Вот тут-то и обнаруживается, до какой степени бедна фантазия у нынешних апологетов жанра. Из романа в роман кочуют одни и те же однообразные колдовские миры, одинаковые чародеи с одинаковыми посохами, безликие герои, совершающие непрерывную экскурсию с препятствиями, однообразно-ослепительные красавицы, порой трогательно беспомощные, порой прекрасно вооруженные, но всегда жаждущие ласк главного героя. Короче — весь джентльменский набор псевдокультуры. Единственное блестящее исключение (также обязательное в нашей системе) — толкинская эпопея, сегодня уже окончательно похоронена под массой позднейших наслоений.

Значит, здесь и раскинулась та помойка, на которой и произрастут цветы истинной поэзии. Какими они будут? А вот этого, даже если бы и знал, я бы не сказал никому. И без того я раскрыл секрет Полишинеля, указал магистральный путь развития русской литературы на ближайшее десятилетие. Дело за малым: разгрести скопившийся навоз, сломать нелепые, но устоявшиеся формы псевдожанра, наполнить то, что получится, общечеловеческим содержанием, нащупать болевые точки в жизни завтрашнего дня и создать нечто великое.

Эй, любители вносить свои имена на скрижали! Творить подано!

Поскольку за последние десять лет вроде бы выяснилось, что в эгоцентризме нет ничего особенно плохого, позволю себе начать с себя. Пока опять все не переменилось.

Вот уже несколько лет я, по профессии возрастной психолог, занимаюсь с детьми, подростками и взрослыми людьми чем-то, что очень условно может быть названо психологическим консультированием, а на самом деле лежит где-то на границе между психологией и психотерапией.

В свою очередь, в психотерапии давно и достаточно успешно применяется метод, который называется сказкотерапия. В самых общих чертах он основан на том, что сюжеты древнейших сказок, таких как "Колобок", "Курочка Ряба", "Красная Шапочка", "Крошечка-Хаврошечка" и т. п., восходят к индоевропейским корням и отражают базовые, глубиннейшие проблемы человеческой психики. Все это очень интересно, глубоко, и даже немного страшновато, так как при проигрывании этих сюжетов специальным образом в процессе сказкотерапии со взролыми разумными людьми действительно происходят удивительные вещи, но сейчас речь не об этом.

Я, как уже говорила, работаю и со взрослыми, и с детьми. Взрослые, в большинстве своем весьма неуклюже, но все же могут говорить о своих проблемах. Дети и подростки — не могут. Помня об отражении в сказках базовых проблем (таких, как проблема авторитета, проблема выбора, отношения полов, детей и родителей и т. д.), я подумала: а не применить ли мне сказку хотя бы для диагностики? И стала просить детей и подростков сочинить для меня сказку. Но увы, сказок мои дети и подростки не сочиняли. То, что у них в конце концов получалось (если мне удавалось отвлечь их от "черепашек-ниндзя", "охотников за привидениями" и космических войн), лежало где-то на стыке между фэнтези, научной фантастикой и собственно сказкой, причем львиная доля площади этого стыка принадлежала "фэнтези". Пережив такое разочарование, я рассмотрела вопрос с теоретической точки зрения, имея в виду сугубо практическое применение выводов.

Произведения в жанре фэнтези, как правило, основаны на том или ином комплексе мифов, качественное и количественное разнообразие которых целиком лежит на совести автора. Для меня, как для психолога, здесь интересно то, что мифы, как и сказки, отражают в себе те же самые задачи и проблемы, которые решает в своей жизни человек (естественно, и в мифах, и в психологии решает их не только отдельная личность, но и популяция, сословие, этнос и т. д. — вспомним юнговское "коллективное бессознательное". Однако, это тема отдельного большого разговора).

Но мифы, помимо общей со сказками функции — отражать, имеют и еще одну функцию — формировать (Например, "Колобок", "Курочка-Ряба" — они ничего не формируют, ни к чему не призывают. Не так — с мифами).

А если имеется формирующая роль, я, как психолог, могу это использовать в своих, психокоррекционных, интересах. Пояснить проще всего на примере:

Мальчик двенадцати лет сделал героем своей "сказки" юношу двадцати пяти лет, среднего по всем возможным показателям, одиноко живущего в избушке посреди огромного леса и промышляющего охотой и собирательством. Никаких социальных контактов юноша не имел, ни о чем не жалел и ни к чему не стремился. С дикими животными его связывали отношения "охотник-дичь", с домашними (кошки, собаки, лошадь) — "хозяин-слуга". В этом сюжете мальчик отразил свои личностные проблемы, желание спрятаться, уйти от мира, оградить свой внутренний мир от посягательств других людей, отсутствие интереса к людям, доверия к ним.

Однажды (поскольку я настаивала на развитии сюжета) в лесу опустилась летающая тарелка, забравшая на борт незадачливого охотника и доставившая его на родную планету космических путешественников. Там юношу стали расспрашивать о Земле. И оказалось он ничего не знает. Ни о людях, ни о планете, ни о жизни вообще. Инопланетяне удивились, вернули юношу в родной лес, обещали прилететь еще и попросили к следующему разу собрать побольше сведений. Юноша пообещал и, хотя ему было нелегко, покинул лес и взялся за выполнение задания. Год за годом он путешествовал по разным странам, узнавал все больше и больше о людях и их жизни. То, чего не мог запомнить, записывал в толстую книгу, которая всегда лежала в его заплечном мешке. Вскоре он знал уже так много, что люди полюбили слушать его рассказы, и он, приходя на новое место, прежде чем задать свои вопросы, говорил о тех краях, где он уже побывал, и о жизни людей тех краев. Сам он тоже полюбил людей, теперь они казались ему интересными — так же, как он стал интересен для них. Первые годы он еще ждал возвращения инопланетян и был готов дать им отчет, но постепенно жизнь захватила его сама по себе, и он забыл о них.

Я думаю, нет смысла комментировать, что именно в развитии сюжета этой "сказки" имело значение психокоррекции. Это и так ясно.

Обнаружив такие вот возможности сочиняемых моими пациентами "сказок", я задумалась о том, что потребность в формирующей роли мифа никуда не делась, а, следовательно, сказания о Богах и Героях по-прежнему должны существовать. Где же они сейчас, каковы они и какова сегодня их роль в жизни вступающего в мир человека?

Рассмотрим этот вопрос с самого начала. Первыми Богами и Героями для ребенка являются его собственные родители. И именно они закладывают в душу ребенка первый, базовый нравственный императив. Закладывают не только (и даже не столько) словами, но и поступками. Например, родители могут каждое утро твердить своему чаду "не укради", но если мама каждый вечер приносит домой продукты из столовой, а папа радиодетали с завода, то рано или поздно чадо смекнет…

Но проходят годы, мама и папа превращаются в обыкновенных людей с их достоинствами и недостатками, потребность же в Богах и Героях остается, маленький человек выходит в мир, и вот тут-то и наступает момент, когда незрелая еще личность может проглотить (и чаще всего глотает) наживку "суперавторитета", "сверхценной идеи" и иже с ними. (У нас, конечно, "особый" путь, но все же на большинстве всевозможных баррикад сражаются за идею молодые люди. И это вовсе не потому, что старики хуже держат оружие…) Так происходило, происходит, и, наверное, будет происходить, но это, разумеется, не все, и главной потребностью человека в этом возрасте остается формирование (уточнение, подтверждение, коррекция) ЛИЧНОГО нравственно-этического комплекса.