Понятно, что веровать во все эти выдумки ни один человек с живым духом и образованием не мог. Это есть вера для полуинтеллигента или почти не интеллигента, для «раба от природы». И изумление коммунистов на съездах, подсчитавших свои умственные силы и пришедших к самым плачевным выводам (см. «Н.3.», с. 152, 161), производит доныне трагикомическое впечатление… Не могли же эти полуобразованные фанатики воображать, что за их озлобленными и разрушительными теориями пойдут духовно живые и образованные люди!.. Конечно, «сила солому ломит», и с самого начала находились такие, которые ради прокормления или карьеры притворялись коммунистами и бормотали или даже выкликали громко их пошлости. И как быстро все менялось в таком человеке: вот он уже избегает встреч с нами и не смотрит нам в глаза; на окаменевшей шее не повертывается свободно лживая голова; слова его стали партийно-трафаретными поступки – двусмысленно-фальшивыми; он внутренне презирает сам себя и скрывает это от себя самого, и боится, что мы заметим в нем эти добровольно принятые им рабские черты. А партийные не верят ему, не уважают его, отнюдь не считают его «своим» и только пользуются им как полезным наймитом – впредь до нежданного ареста и расстрела. Но такие перебежчики – не коммунисты: они симулянты из корыстных побуждений, холопы поработителей, человеческие обмылки… И их образованность только оттеняет низкий умственный уровень настоящего коммунистического «кадра»…

Итак, вот общая и основная черта, свойственная коммунистам в России и на Западе: это люди, утратившие веру в Бога и неспособные к самостоятельному мышлению, исследованию и миросозерцанию. Их мышление авторитарно, полуобразованные или почти необразованные, эти люди раз и навсегда заполнили свою умственную пустоту чужими трафаретными формулами. В этом их жуткое сходство с национал-социалистами, заучившими формулы Гитлера. Но за этим на западе стоит еще многосотлетняя подготовка католицизма, принципиально приучавшего своих адептов к мышлению авторитарному, гетерономному (т. е. чужезаконному) и покорному.

Вторая, общая и основная черта всех коммунистов: это люди, чувствующие себя обойденными, неустроенными, подавленными и не прощающие этого никому; они предрасположены к зависти, ненависти и мести и ждут только, чтобы им указали, кого им ненавидеть, преследовать, истреблять и замучивать. Католики учили таких людей столетиями: истреблять и замучивать надо инославных (мавров в Испании, протестантов повсюду, православных, где только возможно) и еретиков. Маркс указал на буржуазию, как на класс Гитлер перевел направление на евреев и на людей «низшей расы». Итак, коммунисты суть люди с изголодавшимся чувством мести и окаменевшим от ненависти сердцем.

Третья общая черта всех коммунистов: это люди, жаждущие власти, господства, командования, социального и политического первенства. Эта потребность в них настолько сильна, что они освобождают себя от всяких законов и удержей. Политическая лояльность для них не существует: на то они и революционеры. Уголовные законы им не импонируют; преступления их не пугают (вспомним убийство С.Т.Морозова; экспроприации Сталина на Кавказе; вечные похищения людей в Европе; самовольный расстрел Бенито Муссолини и др.). Законы о собственности составляют главный предмет их революционного нападения. «Морально» для них то, что полезно их партии (партийный утилитаризм). Патриотическая верность им смешна. И государственное правление их, построенное на терроре, попирает все законы совести, чести и человечности. Все это можно было бы выразить так: это люди, инстинктивно разнузданные и дерзающие, душевно ожесточившиеся, а духовно омертвевшие. Или иначе: биологически это индивидуализированные люди, а духовно – полулюди, опустившиеся на, низшую ступень первобытного всесмешения.

Естественно, что тоталитарное государство становится для них основной формой политического бытия. Оно дает им сразу: плен мысли, порабощение воли; развязание зависти, ненависти и мести; упоение грабежом и произволом; санкцию безбожия и всяческое первенство. Оно дает им иллюзию всемогущества, за которою скрывается подлинное рабство – рабство вверх и рабовладение вниз.

Устанавливая это все, мы отнюдь не закрываем себе глаза на то, что среди коммунистов можно найти салонных болтунов, беспочвенных снобов, сентиментальных глупцов, доверчивых слепцов, извращенных мужчин и женщин, устраивающихся «попутчиков», временно примкнувших представителей национальных меньшинств, людей без убеждений, неистово симулирующих фанатическую убежденность и т. д. Но это все – человеческий наплыв, полая вода революционной эпохи. Это не они «делают коммунизм», они только «примазываются» и «обслуживают». Главный кадр партии терпит их, но не ценит.

А главный кадр партии вербуется из претенциозных полуинтеллигентов и неудачников всех сортов и классов. Сюда идут «обиженные» народные учителя, мелкие газетные сотрудники, бездарные писатели (вроде Луначарского), не устроившиеся техники; извергнутые из сана священники (вроде Горева-Галкина); скомпрометированные полууголовные типы; верхний слой честолюбивых рабочих; содержатели дурных заведений; недоучившиеся студенты и т. д. Словом, вся та отбившаяся и выброшенная социальная пыль, которую создает капиталистический строй, пролетаризируя людей и не устраивая их, раздражая их властью, комфортом и роскошью и оставляя их в лишенцах. К этой «социальной пыли» принадлежит и ее дополняет тот кадр профессиональных преступников, который в Америке носит название «гангстеров», во Франции именуется «апашами», в советском государстве – «урками». Русская императорская уголовная полиция успешно боролась с опасностью, которую этот кадр представлял собою в общественной жизни, коммунистическая революция впитала в себя обширный состав, этого кадра. И только позднейшая история установит размеры его участия в злодеяниях коммунизма, как в России, так и в Европе.

Германия возрождается

Каждая страна может потерпеть поражение в войне: ее войска могут быть разбиты, ее народ может временно утратить волю к победе и силу сопротивления. Такое поражение может сломить и истощить жизненную энергию народа, но может и не сломить ее. И в конечном итоге судьба народа, даже после самой страшной войны и после самого тяжелого поражения, решается именно тем, найдет ли он в себе и скоро ли он найдет ту жизненную энергию, которая заставит его временно «списать понесенные убытки» и приняться вновь за неутомимый мирный труд и за государственно-хозяйственное строительство.

В истории иногда бывает и так, что армия разбита, война становится невозможною, территория занята неприятелем, – и тем не менее к концу войны страна оказывается «победительницей» в силу своей союзнической принадлежности к победившей коалиции. Таково было положение к концу первой мировой войны в Польше, в Румынии, в Сербии и в Бельгии, на таком же пути возникли самостоятельные Чехия и Венгрия (правда, в результате расчленения пораженной Австрии). Но замечательно, что и для таких стран вопрос конечного итога решается отнюдь не покровительством победивших союзников, не их кредитами и совсем не собственной политической самостоятельностью, а творческой энергией самого народа, его жизненной волею, его верою в свои силы, нравственным состоянием общества и народа к концу войны, его любовью к труду и его национальным чувством.

Так, ныне, озираясь на пройденные десятилетия, мы должны сказать, что Версальский мир, проявляя всю политическую близорукость, свойственную доктринерам демократии, накроил в Европе целый ряд карликовых государств, не обладавших теми свойствами и способностями, которые мы только что указали. Это были почти сплошь малые, внутренне расколотые народы, лишенные творческой энергии и веры в свои силы, не имеющие великодержавного самочувствия и благоприятных стратегических условий борьбы (обороноспособных границ, военной промышленности, жертвенного подъема и др.). Версальский мир как бы нарочно накроил государственных «кроликов» для временно ослабевшего, но «переводящего дух» и имеющего неизбежно окрепнуть «крокодила». Эта операция расчленения Европы, произведенная в Версале мировою закулисою, в полном непредвидении германского возрождения была до такой степени стратегически нелепа, политически близорука и опасна (чтобы только не сказать – «насыщена политическим самопредательством»), что нам теперь трудно даже представить себе психологию этих господ, рыкавших за Версальским столом раскатами львиной ярости и в то же время готовивших Адольфу Гитлеру его легкую добычу. Жизненный заряд германского народа был совершенно недооценен в Версале; «победа» Франции и Англии была, наоборот, безмерно переоценена: насчитали неосуществимую по размерам контрибуцию, урезали территорию, отняли колонии – и вообразили, что дело кончено и что остается только наслаждаться плодами побед и варить свое закулисное политическое варево…