По НТВ показали следственный изолятор Бутырки, психиатрический изолятор. Это земной ад. Пока правительство не наведет порядка в системе наказания, уважать его не следует. Хороший контраст — дачный поселок Российского банка «Солнечный берег», мимо которого я езжу, и эта страшная тюрьма. Я-то, конечно, понимаю, что показывают Бутырку, чтобы опять вызвать сочувствие к Гусинскому. Видите, как этот человек пострадал. Интересная последовательность, сначала реконструкция Кремля и уголовные дела, возникшие вокруг этой реконструкции, а когда же реконструкции тюрьмы? Последняя амнистия уже откликнулась на нашей жизни, во дворе развешены объявления: участились квартирные кражи, ни в коем случае не открывайте дверь никаким службам, ни милиции, ни телефонистам и водопроводчикам, ни социальным службам, — скорее всего, это грабители. В деле Гусинского меня потрясла одна деталь, почти незамеченная нашей общественностью. Это признание самого героя, слышанное мною из его собственных уст. Компания с миллиардными фондами платит всего 40 миллионов налогов в год. Личные налоги г-н председатель российского еврейского конгресса платит в Гибралтаре. Прелесть.

На работе суета по подготовке к открытию доски Андреева, все стареют. Начинают волноваться об уходящих силах. Пришел О.А. Кривцун, у него велика нагрузка; начинает постанывать Александр Иванович, тяжело.

20 июня, вторник. Сразу два дня рождения — у Саши Великодного и у Людмилы Михайловны Царевой. Были все свои; я послал Диму за цветами, и дал ему 500 рублей. Он, не долго думая, купил на все, целый букет пунцовых роз. Ну и молодец! Особенно я был рад встрече с Н.А. Бонк, она, несмотря на преклонные года, обаятельна, умна, скорее даже мудра и тактична. Ира, кажется, отходит от своей химиотерапии. У нее отросли волосы и, дай Бог, чтобы она позабыла пережитый кошмар.

Привезли тираж книги «Несуществующая теория», в пятницу устрою кафедру и раздам всем участникам книжки по экземпляру. Решил так: всем преподавателям-авторам, кто придет на заседание кафедры, книжку дам из своего фонда, недисциплинированные будут покупать ее в книжной лавке. Это моя «экономическая» борьба за дисциплину и уважение к кафедре.

21 июня, среда. Наконец-то все закончилось с установкой доски Д. Андрееву. С утра шел дождь, но на время церемонии гроза сделала перерыв. Открывали доску И. Бугаев и Н.Л. Дементьева. Я просто счастлив, что она откликнулась на мое приглашение. Главное — доска получилась прекрасная. В своей речи я не утерпел и сказал о «малых классиках», проведя аналогию с живописью. В речь я также ввел мотив знаменитой писательской жены. Прерванный на Надежде Мандельштам список теперь, по моему мнению, дополняется Андреевой. Выступали также Москвин-Тарханов, депутат Мосдумы, и Е. Колобов. Песни все те же — тоталитарный режим, который всех душил. Это, как в прежние времена, вместо славы КПСС. Подобным образом советское время еще долго продолжало на словах бороться с царизмом. У меня в кабинете устроили фуршет. Стихи, которые прочла Алла Александровна, меня немножко разочаровали своим холодом и ригоризмом. Но С.Б. Джимбинов утверждал, что Д. Андреев — это поэт ХХI века. Сразу после фуршета я поднялся в аудиторию, где у заочников шли госэкзамены. В.П. Смирнов дискутируя с пятикурсницей, читал своего любимого Георгия Иванова. Вот это стихи, как они хорошо и светло ложатся на мою простенькую душу. В.П., по моему разумению, стал теплее и мягче.

По ТВ Хакамада говорила о том, что пересмотр результатов приватизации — это конец стране или что-то в этом роде. С ее точки зрения, это так и есть. Но промышленность не двинулась, государство обеднело. Кто разбогател? Большинство народа нищие. Все выступающие по ящику еще ссылаются на то, что в нашей стране чистого и этически выверенного бизнеса быть не может. Отсюда силлогизм — все бизнесмены воры? Признайтесь, покайтесь, как вы требуете от коммунистов покаяния. Но как все испугались! Список: Хакамада, Немцов, Кох, Явлинский, Котляров. Все свои, семья. Я-то уверен, что это все еще только начало. Если Путин не попытается навести порядка и не пересажает основных жуликов, значит он не президент этой страны.

Звонил Саша Варламов из «Армады» — вроде они все берут, но договор заключат со мной и расплатятся только осенью. Мне лично позапрошлогодний дефолт обойдется в четыре тыс. долларов. «Армада» по старому договору заплатит мне не 5 тыс. долларов, как договаривались, а сегодня лишь тысячу. Интересные оплаты у издательства за редактуру — 100 рублей за печатный лист. Вот тут-то и начинается капитализм эпохи победившего империализма.

22 июня, четверг. С самого утра поехал в общежитие, проверить, как идет строительство и навести маленький шухер. Очень интересен был наш компьютерщик Роман Фролин, когда я поднял его в одних трусах в одиннадцать часов. Ах, Рома, Рома, сколько же ты на ночь выпил, голубчик, пива! Потом в институте с Костей подводили баланс всем нашим активам и задолженностям. Во время этого процесса замаячила маленькая победа: в понедельник ведомство Ильи Геннадьевича Шапиро переведет нам 400 тысяч рублей. Позвонили. Я люблю арендаторов, которые платят хотя бы долги, уже не говоря о тех, кто платит арендную плату регулярно.

Все эти дни держал в уме нашего адвоката Генри Резника и все понимал, что его отвратительную, демагогическую роль в процессе ярко сформулировать не смогу. Могу только сказать, ненавидит его весь советский народ от края и до края. Но вот прочел публицистику Саши Проханова. Это уж он умеет: «Вальяжно, с манерами провинциального актера, позировал перед воротами Бутырской тюрьмы адвокат всех миллионеров Резник. Веря в свою неотразимость, патетически восклицал: «Сбесившаяся стая, подмявшая под себя общество!..»

23 июня, пятница. Утром возил В.С. в институт гематологии на анализ, который назван торжественно «Парад гормонов». Еле успел к себе в институт, чтобы кассир уехал за стипендией. Федя в этот день повез корейцев в Загорск. Ничего, конечно, не читаю, мельком просмотрел «Новый мир». Кстати, два дня назад позвонили из редакции и принесли 150 экземпляров 5-го и 6-го номеров. Видимо, журнал не полностью расходится. Мы с В.П. Смирновым решили затырить эти экземпляры до осени, чтобы тогда на одном из курсов устроить занятие по текущей литературе — будет возможность раздать всем студиозусам по экземпляру.

В середине дня устроил заседание кафедры. Я хотел раздать авторам новую книжку о нашей теории, как-нибудь подвести итоги года, но внезапно получился интересный разговор о времени и о литературе. Выделяю две мысли: М.П. Лобанова о том, что вопросы модернизма, постмодернизма и реализма решаются лишь внутренним наполнением, лишь личностью автора. Он привел два таких примера: оду Державина на смерть жены и рассказ Платонова, где тоже переживания героя по поводу смерти жены. Протяжение — 200 лет, а боль общая и она до сих пор тревожит читателя. А я перед этим говорил, что, как в живописи, академическая студия и умение ее вести, так и реализм в слове позволяют и открывают дорогу к настоящему новаторству. В конце концов, В. Пелевин это ведь ученик того же Лобанова, реалиста с головы до ног. Выделю также и мысль А.Е. Рекемчука о новом поколении наших студентов. Это ребята по 17–18 лет, выросли они уже без комсомола и пионерии, а тем не менее в своей прозе не принимают именно этот наш сегодняшний мир. Кто их, спрашивается, научил, кто распропагандировал? Коммунисты? Комсомол? Они все как один пишут критическую прозу и ни одного сочувствующего всхлипа по поводу нынешних новых и богатых русских. Поколение не принимает страны в ее нынешнем состоянии.

Гусинскому прокуратура не разрешила выезд за границу, в Испанию. Он сетует, что впервые регулярность его встреч с семьей контролируется неким следователем Николаевым и Генпрокурором. Ведь неплохо устроился этот гибралтарец.

Вечером звонил Илья Кириллов и советовался: писать ли ему статью о вручении Распутину премии фонда Солженицына. Я объяснил ему свою точку зрения. Не позорься. При всем прочем, писатели очень крупные. Сам по себе выбор фонда очень точен. Напомнил, какой разнобой и какая разнополосица бывает когда «наши» дают премии «нашим». Очень часто эти «наши» по своим литературным достоинствам лежат ниже ватерлинии. В связи с этим вспомнил о попавшейся мне только что под руку статье еще тогда четверокурсника Олега Ефимова о «Затмении Марса». Ах, как мальчик хотел стать знаменитым, даже скандально, даже за счет человека, который спас его в свое время от выгона из института. Скорее ему повезло, что он эту статью не напечатал, нежели мне. Точно так же, как в свое время не повезло не мне, который промолчал, а Олегу Павлову, который написал и напечатал обо мне якобы скандальную статью. Бедные тщеславные ребята.