Изменить стиль страницы

Искусство БЕЗУСЛОВНО не способно воспитывать. Вся история человечества свидетельствует об этом. Искусство вообще способно воздействовать только на человека уже воспитанного. Воздействие искусства на хама, жлоба, невежду ничтожно и, как правило, удручающе иррегулярно. Именно поэтому нравственный прогресс («под скальпелем природы и искусства») происходит так неторопливо и так разительно отстает от прогресса научно-технологического.

 Почему в России и Белоруссии - в отличие от всех бывших европейских государств соцлагеря - абсолютно не востребована либеральная идея? (Rex) Почему народ, в конце восьмидесятых - начале девяностых боровшийся за демократию, сейчас само это слово воспринимает как ругательство? (В.Усов)

– Весь советский народ (не только русские и белорусы) поражен ментальностью «задержавшегося феодолизма». «Начальству виднее». «Не работай, но - служи!» «Халява превыше всего». «Всех денег не заработаешь». «Всякая инициатива наказуема». «Что мне - больше других надо?» «Все собрать и поделить - это и есть справедливость, и она превыше закона». Неисчерпаемая сокровищница мудрых мыслей, утверждающих пассивность и покорность начальственным предписаниям. Либеральная же идея - это идея свободы действий, идея опоры на собственные силы, готовность рисковать и преодолевать обстоятельства. Человеку задержавшегося феодализма такое неуютно, неудобно, «холодно». Ничего, впрочем, нового в этом менталитете нет - все страны Европы прошли через аналогичное состояние мысли, мы просто отстали на пару веков, а может быть, лишь на пару поколений.

 Ваша фантастика затрагивала массу общечеловеческих и философских тем. Но одной братья Стругацкие не касались в принципе - религии. Это была позиция или вы понимали, что не пройдет? (Л.Рузанова) Насколько возможным Вы полагаете сочетание научной фантастики и религии? Возможна ли православная (мусульманская, иудейская, буддистская…) фантастика? Может ли фантаст (особенно научный фантаст) быть верующим, безусловно придерживаться религиозных догматов? (В.Мокряков)

Верующим может быть не только научный фантаст, но даже попросту ученый, причем самый крутой естественник и высокий интеллектуал. Наука и религия лежат в различных социальных плоскостях и практически никогда не пересекаются. Область науки - получение и исследование фактов. Область религии - чудо и вера. Любопытно, что фантастике не чужды ни наука, ни религия. Ведь (хорошая) фантастика - это всегда конгломерат Чуда, Тайны и Достоверности. А вне этого сплава не способны реализоваться ни Большая Наука, ни Великая Религия. Не представляю себе, что это такое - «буддистская фантастика», но, на мой взгляд, сам буддизм достаточно фантастичен во всех основных положениях своих, впрочем, как и христианство или ислам.

Критика

Евгений Лукин

«ГРЯЗНОЕ ЖИВОТНОЕ»

 Пророчество пугает нас лишь до тех пор, пока не сбудется. Какой, скажите, смысл бояться апокалипсиса, если он уже состоялся?

К сожалению, для нас стало весьма проблематичным ясное представление о том, что такое животное и что такое разумное существо.

Хосе Ортега-и-Гассет.

В известном рассказе американского фантаста герой в неистовстве расстреливает из револьвера четырех лабораторных обезьян. Их, насколько мне помнится, посадили за пишущие машинки, чтобы проверить некоторые положения теории вероятности, а обезьяны принялись печатать набело произведения классиков.

Разумеется, речь в рассказе шла не о творчестве и даже не о разуме, поскольку, повторяю, шедевры мировой литературы печатались подопытными приматами в готовом виде, без черновиков, однако наши с вами тайные предчувствия обогатились в итоге еще одним каприччио в духе Гойи: обезьяна за пишущей машинкой.

Наиболее внятно эти предчувствия были озвучены Кириллом Еськовым в его известном интервью: «Не знаю, сумеет ли когда-нибудь компьютер написать роман, но что роман, надиктованный шимпанзе, появится раньше, - голову даю на отруб».

В устах позитивиста Еськова пророчество прозвучало с грубоватым задором, и все же вряд ли Кирилл Юрьевич мог предположить, что, во-первых, событие уже на пороге, а во-вторых, обернется для многих очередным разочарованием.

Как говаривал Ежи Лец, не следует ожидать слишком многого от конца света.

***

Не я первый усомнился в подлинности истории, приведенной в послесловии ко второму изданию романа Мими «Грязное животное». Вообще должен заметить, что после непредумышленной травли-раскрутки, учиненной бесчисленными рецензентами, трудно оказаться в чем-либо первым. А уж когда в скандал вмешались профессиональные литераторы, привлеченные возможностью мимоходом уязвить друг друга, возникла, на мой взгляд, необходимость ввести новый термин - «мимистика» (по образцу соляристики Станислава Лема).

Первыми усомнившимися, если не ошибаюсь, были автор статьи «Мими де Габриак» Мария Галина и язвительнейший Эдуард Геворкян («Левой задней рукой»). История такова: пять лет назад (то есть в то самое время, когда Кирилл Еськов отвечал на вопросы интервьюера) шкиперу Петру Величко, работавшему по контракту в одной из африканских стран, был продан за бутылку рома детеныш шимпанзе, самочка по кличке Мими. Спустя полтора месяца срок контракта истек и российский гастарбайтер, уступив штурвал своей баржи преемнику-молдаванину, отбыл на родину, в Нижний Чир. Мими он прихватил с собой, и это едва не стоило шимпанзенку жизни, а шкиперу - свободы, поскольку обезьянку он попытался провезти тайком, без санитарного сертификата, минуя таможенный контроль.

Не обязательно быть литературоведом, чтобы в памяти немедленно всплыли незабвенные строки из «Моей родословной» Александра Сергеевича Пушкина:

Решил Фиглярин, сидя дома,
Что черный дед мой Ганнибал
Был куплен за бутылку рома
И в руки к шкиперу попал.

Имя и фамилия бывшего владельца Мими также наводят на мысль об откровенной мистификации, однако беда в том, что экс-шкипер Петр Величко действительно проживает в Нижнем Чире и даже удостоился статьи в одной из волгоградских газет.

Когда корреспондент (мой хороший знакомый) предложил сопроводить его и затем прокомментировать сенсационный материал, я согласился. Петра Алексеевича мы застали под хмельком в компании двух юристов, убеждавших хозяина подать в суд на издательство и нынешних опекунов Мими. Историю с продажей шимпанзенка он подтвердил, настаивая, впрочем, что расплатился за обезьянку местной валютой. Надо полагать, бутылка рома была придумана автором послесловия, так сказать, для полноты совпадения.

Собственно, сути дела это нисколько не меняет. В конце концов биографические справки, прилагаемые к очередной книге любого раскрученного автора, тоже во многом приукрашены.

Несмотря на уговоры адвокатов (спиртное принесли именно они), перспектива судебной тяжбы ничуть не привлекала Петра Величко. Да, позиция опекунов смотрелась соблазнительно шаткой (чиновник, от которого зависела судьба конфискованного животного, как выяснилось, приходился этологу Ираклию Концевому дальним родственником), однако в результате разбирательства могло воскреснуть дело об отсутствии санитарного сертификата, попытке контрабанды и, что уж совсем неприятно, взятке должностному лицу.

Вернемся, однако, к пространному послесловию. Очутившись в вольере для конфиската, непривычная к суровому российскому климату Мими простудилась и едва не отдала богу душу. Тогда-то и появились в ее жизни супруги Концевые, уже вырастившие к тому времени в домашних условиях двух шимпанзе: самца Ахилла и самку Клару. Не берусь судить о научной ценности проводимых супругами опытов по обучению обезьян языку жестов, но, насколько я понимаю, это было нечто аналогичное экспериментам, начавшимся на Западе примерно полвека назад. Единственное отличие: наши приматы осваивали не американский ASL, а русскую азбуку глухонемых, что дает повод говорить о несколько ином менталитете. Той же точки зрения придерживается и Аркадий Рух, особо отмечая при этом повышенный уровень духовности шимпанзе, воспитанных в православной среде.