в Неаполь 16 декабря 1943 года. Оттуда Паш в сопровождении своих сотрудников выехал в Таранто, где опрашивал нескольких итальянских морских офицеров, знакомых с научными исследованиями немцев. В течение следующих двух недель они возились с генерал-лейтенантом Маттеини, который руководил вопросами военно-морского вооружения, и с несколькими профессорами из университетов Неаполя и Генуи. Стало ясно, что итальянцы несомненно не проводили собственных работ в области атомных взрывчатых веществ и что они не имеют каких-либо ценных сведений о немецких исследованиях. Немцы не считали нужным информировать своих союзников, а итальянцы, в свою очередь, не очень-то стремились разузнать, чем заняты немецкие ученые.

Наиболее ценные сведения удалось получить от Марио Гаспери, бывшего авиационного атташе в Берлине, прожившего там в течение шести лет и ухитрившегося улизнуть домой всего за два дня до выхода Италии из войны. Гаспери попался Миссии Алсос в конце января 1944 года. Его продержали трое суток в неапольской резиденции Миссии и каждый день тщательно опрашивали. Гаспери оказался «наиболее стоящим» из всех, с кем в тот раз пришлось иметь дело Миссии Алсос. Он был приятелем генерала Марквардта, ведавшего в германских военно-воздушных силах бомбовым вооружением. Однажды Марквардт сказал Гаспери, что в Германии «не разработали какого-либо нового чрезвычайно мощного взрывчатого вещества». (Фактически немецкие военно-воздушные силы, как мы знаем, не имели никакого отношения к урановому проекту.) Кстати, то же самое утверждал и один из агентов американского Бюро стратегических служб, ответственный работник химической фирмы, имевшей связи с промышленниками взрывчатых веществ в Германии.

Из случайного разговора Гаспери довелось узнать о деятельности немцев в Норвегии, связанной с тяжелой водой, и он смутно запомнил, что к этому какое-то отношение имела «ИГ Фарбениндустри». Однако он ничего не знал ни о рудниках в Иоахимстале, ни о каких-либо крупных группах физиков, работающих над взрывчатым веществом. Ничего он не знал и о Боте и Гентнере, о заводах тяжелой воды в Германии, и ему никогда не приходилось слышать ни о необычных эпидемиях, ни о случаях радиевого отравления.

Миссии не удалось найти никаких указаний на то, что немцы организовали добычу радиоактивных руд и что у них появились новые, исключительно мощные потребители электроэнергии, производящие нечто такое, чего нельзя объяснить уже известными технологическими нуждами. В общих выводах, сделанных Миссией, упоминалось, что все требовавшие больших сроков разработки были в Германии запрещены, и данное запрещение делало весьма сомнительным проведение разработок атомной бомбы: «…подобное решение могло бы остаться в силе даже после реорганизации немецких исследований в 1944 году». Словом, когда полковник Паш и его офицеры выехали 22 февраля в Вашингтон, они практически не везли с собой никаких ценных данных. Плод их трудов — отчет — был составлен в весьма осторожных выражениях и его разослали очень немногим.

До образования Миссии Алсос ведущее положение в области получения сведений о немецких ядерных исследованиях занимала британская разведка. Перрин и Уэлш, работая бок о бок, сумели составить весьма подробную картину немецких достижений. И для них обоих образование Миссии Алсос явилось очень важным событием, поскольку ее ресурсы и возможности были куда богаче их собственных. Для них вопрос заключался теперь в том, насколько опасно для их монопольного положения образование этой миссии.

Поначалу, когда в декабрьские дни 1943 года в Лондоне появился один из офицеров Гровса майор Роберт Фурман, угроза показалась не особенно серьезной. Фурман был широкообразованным человеком, личным другом Гровса и прекрасным теннисистом, но его качества разведчика Перрин и Уэлш оценили весьма низко. Фурман приехал обсудить возможности проведения объединенных англо-американских разведывательных операций, и Перрин и Уэлш принимали его в правлении «Тьюб эллойз» на Олд-Куин-стрит. Как вспоминают свидетели встречи, после ухода Фурмана оба руководителя, не скрывая радости, уверяли присутствующих, что, пока американцы будут посылать людей, подобных Фурману, английским разведчикам можно не беспокоиться за свое первенство.

Однако очень скоро ситуация в Лондоне резко изменилась. Вероятно, в расчете на людей, подобных Фурману, британцы с охотой согласились на проведение совместных операций. Однако главой американской миссии стал не он, а человек совершенно иного склада. Им оказался майор Горас Калверт, хороший специалист в области разведки, прекрасно знакомый с состоянием дел в американском ядерном проекте, человек жесткий, пунктуальный и большой формалист. Калверту присвоили звание помощника военного атташе, и он вскоре прочно обосновался в одном из помещений «Тьюб эллойз», его штат был очень невелик — всего шесть человек, но все — и офицеры, и агенты — были сильными и деятельными работниками.

Калверт начал с того, что решил выяснить, располагают ли немцы нужным количеством урана, а попутно и тория. Научные же и технические возможности Германии изготовить бомбу сами по себе не вызывали у американцев в то время никаких сомнений. Поскольку с начала войны Германия, по-видимому, была лишена доступа к источникам тория, считалось, что она не располагает сколько-нибудь значительным количеством этого металла. А учитывая огромные трудности получения урана-235, предполагали, что немецкие физики скорее всего делают ставку на плутоний и что для его получения они располагают достаточным количеством природного урана. Но не только материалы интересовали Калверта. Он не забыл и об ученых. Он составил список из пятидесяти ведущих атомщиков и начал систематический розыск.

Даже если бы тяжелую воду и уран использовали в Германии не для получения плутония, следовало учитывать другую серьезную опасность — производство в ядерных реакторах больших количеств радиоактивных поражающих веществ. Эти опасения возникали уже не в первый раз, но теперь они стали более конкретными.

В январе Черчилль принял лорда Черуэлла, фельдмаршала Дилла и генерала Деверса. Последний рассказал премьер-министру о возможности изготовления в Германии бомб для заражения местности радиоактивными веществами; каждая такая бомба, по словам Деверса, могла заразить смертельной дозой участок площадью в две квадратные мили. «Все это представляется весьма серьезным», — озабоченно сказал Черчилль в ответ на сообщение Деверса. Однако Черуэлл напомнил ему об аналогичных опасениях американцев, высказывавшихся еще прошлым летом. По мнению научного советника Черчилля, подобное направление немецких работ можно было считать «почти невероятным». С мнением Черуэлла согласились, и было решено, что фельдмаршал Дилл сообщит его американцам. А британская разведка не побоялась поставить на карту свое реноме и утверждала, что атомные работы в Германии ведутся в весьма умеренном объеме и потому нечего опасаться ни немецкой атомной бомбы, ни радиоактивных поражающих веществ.

Однако весной 1944 года американцы испытывали сильное недоверие к Интеллидженс сервис. Оно явилось следствием пережитого американцами шока, когда английская разведка с большим запозданием сообщила им о разработке другого нового вида оружия[39]. Гровс же относительно уверенности англичан в скромных успехах немецкого атомного проекта писал: «Я не мог бы доказать этого, но уверен, что немцы, имея столь мощный научный потенциал и сильную группу первоклассных физиков, могли бы продвинуться очень далеко и значительно опередить нас». По мнению Гровса, в Германии при разработке и создании атомной бомбы не будут считаться со здоровьем и безопасностью людей и, вероятно, именно таким путем сумеют приготовлять большие количества радиоактивных веществ и снаряжать ими бомбы с обычной взрывчаткой. Внезапное применение подобных бомб могло бы вызвать панику в союзных странах.