Последняя фраза всех рассмешила, после чего меня дружно пригласили к столу. Спутникам моим вскоре стало известно и о других подробностях моей биографии: в Ленинграде у меня живут мать и замужние сестры с детьми, а сам я пока не женат.

– Ну вот этому уж никто не поверит, — сверкнув улыбкой, заявила геолог. — В таком возрасте, да еще в Ленинграде, и вдруг — не женаты! Уж не сочиняли бы…

В этом вопросе я действительно не врал: жена от меня отказалась.

– А что же тут особенного? — вмешался один из пожилых спутников, запивая кислым лимонадом зачерствелый бутерброд. — Если он строитель и всю жизнь ездит с одной стройки на другую, ничего удивительного я не вижу. Конечно, не без временных привязанностей, не так ли? — обратился он ко мне. — Да и по внешности видно, что над ним давно не было женского присмотра…

Приятные на эту тему разговоры за едой на другой день кончились тем, что наша курортница вдруг предложила мне взаймы деньги.

– Что вы, что вы! — запротестовал я. — Заем в таких условиях все равно что подарок. Ведь я могу их вам вернуть и не вернуть — гарантий никаких нет!

– А я вовсе и не рассчитываю на возврат. Просто я имею возможность помочь вам небольшой суммой. Это меня не разорит. А вам принесет пользу. Ну берите же, берите. — И молодая женщина сунула мне в нагрудный кармашек целую сотню рублей.

Да, бывает в жизни, когда случай сводит двух незнакомых людей, и, глядишь, протянулась незримая ниточка от одного сердца к другому… С каким невыразимым чувством я записал себе ее адрес. Дал и свой ленинградский адрес, увы, вымышленный, так как не знал еще, где будет проживать Леонид Сергеевич Истомин, каковым я представлялся… А в это время подлинный Истомин, ничего обо мне не зная, продолжал жить и овладевать науками в столице Армении.

В Свердловске мы сердечно расстались. Все они поехали на Москву, а я сошел, чтобы пересесть на поезд, идущий по северной дороге.

Итак, я в городе Кирове. Потребовалось более двадцати дней, чтобы добраться от Сковородина до этого города, где я оказался на прочном якоре. Я проехал почти всю Российскую Федерацию с востока на запад. Пересек десять областей и Бурятскую автономную республику. А дальше — стоп, тупик. Позади — около семи тысяч километров, а впереди — еще полторы, отделяющие меня от цели, но этот сравнительно небольшой отрезок оказался самым трудным. Билеты в Ленинград здесь продавались только при наличии паспорта с ленинградской пропиской или по командировке…

Почему я задумал ехать в Ленинград, а не в какой-нибудь другой, более доступный город? Ответ простой: в этом крупнейшем городе мне легче затеряться и меня труднее найти. Кроме того, здесь живут мои кровные родные, которые помогут мне. Ни в Калининскую, где я родился, ни в Ярославскую область, где я жил и работал до двадцати лет, мне ехать нельзя, потому что именно там будут меня разыскивать. О Старой Руссе и думать нечего. Только многомиллионный Ленинград может меня спасти от нового ареста и водворения в места, может быть даже более отдаленные…

И вот этот город почти рядом и в то же время недосягаемо далеко. В кассе мне билет, естественно, не продали. Я сижу в скверике у привокзальной площади в самом мрачном настроении. Как же мне выйти из положения? День двигался к полудню, а затем и к вечеру, а я все сидел на скамейке или ходил вокруг нее как на привязи и ломал голову, как же быть. Или не быть.

И тут до моего слуха стал доходить разговор какой-то молодой пары, присевшей на противоположной скамейке.

– Ну и что же? — говорил мужчина. — Доедем и так, важно, что билеты купили!

– Все же это мне не нравится — в комбинированном. Один сиди, другой лежи, — отвечала ему с недовольством женщина, видимо жена. — Ведь до Ленинграда не час езды!

– Но, Клавочка, ты же сама видела, что делается у кассы?! Все равно выбора у нас не было.

Он стал закуривать, а я, как охотничья собака, почуявшая дичь, поднялся со своего места и, вынув папиросу, решительно направился к этой паре.

– Разрешите прикурить! — обратился я к мужчине. Тот был в хорошем настроении оттого, что злополучные билеты лежали у него в кармане. Он охотно зажег для меня спичку и, видимо чтобы покончить со своим неприятным разговором, спросил:

– Транзитный пассажир или местный житель?

– Транзитный, только, увы, безбилетный.

– А куда едете? — спросила его подруга.

– В город Ленина.

– Почему же безбилетный, если транзитный?

Я в отчаянии махнул рукой: дескать, не спрашивайте, и без того тошно.

– Нет, все же интересно, почему без билета? — настаивала она, видно еще не остыв от своей билетной эпопеи.

– История длинная и едва ли для вас будет интересной, — отвечал я, ни о чем так сейчас не мечтая, как о внимании к собственной персоне.

Так что же со мной случилось? Супруги готовы были меня выслушать, и я не дал долго себя уговаривать.

– Вы ленинградцы? — на всякий случай уточнил я.

– Да, — быстро сказал мужчина. — Не коренные, правда. Но живем все же более пяти лет. А уроженцы здешние.

– А где работаете, если не секрет?

– Я — на фанерном заводе старшим техником в отделе главного технолога, а жена — медицинской сестрой в поликлинике, — охотно сообщил мужчина и протянул мне руку: — Будем знакомы, Борис Ильичев, а это моя жена.

– Клава, — мило улыбаясь, ответила его подруга.

– Истомин Леонид Сергеевич, инженер, — нисколько не смущаясь, ответил я. — Рад с вами познакомиться, хотя наше знакомство будет мимолетным.

– Почему же мимолетным? — полюбопытствовала Клава.

– Потому, что вы сегодня уезжаете, а я остаюсь здесь на весьма неопределенное время. Я же безбилетный.

– Во-первых, мы едем не сегодня, а лишь через неделю, — сказал мой новый знакомый, зажигая потухшую папиросу, — а во-вторых, может, что-нибудь придумаем для вас. Не принято у ленинградцев оставлять земляков в беде.

– Так вы из самого Кирова?

– Нет, из района. Из-под Котельничей, — сказал мой знакомый. — Там живут мои родители. Мы проводили у них отпуск.

– Но Котельничи, если я не ошибаюсь, находятся почти в ста километрах отсюда в сторону Ленинграда, — сказал я. — Почему же вы здесь брали билеты?

– В Котельничах можно купить лишь общие билеты. Плацкартных мест на промежуточных станциях не достанешь. А здесь бывают…

Молодые ленинградцы располагали к полному доверию, и мне хотелось рассказать им все начистоту. Однако чувство самосохранения остановило меня.

– Мы с вами почти сослуживцы, — обратился я к Борису, — и, пожалуй, могу назвать несколько известных нам обоим фамилий. Вы Громова знаете? Слышали о таком?

– Это бывший управляющий "Фанертреста"?

– Да, именно он. Затем Смирнов, главный инженер этого треста.

– Как же, как же!.. Но Громова давно уже нет в тресте, как и в Наркомлесе.

– Где же он теперь? — спросил я, впрочем уже и сам догадываясь. — Я порвал с фанерным производством пять лет назад и, естественно, не следил за продвижением кадров.

– Да нет, тут дело не в передвижении. В тридцать седьмом году была раскрыта какая-то вредительская организация в "Фанертресте", и участников ее арестовали. В числе арестованных был и Громов. Его, кажется, расстреляли, а Смирнов, как выдвиженец Громова, долго подвергался разным притеснениям, пока снова не вернулся на Старорусский завод. А вы откуда их знаете?

И я рассказал о своей недолгой работе на Старорусском фанерном комбинате, только не в качестве секретаря парткома, как было в действительности, а в должности старшего строителя.

– Человек я, к счастью, был тогда одинокий, долго сидеть на одном месте не любил, как и многие молодые люди, ищущие свое призвание и место в жизни. А тут я услышал хорошие вести о Комсомольске-на-Амуре и решил туда махнуть. Было это в начале тридцать седьмого года. Проработал я там безвылазно более трех лет, заработал кучу денег, получил отпуск чуть ли не на полгода, а он, как видите, задерживается…