АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Но тогда получается, что отвоевание рынка у американских фантастов — Реконкиста — у нас не получится, потому что американцы, англоязычная фантастика вообще, будет держать 95 % всего рынка, в том числе и российского. И литература, российская литература, никогда не составит серьезной конкуренции западной. Посмотрите, кто на Западе считается хорошим писателем. Вы назвали Воннегута. Воннегут не входит даже в первую десятку американских фантастов. И, я думаю, он не входит, даже в первую их тридцатку. Брэдбери — здесь я с вами согласен — Брэдбери очень известный фантаст. Но, по-моему, это тот единичный случай, когда явно талантливый человек обладает к тому же еще и способностью писать очень просто. Такое случается. Бывает — редчайшее совпадение обстоятельств. Но большая четверка англоязычных фантастов: Кларк, Азимов, Ван Вогт и еще кто-то, не помню, на мой взгляд, пишут гораздо хуже большой четверки российских фантастов. Вместе с тем, ориентация рынка пойдет по американским канонам. И здесь ничего не сделать. Этим способом мы читателя не отвоюем. Единственный путь, как мне кажется, дающий надежду, — это создать ситуацию, при которой фантастика — лучшая часть ее — будет признана литературой, художественной литературой, когда она получит того читателя, коий в принципе коммерческого чтива не употребляет. В России таких читателей много — это интеллигенция. Она, в общем, читает художественную литературу, она просто не читает фантастику — потому что на фантастике висит ярлычок: "второго сорта". Как вы думаете, может быть, этот путь более перспективен: путь художественной литературы, конкуренция не с американской фантастикой, а с серьезной российской прозой?

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Безусловно, Андрей, я с вами абсолютно согласен и хочу лишь расставить некоторые акценты. Никогда высокая литература не победит в конкурентной борьбе литературу второго сорта. Эта формула годится для любых разновидностей литературы будь она фантастическая или реалистическая, проза или драматургия… На рынке искусство всегда проигрывает ширпотребу. Мы должны это ясно понимать. И фантастика — я имею в виду настоящую литературу, то, что ваше поколение называет "турбо-реализмом", а наше — реалистической фантастикой или магическим реализмом — подлинная фантастика должна лишь отвоевать свою нишу в конкурентной борьбе с коммерческой литературой. И она имеет для этого все возможности. Потому что в России — сотни тысяч квалифицированных читателей, и они способны оценить, повторяю: Андрея Лазарчука, Вячеслава Рыбакова, Андрея Столярова, Михаила Успенского. И еще добрую дюжину современных российских фантастов. Вот как ставится сегодняшняя задача. Ворваться же, вклиниться в ряды реалистической литературы — это старинная мечта братьев Стругацких. Когда мы начинали работать лет 25–30 назад, мы ставили перед собой именно такую задачу: своими произведениями, своей публицистикой доказать, что фантастика способна подняться на уровень высококачественной, в каком-то смысле даже элитарной художественной литературы. Четверть века мы угрохали на решение этой задачи — продвинулись, признаюсь, очень мало, но все же продвинулись. И я думаю, что сейчас, когда не идеологические инстанции и не цензура определяют, чему быть на прилавках, когда это в конечном итоге решает читательский спрос, как бы трудно нам всем сейчас ни было, наступает именно наше время. И когда схлынет мутный вал коммерческой литературы, когда установится новая стабильность, тогда появятся книгопродавцы и книгоиздатели, понимающие, что квалифицированный читатель, исчисляемый не миллионами, а сотнями тысяч, — это самый стабильный и надежный источник дохода, вот тогда наше время наступит по-настоящему — ваше время, если выражаться точнее, время нынешнего поколения российских фантастов.

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Писатель существует, как мне кажется, в двух ипостасях. Ипостась первая — для читателей, то есть как беллетрист. Ипостась вторая — писатель как явление литературы, то есть, то, что замечено, описано и включено в общий культурный поток. Если с первой частью — читаемостью — мы еще как-то справляемся, потому что это зависит от нас самих: здесь достаточно писать хорошо, чтоб читатель, в конце концов, обратил на твои книги внимание, то вот со второй ипостасью — включением российской фантастики в мировой литературный процесс — дело обстоит значительно хуже. Российских фантастов не замечают ни мировая, ни собственно российская литературы. Как явление в литературе мы просто отсутствуем. И когда я спрашиваю: существует российская фантастика, я имею в виду еще и это.

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Я вас понимаю. Речь по сути идет о наболевшем вопросе, который я задаю себе уже давно: почему наша критика в упор не видит фантастики? Откровенно говоря, на этот вопрос существует много ответов. Может быть, дело в традиции. Общий взгляд на фантастику как на литературу второго сорта сделался традиционным. Тогда наше положение безнадежно, потому что нет ничего более устойчивого, нет ничего более безнадежного, нежели традиция, в частности, литературоведческая. Сюда, конечно, нельзя не отнести и общее для нашего менталитета положение, когда "любить умеют только мертвых", когда с большим удовольствием и охотой, многословно и увлекательно разбирают, например, Замятина, но в упор не видят того же Вячеслава Рыбакова. Честно говоря, я не вижу сколько-нибудь простого выхода из этой ситуации. Сам я писал об этом неоднократно, и неоднократно говорил, и, дойдя до определенной ступени отчаяния, как вы, может быть, слышали, призывал к тому, чтобы писатели, работающие в жанре фантастики, воспитывали собственную литературоведческую элиту — какие-то успехи в этой области, согласитесь, есть: все-таки у нас появились очень серьезные, на мой взгляд, критики и литературоведы, — и Роман Арбитман, и Сергей Переслегин — но, конечно, их пока очень мало и, конечно, они не имеют такого веса в официальном литературоведении, какой нужен для того, чтобы фантастика получила заслуженное признание. Это один из самых больных вопросов нашей литературы. Честно говоря, я с годами смирился с таким положением дел, и сейчас мне порой кажется, что уже того лишь факта, что писатель, работающий в жанре фантастики, существует в глазах читателей, достаточно. И не так уж важно, в конце концов, существует ли он в глазах высокого литературоведения.

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Борис Натанович! Предположим, что с завоеванием рынка мы справимся. Полагаю, что справимся…

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Я думаю, что мы просто отвоюем свою нишу. Мы не завоюем рынок. Российские фантасты никогда не составят 90 % книжного рынка, точно так же, как французские не составят 90 % книжного рынка во Франции, а немецкие 90 % — в Германии. Массовая англоязычная фантастика победила во всемирном масштабе, и надеяться, что внутри России нам удастся поменяться с нею местами, не надо. Я считаю, что если нам удастся отвоевать 20–30 % названий, это будет большой успех.

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Я нисколько не сомневаюсь, что фантастика как жанр выживет. Ясно, что она выживет. Ясно, что в российской фантастике, безусловно выживет та ее часть, которую мы называем новой фантастикой, магическим реализмом — по-разному. То есть, та составляющая, которая является художественной литературой. Но вот выживет ли само поколение современных российских писателей? Ведь оно возникло на отрицании! Если вы вспомните книги, изданные уже сейчас, если вы вспомните рукописи, которые вы недавно читали, то вы, наверное, обратите внимание, что вся новая волна российской фантастики поднялась на отторжении советской реальности. Никакого позитива она предложить не может. Даже намека на позитив нет. Но ведь время отрицания кончилось. Это ощущается по политике, по экономике, по настроению общества. Тем не менее, фантастика занимается отрицанием. Есть ли здесь какая-либо надежда?

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Знаете, Андрей, вы опять с одной стороны правы, а с другой стороны, мне просится на язык вопрос: а художественная литература высокого уровня вообще способна базироваться на чем-нибудь, кроме как на отрицании?