Изменить стиль страницы

— А Мбога?

— Тоже помню. Понадобилось нам имя африканского пигмея. Я звоню человеку, у которого есть БСЭ, и прошу: "Посмотри Африку. Какие племена ее населяют?" Отвечает: "Например, мбога". Ага, говорим мы себе, Мбога…

— А Каидид?

— Кандид, естественно, не случайное имя. Кандид, конечно, связан с вольтеровским Кандидом. Но на другом уровне и по другому поводу. Каммерер? Каммерер, товарищи, это вообще хохма. Никакой он не Каммерер на самом деле, а Ростиславцев. Вызывает меня главный редактор Детгиза и говорит: "Знаешь, есть вот тут претензии, сделай-ка ты своего героя немцем". "А почему немцем?" "Так лучше будет — немцем". Я Борису пишу: "Делай немца давай". Откуда он вытащил эту фамилию — Каммерер — я совершенно не знаю.

— Интересно, почему вы так не любите пришельцев? То есть почему, по-вашему, они непременно должны нести какую-то угрозу Земле) Например, Странники в "Жуке". Почему вы пугаете читателя пришельцами, хотя, по идее, они должны пугаться тем, что происходит у нас на Земле. Ведь самая большая угроза человечеству — сам человек…

— Ошибка. Вот типичный методологический просчет. Где и когда я говорил, что даю хоть ломаный грош за инопланетный разум? Не нужен он мне. И никогда не был нужен. А когда мы пугаем, как вы говорите, мы имеем в виду совершенно определенную цель: нечего надеяться на них. Есть они или нет, а надеяться на них нечего. Выбили религиозные костыли у людей — вот теперь и ходят-прыгают на одной ноге: "Дай нам, Господи", "Барин к нам приедет — барин нас рассудит". Вот что нужно выбивать из читателя. Вот эту глупую надежду надо выбивать.

— Почему в ваших произведениях, как правило, только главные герои, почему нет женщин "на главных ролях"?

— Женщины для меня как были, так и остаются самыми таинственными существами в мире. Они знают что-то такое, чего не знаем мы. Вот в Японии в начале нашего тысячелетия существовало два строя — матриархат и патриархат одновременно. Женское начало взяло верх. Так и осталось в иерархии богов: верховный бог женщина, подчиненный — мужчина. Повторяю — и за себя, и за своего брата: женщины для нас самые таинственные существа. И повторяю, что сказал Л. Н. Толстой: все можно выдумать, кроме психологии. А психологию женщины мы можем только выдумать, потому что мы ее не знаем.

— Определенные ваши вещи, можно сказать, написаны с пессимизмом. Чем это можно объяснить? Вы на самом деле пессимистически смотрите на развитие человечества?

— При чем здесь развитие человечества? Пессимизм, если он и есть, происходит не от развития человечества, а от того, что мне уже 57 лет. Будь мне сейчас двадцать, не было бы никакого пессимизма. Я-то ведь с двадцать пятого года, а Борис с тридцать третьего…

Март 1982 г.

История Фэндома: Интервью с Б. Стругацким (1991)

Б. Стругацкий: "Ничто не внушает такого оптимизма, как преодоленные препятствия!" / С писателем фехтовала Н. Грачева

(Крокодил.- 1991.- авг.- № 22 (2716). — С. 2.)

Каждый знает, что братья Стругацкие — это фантастика. А сегодняшний наш поединок можно назвать полуфантастикой — мы фехтуем с одним из братьев — тем, который живет в Ленинграде.

— Борис Натанович, вы не хотели бы сделать кого-нибудь из современных политиков героем своего романа? Скажем, как особо яркую личность?

— Увы, я отношусь к ним только как к носителям определенных политических программ. Так что извините — это герои не нашего романа.

— Что фантастического вы ожидаете в будущем?

— Мне кажется, впереди дремучий реализм. Нет ничего более прозаического, чем рыночная экономика. Причем с каждым годом будет все хуже. А в один прекрасный момент мы заметим, что стало лучше.

— Потому что все-таки начнется фантастика?

— Фантастикой мог бы показаться момент, когда ситуация перестанет ухудшаться. Вот безболезненный переход из одного состояния в другое действительно был бы фантастикой.

— Почему же переход будет таким тяжелым?

— А потому, что мы не умеем работать. Мы семьдесят с лишним лет ходили не на работу, а на службу, получали не заработную плату, а жалованье. Мы научились угождать начальникам и совершенно не умеем угождать потребителям нашего труда. Система всеобщего холопства приучила нас, с одной стороны, делать что прикажут, а с другой — лопать что дают.

— А кому же угождал самый большой начальник?

— Самым большим начальником был СТРАХ. Боялись все — с самого низа до самого верха. Сталин, скажем, тоже оставался рабом той системы, которую создал, и делал то, что вынужден был делать. Страх — это неплохой стимул для работы, но не единственный и далеко не самый лучший. По-настоящему производительно работать можно только ожидая пряника, а не кнута.

— Но давайте все-таки попробуем оторваться от реальности. Скажите, чему бы вы могли удивиться? Вот, к примеру, вышли вы из дома…

— Меня очень трудно удивить. Все фантастическое, что существует на свете, я, по-моему, уже представил в воображении. Летающие тарелки? Было. Телекинез? Надоело. Рог изобилия на углу? Описано неоднократно. Так что пусть вокруг будет проза жизни. В булочной — хлеб. В Гастрономии — гастрономия. На бензоколонке бензин. Вот такая ситуация, может быть, и вызвала бы у меня удивление.

— Ну это что! А вот представьте: в булочной нет хлеба. В гастрономе пусто. С бензином — напряженка. Да плюс еще горячую воду отключили…

— Так что же тут удивительного?

— А вы представьте, что все это — в Америке!

— Да-а. Тут бы я, конечно, удивился…

— Вот видите: что нам запросто, то американцу не по зубам! А ленинградцы и вообще народ особый. Кстати, сейчас заметны какие-нибудь различия между двумя столицами в плане, так сказать, телесной пищи?

— Москва всегда подкупала меня бодростью. Я имею в виду чай "Бодрость", я его очень люблю. А Ленинград, насколько я знаю, всегда поражал москвичей обилием кур на прилавках — в нашей области было хорошо налажено их производство. Но сейчас эти различия исчезли.

— В Ленинграде появился чай, а в Москве…

— Нет, наоборот, и то, и другое пропало.

— Что же вас утешает?

— Прожитая жизнь. Ничто не внушает такого оптимизма, как преодоленные трудности! А наш народ преодолел столько этих препятствий, что просто обязан быть оптимистом!

С писателем фехтовала Н. ГРАЧЕВА.

История Фэндома: Интервью с В. Кузьменко, 1991 (1)

Здравствуйте, All!

Посылаю некоторые материалы из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).

Статьи выложу на www.tree.boom.ru

Яценко С. Плоды познанья с "древа жизни": Интервью с автором перед выходом книги

(Книжное обозрение (Москва).- 1991.- № 17. — С. 3.)

Уважаемые читатели "КО"! Первая книга трилогии В. Кузьменко "Древо жизни" была обещана вам в марте-апреле. Но производственная деятельность всех предприятий, в том числе и полиграфических, поставлена в такие условия… Так что выход книги задерживается примерно до июня с. г. В то же время в редакцию продолжают поступать письма с просьбой подробнее рассказать об авторе этого фантастического романа, намерен ли он продолжать свою эпопею, какие произведения им написаны еще. Журналист и литератор С. Яценко, рекомендовавший книгу В. Кузьменко "Книжному обозрению" и знакомый со всем его творчеством, согласился встретиться с Владимиром Леонидовичем и побеседовать. Надеемся, что содержание беседы удовлетворит законное любопытство наших читателей.

— Должен признаться вам, Владимир Леонидович, что лично я такого безусловного успеха не ожидал. Тем более что "КО" опубликовало лишь первую книгу трилогии. На мой взгляд, она не может дать полного представления о том, что я считаю главным в вашей книге — философской концепции устройства общества…

— Да, несмотря на то, что фрагмент кажется более или менее законченным, он только намечает главные проблемы, в нем заложены лишь основы концепции бессмертия, создания искусственного интеллекта…