Роман Подольный, блестящий и плодовитый журналист из «Знание-сила», рассказывал мне, что однажды провел с Игорем-Киром месяц в Доме творчества. И вот, говорил Роман, когда к нему ни зайдешь, он с удовольствием с тобой общается, но ты еще не успел закрыть дверь, а уже раздается стрекот машинки. Роман, царствие ему небесное, к пожирателям времени не относился - человек он был трудолюбивый, с замечательной выдумкой (о нем тепло написано в книге «Как стать фантастом»).
Так уж получилось, что я стал и героем многих рассказов гуслярского цикла. Уточним: я все-таки не Лев Христофорович, хотя оба мы - Минцы. О том, как это произошло, Кир рассказывал много, в разных местах и всегда чуть по-разному. Рассказы писателей о любом событии никогда не документальны. Человек творит и в устном рассказе, и на собственном сайте. Все время придумывая новые подробности: таково дарование. Писатель в булочную сходит, а послушаете об этом простецком событии - животики надорвете, просто он не умеет иначе. Но что правда, то правда: я его сам попросил вставить меня в какой-нибудь рассказ. Незадолго до того я что-то перевел для одного весьма неплохого детективщика, и тот в благодарность ввел меня в повесть, правда, в виде девушки-полиглота. С толстой русой косой. Учитывая, что я лыс, читалось смешно (да и давно не девушка…). И мне показалось, что если меня кто-нибудь когда-нибудь еще выведет, получится неплохая коллекция. Даже оригинальная.
Далее не буду рассказывать за Кира Булычёва - лучше все равно не получится, - но он и сам не ожидал, что профессор Лев Христофорович Минц будет идти через многие книги. (Кстати, такое оксюморонное сочетание, как отчество «Христофорович» с фамилией «Минц», мог придумать только человек с блестящим чувством языка. И чувством юмора.) Дальше - больше. Он и звать-то меня стал Христофорыч… Впрочем, именуя его Киром, я тоже не всегда вспоминал, что он - Игорь Всеволодович.
И вообще, многие забыли, что между литературным персонажем и реальным лицом - дистанция огромного размера.
К примеру, он несколько раз дарил моей внучке книги с надписью: «Надеюсь, летом ты приедешь в Гусляр к дедушке Христофорычу? Там и встретимся. Кир Булычёв». А она не скупилась давать своим школьным подругам эти книжки почитать, и в результате каждый раз, когда по телевизору шли булычёвские мультики, девочки звонили: «Ксюх, включай скорей: твоего дедушку опять показывают».
Венцом моей профессорской карьеры стало выступление в роли «консультанта по внеземной лингвистике». Игорь не терпел халтуры, и когда режиссер фильма по его сценарию «Подземелье ведьм» возжелал, чтобы инопланетные герои картины говорили на своем, инопланетном языке, Игорь отказался вставить в текст первые попавшиеся мяукающие или скрипящие звуки, а предложил мою кандидатуру в качестве лингвиста. Деньги у киношников были, и они согласились. Булычёв позвонил мне вечером, чтобы предупредить о грядущем нашествии кинематографистов, и спросил: язык какого типа будет мною предложен? Я подумал и ответил, что для уровня развития цивилизации на планете Эвур лучше всего подойдет корнеизолирующий язык, где личные имена служат и местоимениями (дальнейшие подробности лингвистического характера я опускаю). Целый вечер я писал диалоги, буквально переводя с русского и расставляя стрелки над гласными, где тон должен повышаться или понижаться - как в языках Юго-Восточной Азии. Потом съездил на студию имени Горького и прочел актерам лекцию об эвурском языке с его изолированными корнями, а также записал на магнитофон весь эвурский текст. Я, кажется, вошел в образ одного из своих любимых университетских профессоров, поскольку съемочная группа слушала очень внимательно и задавала осмысленные вопросы. Признаться, мне стало слегка совестно, когда на экране я увидел большого и серьезного артиста Караченцова, произносящего тот бред собачий, что я натворил, но, очевидно, это был не совсем бред собачий, ибо звучал он вполне осмысленно: корнеизолирующе и с должными завываниями в именах собственных, в зависимости от того, значили они «я», «ты» или «он». Перед выходом фильма в свет мне позвонила ассистентка режиссера и сказала, что по настоянию автора сценария в титры введен тот самый «консультант по внеземной лингвистике». Только пришлось вставлять его в самый конец списка. И теперь, когда фильм показывают по телевидению, приходится не выключать до самого конца. Жаль, титры бегут по экрану слишком быстро…
История веселая, но все-таки суть ее в том, что человек - этот легкий человек! - к труду относился серьезно. Ко всем своим многообразным трудам.
Помните его книгу «Землетрясение в Лигоне»? Лигон - страна, вызванная к жизни буйной фантазией Кира Булычёва, и в то же время страна Юго-Восточной Азии со всеми приметами таковой. К примеру, с процветающей, обильной и нелюбимой китайской общиной. Китай в то время всячески распространял свой революционный опыт в соседних странах, а я получал на работе так называемый «белый ТАСС» с информацией, не шедшей у нас в широкую печать. Игорь спросил, могу ли я сделать несколько «сообщений агентства Синьхуа о событиях в Лигоне»? Я с увлечением влез в эту игру, пародируя китайскую пропаганду с ее выражениями, вроде «раздробить собачьи головы фашистскому руководству пожарной охраны Лигона» или «революционные студенты-эмигранты и кадровые работники читали цитаты Председателя Мао в переводе на лигонский язык».
– Добавь, - сказал Игорь, - «и на диалекты Верхних трактов».
«Верхними трактами» на английский колониальный манер именовались княжества вдоль дорог Северного Лигона: английскую колониальную историю в этих местах Игорь знал блестяще, но эту маленькую жемчужинку - «Верхние тракты» - могли оценить лишь несколько человек в Москве и Ленинграде. Стоило ли стараться? Стоило: для него в работе мелочей не было. Кстати, он предупредил меня, что «сообщения агентства Синьхуа из Лигона» в текст вставлять не будет: они нужны ему для общего погружения в лигонскую реальность при работе над книгой.
Друзья юности обычно склоняли его фамилию: Можейке, с Можейкой. Это нарушение правил склонения украинских фамилий в русском языке было оправдано: фамилия была не украинской, а чисто литовской и должна была писаться Мажейка (кажется, это значит «мало едящий»). Такие фамилии сохранились лишь в Жемайтии - северозападном углу Литвы, у большей же части литовцев фамилии славянского происхождения, и литовскость им придают только окончания: Рудницкас, Богданавичюс. Фамилию Мажейка русифицировали (скорее, украинизировали), когда его предок переселился в Гродно. Игорь хорошо знал историю своей семьи, в том числе и литовскую составляющую. Обнаружив, что у меня есть учебник литовского языка, он попросил его. Не уверен, что он язык выучил, но в одной из его повестей появился персонаж по кличке Акиплеша. По-литовски это что-то вроде черта, нечистой силы. И в учебнике литовского приводится как единственное на весь язык слово среднего рода. А действие происходит в раннем Средневековье на самой литовской границе. Мелочь? Кто это заметит?
Мне рассказывали, что кинорежиссер Жалакявичус, прочитав повесть, страшно удивился: откуда этому Булычёву знать такие жемайтийские тонкости? Булычёв - это псевдоним, объяснили режиссеру, настоящая фамилия - Можейко.
– Мажейка, - поправил Жалакявичус, - этот из наших.
И, говорят, долго носился с идеей экранизировать какую-нибудь из повестей Игоря. Не получилось. Видать, из-за вмешательства акиплеши…
Так вышло, что в последние годы своей жизни наши мамы, никогда в жизни не видевшие друг друга, часто говорили по телефону. Я уже не помню, как произошло их заочное знакомство, но поговорить им друг с другом было приятно. Нашлись общие и довольно близкие знакомые, а главное - любимой темой их разговоров стали сыновья. Они обе их очень любили, так что тема оставалась неисчерпаемой. И обе были прикованы к дому, из-за схожих болезней выходить, а потом и передвигаться были не в состоянии. Заботливость сыновей и возможность поговорить об этом с очень хорошо понимающим предмет человеком в определенной степени скрашивали им жизнь. Хорошо, что мы хоть так смогли что-то для них сделать…