— Такие ловушки придумали валлоны, — нахмурился дед, выслушав рассказ Гинты. — У нас не принято мучить животных, а эти белолицие не щадят никого. Лица у них белые, а души чёрные. Где она была поставлена?

— Недалеко от дороги на Лаутаму. А дорога возле самой границы. Там же наместник. И войско… Это явно кто-то из его воинов. Леса они боятся, так поближе к дороге охотятся.

«Надо и мне вдоль той дороги побродить, — добавила Гинта про себя. — Я им не позволю хозяйничать в наших лесах».

Через несколько дней она извлекла из точно такой же ловушки маленького занга. У него была сломана нога, и Гинта два дня лечила его, поселив в «кладовой» своего «Эйринтама». А вскоре ей удалось выследить и тех, кто эти ловушки ставил. Как она и предполагала, охотниками оказались валлонские воины — двое молодых парней, вооружённых кестами и большими кинжалами. Они пришли к ловушке в надежде найти там какую-нибудь добычу и оцепенели от изумления, когда навстречу им из зарослей вышла тоненькая смуглая девочка в юбке из лепестков сиула и с цветами в длинных распущенных волосах.

— Разве ваше оружие не позволяет вам убивать животных быстро, не причиняя им лишних страданий? — строго спросила Гинта. Благодаря дяде Таввину она неплохо владела валлонским. — Если бы вас самих прижало такими брёвнами, как бы вы себя почувствовали?

— Сейчас я тебя прижму, красотка! — хохотнул старший, здоровенный детина, которому Гинта едва доставала до груди. — А ты скажешь мне, что ты при этом почувствуешь.

И он, ухмыляясь, направился к девочке.

— Не надо, Кальв, — попытался остановить его приятель, совсем молодой паренёк с большими грустными глазами. — Это гинта, лесная богиня…

— Долго же у тебя не выветриваются из головы нянины сказки, Даарн, — насмешливо заметил Кальа. — Никогда не возьму своим детям черномазую няньку. Ты даже не убегаешь, детка? Правильно. Будешь потом хвастаться, что тебя…

Кальв не договорил. Даарн с удивлением смотрел на своего старшего приятеля, который побледнел, попятился и, дрожа всем телом, прислонился к стволу фисса. А тоненькая девочка с цветами в волосах несколькими точными ударами сломала ловушку и, взяв одну из здоровенных жердин, подошла к Кальву.

— Я могла бы убить тебя на месте, — сказала она. — Я могла бы убить вас обоих, но я вас отпускаю. Запомните: вы можете охотиться здесь, когда вы голодны, но горе вам, если вы поставите ещё хоть одну ловушку.

Она без особых усилий сломала жердь толщиной в руку, отшвырнула обломки и пошла прочь.

— Я же говорил, что это лесная богиня, — донеслось до неё. — Эй, Кальв, ты хоть жив?

На ловушки Гинта больше не натыкалась, но ей ещё не раз приходилось выручать зверей из беды. Крики боли, страдания, зов о помощи — это то, что она научилась понимать раньше всего. Бродя по зарослям, она постоянно делала слуховой анхакар и чутко улавливала звуки, которые то и дело прорывались сквозь обманчивую тишину леса. Однажды Гинта услышала жалобный крик птицы фийры, похожий на тот, что заставил её плакать много лет назад. Но тогда она не понимала, о чём кричала птица, а теперь ей было ясно — что-то стряслось с птенцами. Скорее всего, какой-нибудь хищник разорил гнездо, и помочь уже нельзя… Нет… В крике птицы не было той безнадёжности, которая когда-то наполнила сердце маленькой Гинты щемящей грустью, зато в нём звучало такое отчаяние, что девочка со всех ног кинулась на помощь. Она должна успеть! Случилось несчастье, но оно поправимо. Гинта прибежала вовремя. Фийра с криком носилась над травой, словно стараясь кого-то отогнать. Между толстыми стеблями вассуна барахтался неуклюжий белоротый птенец, а к нему неторопливо, но деловито подбиралась пёстрая гинза. Гинта ловко схватила её за горло и отбросила подальше. Потом посадила птенца себе на плечо и полезла на дерево. Гнездо находилось на самой вершине. Ветви там были очень тонкие и не выдерживали веса Гинты, поэтому девочка обратилась к божествам воздушной стихии, чтобы они помогли ей доставить птенца домой, не поломав дерево. Фийра кружила над гнездом и кричала, но теперь это был крик радости, и Гинта явственно слышала в нём благодарность.

За полтора года лесной жизни ей пришлось даже принимать у животных роды, причём, один раз — у сингалихи. Эта самка была очень молода, а первый детёныш оказался слишком крупным. Без посторонней помощи бедняжка бы просто не разродилась. Сингал-отец ходил поблизости и нервно бил себя хвостом по бокам. У сингалов такой обычай: самец охраняет место, где рожает его подруга, и горе тому, кто ступит на эту территорию. Но Гинту он пропустил, ей даже не пришлось отпугивать его ни криком, ни взглядом. Самый страшный из хищников сантарийских лесов понял: помочь сейчас может только это хрупкое двуногое существо. Сингалиха принесла двух детёнышей. Первый не только оказался слишком крупным, но и неправильно шёл, зато со вторым проблем не было. Новорожденные сингалята очень походили на новорожденных детей человека, и, глядя на них, трудно было поверить, что когда-нибудь эти милые, беспомощные создания превратятся в грозных златошерстных красавцев, способных ударом лапы сломать хребет хорту или зангу. Сингал — священный зверь Гинтры и Санты. Глаза его светятся во тьме, словно две яркие луны. Саннид говорил: если находишься на Санте, Эрса оттуда выглядит совсем как Санта, когда смотришь на неё с Эрсы. Санта — небесный двойник лесной богини и тоже покровительница зверей. «Осторожнее с хищниками, — то и дело предупреждал Гинту дед. — Твоё имя всё же не даёт тебе могущества богини. И будь почтительна с лесными божествами. Не забывай, что ты человек».

Лесные божества иногда являлись Гинте. Правда, ненадолго и чаще всего во сне. Вернее, в том состоянии, когда человек и сам точно не может определить, спит он или бодрствует. Иногда, задремав где-нибудь в тени, среди высокой травы и цветов, Гинта слышала чьи-то голоса — тихие и звенящие. Они пели, смеялись, перекликались, а порой называли её по имени. Гинта открывала глаза и видела головки цветов, которые качались, хотя не было никакого ветра. Качались так, словно кто-то только что их задевал. А однажды ей почудилась хорошенькая маленькая девочка с лиловыми волосами, в юбочке из лепестков. Она прыгала с цветка на цветок. Стряхнув сонное оцепенение, Гинта приподнялась, но увидела лишь порхающую над цветами бабочку. Тиоли и тиолины иногда превращаются в бабочек. Они очень пугливы и совершенно безобидны, чего не скажешь об арранхах — древесных божествах, которые живут в кронах деревьев. Эти сами могут напугать. Не потому что они злые, нет. Просто арранхи любят пошутить, поиграть, а игры богов не всегда безопасны для смертных. Два года назад Гинте довелось лечить молодого парня, который, упав с дерева, серьёзно повредил спину. Он говорил, что его напугал арранх, и ему верили. Все, кроме ехидины Суаны. Она заявила: «Рам просто не хочет признаться в своей собственной неловкости. Люди, как оплошают, вечно стараются всё свалить на богов или демонов».

Гинта вспомнила эту историю, когда подобное случилось с ней самой. Она не расшиблась только потому, что в отличие от бедняги Рама умела ладить с божествами воздушной стихии. Гинта так и не поняла, действительно ли она видела тёмное, зеленоглазое лицо, обрамлённое растрёпанными зеленовато-жёлтыми волосами, которое гримасничало и дразнило её, высунув длинный-предлинный язык. Может, это была просто игра света и тени в дрожащей от ветра листве? Нет, вряд ли…

Жутковатое насмешливо оскаленное лицо ещё долго стояло у неё перед глазами. После этого случая Гинта дней десять боялась лазить по деревьям и отказывалась, когда Тинг звал её поиграть. Прыжки с дерева на дерево были их любимым развлечением. Гинта уже настолько овладела стихией нэфф, что могла на какое-то время зависать в воздухе и прыгала по верхушкам деревьев почти так же лихо, как её четвероногий друг. Наружный анхакар надёжно защищал её от царапин и ссадин.

Управлять стихией огня её учил Сагаран. Теперь она могла довольно долго стоять посреди костра и спокойно лежать на раскалённых углях. Сагаран показал ей, как при помощи анх и специальных заклинаний притягивать солнечные лучи и направлять их куда нужно.