24 июня, суббота. Читаю рассказы студентов, которые обещал отобрать и снабдить предисловием для журнала «Мы». Предисловие я буду делать, базируясь на мысли Рекемчука. Много про наркоманию, много почти репортажного. Это не Берроуз, а скорее советская любовь к этнографии малых народов. Кроме моих, Славы Пака и Ксении Королевой хороша еще Ирина Щеглова, она ученица Рекемчука. У Марианны Карпенко с ее наркоманами все очень впрямую. В «Новом мире» наткнулся на статью Татьяны Касаткиной, размышляющей над прозой постмодернизма. Ссылаясь на прозу Петрушевской и Галковского, она вводит новый термин «говорение без сказывания».

26 июня, понедельник. Сегодня уже в час начали праздновать защиту докторской диссертации Александра Ивановича Зимина. Вот так, тихо, скромно, не беря никакого отпуска на написание диссертации, взял и написал. Каждым лишним доктором в институте я горжусь. У меня такое ощущение, что это моя личная заслуга и что лично я защитил очередную докторскую или кандидатскую диссертацию. Я полагаю, что личики у некоторых членов нашего Ученого совета вытянутся, когда я последний ученый совет в этом году начну с поздравления Зимина.

Второй, главной новостью этого дня стало известие из банка — пришли деньги на отпуск, конечно, не в полном, как нам нужно, объеме, но пришли. Все с приходом в стране нового руководства меняется, и уже все труднее становится говорить о своих личных выдающихся качествах при руководстве институтом, государство тоже начало шевелиться. Значит, разговоры об оживлении экономики не миф, не пропагандистская утка, лед тронулся.

Каким-то мистическим образом нашелся в Париже и оказался пересланным мне очечник с видом Марбурга. Этот очечник был подарок Барбары, которая окружила меня целой тучей мелких знаков внимания. Я дал Барбаре знать об этом несчастье, она уже прислала мне новый очечник, как две капли воды похожий на старый, но тут волшебным образом из Парижа прибывает потеря. Это рука Ирины Ивановны: или я забыл очечник у нее дома, или в машине, или в университете, но, во всяком случае, была проявлена наблюдательность и внимание ко мне. Я и люблю потери, ибо считаю, что малые несчастья берегут нас от больших, но к потере некоторых вещей отношусь с долей беспокойства, видя в этом некий предостерегающий знак.

По телевидению, по одному из каналов передали, что в Швейцарии начинается какой-то процесс по обвинению Мабетекса в отмывании денег и коррупции. Каким-то образом по этому процессу проходят обе дочери Б.Н. Ельцина и Черномырдин. Логически для меня это вполне естественно, я чувствую внутреннюю логику этих взяток, возникших при огромных госзаказах, но я никогда не думал, что западная демократия на это отважится. Сегодня же на ТВ возникло предложение резко повысить денежное довольствие чиновникам высших эшелонов. Как это правильно, скольких людей такая постановка вопроса спасла бы от соблазнов, которые диктует наше вороватое время. На жене одного моего знакомого чиновника увидел прелестный тяжелый браслет, стоящий целое состояние. Для меня не вызывает вопроса, как эта драгоценная вещь могла появиться.

Написал страницу для журнала «Мы», отдиктовал ее за пять минут, но сколько времени, оказывается, готовился.

Ничего не читаю, не думаю. Когда ехали с дачи, я вдруг в боковое зеркало увидел свою руку — тонкая износившаяся кожа, рука абсолютно старого человека. За взятку в 50 долларов ребята-шофера мне помогли сделать техосмотр.

27 июня, вторник. Утром шла аттестация первого курса, впечатление местами безрадостное. Особенно своеобразно выглядели студенты Ю. Кузнецова и переводчики. В институт еще много людей попадает потому, что здесь неблатное, потому что многие думают о себе, что они не гении и в институт не идут, а вот народ понахальней не остановишь. Я хочу быть строже, поступать, как в других вузах: несданный экзамен — в армию, на улицу но, а вдруг талант! И — либеральничаю.

Гусинскому опять не дали разрешения на выезд за границу. На это раз на экономический форум в Вену. Любыми путями, но выбраться из этой проклятой России и пересидеть. Из институтского: милый Лешенька забыл проконтролировать уплату за тепло за прошлый год, и только что мне принесли счет на 225 тысяч, который оказался внезапен, как летний снег — премия для коллектива. Я, видимо, плохой руководитель. Леша у меня уже занят собой, Дмитрий Николаевич занят собой сугубо. Вчера вечером он мне позвонил, что не может, как мы договаривались в среду, переезжать из нашей ведомственной гостиницы в купленную наконец-то квартиру, потому что идет ливень, а ему завтра уезжать читать лекции в Сибирь — на заработки. Гостиничный номер с его вещами, который мог бы войти в оборот, стоит. С опозданием, с многими сложностями вроде бы мы открываем в гостинице буфет.

28 июня, среда. Утром очередной тур аттестации. Перевел своих, Сашу Скудина и Пашу Быкова на заочку, а «итальянку» Лену Ищенко отчислил из института. Про первых двух я все знаю, — они просто не живут жизнью литературы, а у Лены, переводчицы с итальянского, тройка по языку и незачет у Е.М. Солоновича. После совершенно изматывающей процедуры со студентами я еще дал небольшое интервью о земле в «Труд». Корреспондент из «Труда» пришел по следам моего интервью в «НГ», которое я давал Саше Щуплову, там о даче, о земле. А после переговоры с подрядчиками по поводу ремонта на 2-м этаже.

А.И. Горшков, я, С.П., Л.И. поехали к Ивановым — был традиционный праздник по поводу возвращения Марии Валерьевны из Кореи. Прекрасный стол и подарок — мне подарили кожаный кейс, который я все же не могу расценивать как взятку. Отдарю чем-нибудь позже. За столом я заметил, как постепенно привыкаю к лести, по крайней мере не воспринимаю ее так болезненно, как раньше.

29 июня, четверг. Последний аккорд аттестации, Ученый совет, обед с Вилли, приехавшим из Германии. Как всегда я сражался один против всех. Ученицы Олеси Николаевой читали плохие стихи, а у меня требовали, чтобы я говорил, что они хорошие. Хороший семинар у Маши Зоркой. В работе понравились ребята В.П. Смирнова: и Болычев, и Панкратов, и даже Крапивин с его любовью к востоку. У С.Р. прекрасные рецензии на курсовые работы — не щадит ни себя, ни будущих писателей, возникло две идеи: напечатать «диалог» — С.Р. и кто-либо из его студентов, т. е. курсовая и развернутая рецензия и создать семинар поэтического перевода для Болычева. Игорь знает английский и немецкий. По телевизору борьба губернаторов за свою парламентскую неприкосновенность и отголоски всхлипывания команды Гусинского. Во время обеда с Вилли говорили о так называемой «независимой прессе». Опять начали болеть глаза.

30 июня, пятница. День зарплаты. Меня разрывают на части. Ольга Васильевна в институте. Я уезжаю в Сопово делать электропроводку на даче вместе с Сашей Крапивиным. Ехали долго, часа три. Поужинали и засветло легли спать. Часа в три или в половине четвертого проснулся от пения петуха. Упорный и горластый оказался петушок. Все свои песни он выдавил стремительно, не пропуская ни одной ноты. Пока все пропел, не замолчал. Петуха в ночи я не слышал живьем лет сорок.

Перед отъездом на дачу позвонил А. Вартанов — «Труд» снова призывает меня потрудиться.

1 июля, суббота. Никогда не думал, что целый день возни: по лестнице туда-сюда, потом с веником, потом снова туда-сюда с досками и разным мусором, целых 12 часов на ногах может доставить удовольствие. На сон прочел несколько страниц хорошо знакомого Булгакова о Мольере.

2 июля, воскресенье. По спидометру заметил: ехать мне из Сопова 112 километров, на 12 километров больше, чем из Обнинска. В три — надо же что-либо по телевизору посмотреть — уже вернулся домой; с Сашей разошлись мирно, за всю работу я дал ему 1000 рублей, значительно меньше, чем взяли бы с меня посторонние халтурщики.