Всякая премия — это известного рода давление, потому что, вручая премию, мы как бы говорим и сами себе и другим: "Вот это лучшее", — что естественным образом сказывается на литературных приоритетах. "Странник" не исключение. "Странник", собственно, потому и был вызван к жизни, чтоб уравновесить давление читательских премий. Хотим мы этого или не хотим, но в литературе всегда будут присутствовать направления "хлеба" и "сникерса". Удручающие результаты некоторых премий фантастики позволяют считать, что читатель тяготеет все-таки к "сникерсу". "Сникерс", конечно, вкуснее, но при без "сникерса" жить, в общем, можно, а без "хлеба" нельзя. Профессиональная премия "Странник" представляет собой отстаивание "хлеба" в фантастике. От нас требуют "сникерсов", от нас явно или неявно ждут сугубо развлекательной литературы. И вот тут "Странник" должен сказать твердое "нет". Пусть читателю нравятся только "сникерсы", пусть он склонен безудержно поглощать лишь не очень качественный шоколад, пусть обертка конфеты красивее, чем подгорелая корка, но в литературе должен существовать и "хлеб", потому что без "хлеба" не будет ни "сникерсов", ни литературы.
9. Тем, кто слышал, что "Странник" "провозглашается премией совершенно конкретного направления — направления, отождествляемого обычно с работами Столярова", я советую обратиться к врачу: у них слуховые галлюцинации. Лишь клинический кретинизм оправдывает подобные заявления. Никакой реальной основы они под собой не имеют. Если мы рассмотрим жюри премии "Странник" по направлениям, то литературно оно, по-видимому, распределяется так: Геворкян-Лукин-Михайлов — одно направление, Рыбаков-Стругацкие — как мне кажется, совершенно другое, Лазарчук-Столяров — направление третье. И особняком стоят Булычев и Успенский, представляющие собой совершенно самостоятельные явления в современной фантастике. Доминирования какого-либо одного направления нет. И хотя другие члены жюри, вероятно, распределили бы авторов по-другому, но представленный в "Страннике" спектр очень широк и, по-моему, отражает почти весь спектр российской фантастики. И вообще вся критика "Странника" сводится лишь к одному: Как они (писатели) это посмели? (Почему не посоветовались со мной, я лучше всех разбираюсь в литературе?). Громогласные критики "Странника", вероятно, не чувствуют, что они фактически отстаивают диктат одного (а именно, своего) литературного мнения, своего монопольного безоговорочного права решать, абсолют приватного вкуса в худших его проявлениях — и что все аргументы, которые они так страстно высказывают, могут быть обращены против них. Вероятно, им следует уяснить некоторые элементарные вещи: их мнение не единственное, и их вкусы не есть окончательные и бесповоротные. Писатель — не игрушка в руках читателей, у писателей — может быть и свое литературное мнение и свое безусловное право это мнение высказать. Вот, что требуется понять критикам "Странника", и как только это будет понято, так все сразу же встанет на свои места.
10. При создании жюри премии "Странник" принимались в расчет только литературные соображения: член жюри должен был существовать в литературе давно, обладать значительным количеством опубликованных произведений и иметь — пусть большую, пусть меньшую — устойчивую писательскую репутацию. Никакие иные критерии при этом не фигурировали. Было бы, наверное, проще всего взять в жюри одного из нынешних критиков "Странника", например, того же уже упоминавшегося "озвучивателя" — я уверен, что из яростного оппонента премии он немедленно превратился бы в ее не менее яростного защитника. Но вот это как раз было бы решение политическое. А вообще, создавать жюри премии "Странник" было легко: за прошедшие десять лет стало ясно, кто чего стоит — кто писал рассказы, повести и романы, а кто делал карьеру или жаловался на трудности. Список предлагаемого жюри составился сам собой, и, как я понимаю, серьезных претензий не вызывает. Наиболее ценным, с моей точки зрения, здесь является сугубая личная независимость: как бы хорошо ни относился ко мне Рыбаков, но голосовать он все равно будет так, как считает необходимым, и как я, в свою очередь, ни уважал бы Лазарчука, но уж если произведение не понравится, то голосовать буду против. Тот, кто лично знает членов жюри, тот, наверное, согласится, что здесь невозможны ни сговор, ни групповщина. Личная честность каждого обеспечивает коллективную честность жюри, и не видеть этого, по-моему, может лишь тот, кто заведомо не хочет этого видеть.
Я надеюсь, что "Странник" и дальше останется на твердых литературных позициях, что в жюри сохранится взаимное уважение друг к другу и что не смотря ни на какое давление со стороны эстетическая независимость "Странника" останется непоколебленной. Потому что в противном случае его ждет незавидная участь — участь тех рыхлых премий, что сейчас агонизируют у всех на глазах.
11. Дня за два до "Интерпресскона" я звонил Игорю Всеволодовичу, и он объяснил мне, что сейчас у него, к сожалению, сложные семейные обстоятельства. Если он сможет, то он, конечно, приедет. Обстоятельства, вероятно, сложились так, что приехать Кир Булычев не имел возможности. Мне очень жаль. И, однако, никакие "этические нюансы" при этом не обсуждались. Не высказывал их Кир Булычев и впоследствии. Чего не было, того не было. И не стоит поэтому создавать ложных сущностей. Вероятно, не стоит домысливать за человека то, чего он не говорил. Это попросту неприлично. Повторяю: мне очень жаль, что Кир Булычев не приехал, но, признаться, я временами даже испытывал некоторое облегчение. Потому что иначе мне было бы стыдно перед ним за тот грубый "наезд", что во всем безобразии выплеснулся на "Интерпрессконе". И не важно, что орали (другого слова не подобрать) всего пять или семь человек — их желание не разобраться, а затоптать, было вполне очевидным. И мне, видимо, пришлось бы тогда извиняться перед Игорем Всеволодовичем, как пришлось извиняться перед другими попавшими сюда впервые людьми, объясняя, что народ у нас, в общем-то, неплохой, но, простите, у пары человек "крыша съехала". И пускай этих "съехавших" действительно было очень немного. Атмосфера "орущей толпы", которую они создавали, все равно неприемлема. Разумеется, я понимаю, что руки чешутся, а врагов уже нет. Разумеется, я понимаю, что гораздо интересней ругать "Странников", чем Пищенко или Медведева. Разумеется, я понимаю, что желание быть на виду, вероятно, может иметь и самые экзотические очертания. Но "непримиримой оппозиции" следует, вероятно, учесть: если девять российских фантастов предпринимают какие-то действия, то, наверное, за этим скрываются весьма серьезные обстоятельства. И, наверное, следовало бы сначала эти обстоятельства прояснить, следовало бы прояснить мотивы и намерения этих писателей, следовало, наконец, хотя бы подумать — может быть, тогда часть вопросов исчезла бы сама собой. Но чего уж точно делать не следовало, так это сразу же швырять кирпичи, взбаламучивая "Интерпресскон", по которому сейчас судят о российской фантастике.
12. В Положении о литературной премии "Странник сказано: "Литературное жюри премии "Странник" не отчитывается перед учредителем ни по процедуре, ни по результатам присуждения премии "Странник". Было бы наивно предполагать, что раз "Terra Fantastica" финансирует премию, то за нее и проголосуют. Это абсолютная чепуха. Жюри "Странника" независимо. Спонсор деньги предоставляет, но он не может повлиять на результаты голосования. Это следует до конца понять всем: фэнам, спонсорам, читателям, участникам "Интерпресскона". И, наверное, следует также иметь в виду, что сама премия "Странник" присуждается издательствам российскими авторами. Издательство может выпустить пятьсот книг Гаррисона и премию не получить, но оно может издать пять книг российских фантастов и претендовать на получение премии. Разумеется, "Terra Fantastica" сделала меньше, чем от нее ожидали, но она она все же сделала в отличие от других — только-только сейчас начинающих интересоваться российской фантастикой.
13. Извините за правду, но делать мне больше нечего, как сидеть и думать, что именно могло задеть Юрия Флейшмана? Откуда я знаю? Может быть ему не понравились девушки в шоу "Странника". Может быть, он считает, что они были одеты слишком легко, что, наверное, и задело Ю. Флейшмана, известного своим целомудрием. Извините, но Флейшман — еще не фэндом. Извините меня, но только идиот может предполагать, что Булычев, Геворкян, Лазарчук, Лукин, Михайлов, Рыбаков, Стругацкий, Столяров и Успенский сговорились и решили намеренно оскорбить фэндом и фэнов. Это же какую тупую башку надо иметь, чтобы такое высказывать. Ну — не понимает товарищ Флейшман. Ну — объясните ему, пожалуйста, что он — не понимает. Только сделайте это самостоятельно, не привлекая писателей. Жалко времени, которое тратишь на подобную чушь. И вообще я должен сказать, что вопросы, которые здесь поставлены, совершенно напрасно названы "неудобными". Неудобства тут никакого: вопросы просто дурацкие. Очень трудно поверить, что кто-нибудь задает их всерьез, и еще труднее понять, зачем потребовались ответы писателей. Почему серьезные люди должны анализировать бред — может быть, и прорывающийся у кого-то, но не имеющий реального содержания. Меня не слишком удивляют лживые до кретинизма статьи Логинова и Больных, я давно знаю Логинова, как человека глупого, подлого и продажного. Вероятно под стать ему и его приятели, но меня удивляет другое: почему никто не сказал о позитиве, который наработан "Интерпрессконом"? Ведь в конце концов, был проведен лучший кон за последние годы — и блестяще организованный, в чем заслуга команды А.Сидоровича, и имеющий литературное содержание, которое очевидно, и продемонстрировавший внешний блеск, что для кона, как для литературного шоу достаточно важно. Работа была проделана колоссальная, был создан базис на котором можно строить мир новой фантастики. На "разборе полетов" после "Интерпресскона" кто-то сказал: Ничего, все в порядке, работаем дальше. Я уже не помню, кто именно так сказал, но, по-видимому, — это самое правильное решение.