Когда прольется в грязь,
То станет грязью тоже.
Хорошие слова древнего поэта.
Еще не было табака и других наркотиков, а тысячи лет назад уже было вино.
Отрицать культуру потребления вина – продукта, сделанного из очень трудоемкого, политого потом винограда, – потребовалось сейчас. Тысячи лет человеческая природа нуждалась в вине. Древние греки разбавляли вино водой – по нашим понятиям, бурда, – но пили!
Золотое вино у нас нынче проливается в грязь, это против природы, но это обусловлено социальными причинами пролетарской культуры.
Человек на Земле, в общем, аномалия. Природой разум не предусмотрен. Все в равновесии, а человек, чем дальше от природы, чем выше уровень искусственно созданной цивилизации, тем больше вступает с природой в противоречие. Людей расплодилось слишком много, они вступают в контакты все чаще – это, видимо, тоже против природы.
Когда человек был ближе к природе, к животному миру, был озабочен больше тем, как выжить, а не как выжать, – он пил вино без вреда. Сейчас, когда мы выжимаем все друг из друга, вино проливается в грязь.
Поневоле поймешь Мальтуса. Мне искренне жаль человечество; я все же склоняюсь к мысли, что оно вымрет. И дай бог, как говорится, из двух зол выбрать то, которое не уничтожит Землю. Я думаю, какой-нибудь СПИД, рак и нервные стрессы плюс всеобщее загрязнение среды сначала изгонят человечество из городов. А потом неизбежно низведут его снова на тот уровень, на котором ему суждено существовать эволюцией.
И вот тогда, в редкие моменты отдохновения от жестокой борьбы за выживание, жалкая горстка снова занявших свою экологическую нишу людей сможет вновь вкушать божественное блаженство первобытного вина, пусть и разбавленного вновь очистившейся от наших фекалий родниковой водой.
Я не фетишизирую вино, но история его потребления – только иллюстрация неверного пути развития человечества. Не вино виновато в том, что мы деградируем, и пролетарская туполобая борьба за всеобщую трезвость – лишь одно из многочисленных следствий. А где первопричина?
Как ни крути, а чем выше благосостояние, тем эгоистичнее человек. Объединяют трудности, а легкая жизнь разъединяет, ведет к пресыщению, скуке и извращениям, – а это против природы.
Древние египтяне ставили бессмысленные цели, пирамиды строили, – народ был занят. Мы строим ГЭСы, АЭСы и т.п. – оборачивается только вредом. Но народ занят. Потом начнем грызть зубами Марс – народ будет занят. Хорошо, к тому времени я вымру.
Ну, а для чего жить? Что достойно для человека? Ну, я перемещаю людей в пространстве, а себя обманываю романтикой полетов. Так принято. А наркоман живет в мире иллюзий и считает, что этот образ жизни – самый достойный, а вам не понять.
Опять вечные вопросы. Испокон веков люди задумываются, куда и зачем течет река жизни. Но независимо от того, как и о чем думают эти мыслители, река их несет в одном направлении. Есть специалисты, которые пытаются грести против течения, но много ли выгребешь. Кто на дно ложится… Но я, как все, плыву туда, куда все, шевелю ластами, как все. Пытаюсь думать, но думай, не думай, – несет. Только все теснее нам в русле. И вдали слышен глухой и неотвратимый гул водопада…
8.06. Слетали во Львов. Все было хорошо, заходили на посадку, пробивая слоистую облачность, моросил дождик. Диспетчер наблюдал засветку за 50 км, мы ничего не видели. Заходил Леша; уже видна была полоса где-то с трех километров, как вдруг ударил ливень, пришлось включить дворники на полную и помогать Леше, потому что ветер резко изменился и нас потащило вправо. Но светлый прямоугольник полосы я видел и, несмотря на сдвиг ветра, лишь помогал Леше выдерживать курс. Трепало сильно, но старт ни о чем не предупреждал.
Метров с двадцати, уже перед самым торцом, дождь хлынул такой, что дворники не справлялись; полоса лишь угадывалась впереди. Я взял штурвал покрепче и приготовился сажать вслепую, т.е. по отсчету радиовысотомера, предварительно уменьшив вдвое вертикальную скорость.
От торца нас поддуло, и пришлось с 86 уменьшить режим до 80; скорость плясала у 290. Потом потащило вправо. Двойное движение: прикрыться креном, выровнять и прижать к полосе; нас все тащило, но я смутно различал лишь, что сядем чуть правее оси, и успел ухом уловить высоту три метра. Малый газ и… добрать бы чуть, но ведь утащит еще правее… Задержал штурвал, зная, что вертикальная уже небольшая: пусть скорее падает машина.
Мы упали метрах в десяти правее оси, покатились по воде, реверс… и выскочили на сухую полосу; дождь как обрезало. Перегрузка 1,5. Ну что: рабочая посадка. Лучше сработать не смогли – да и кто бы сработал лучше в так резко, внезапно осложнившейся ситуации. Мелькнула было мысль уйти на второй круг, но показаний, в общем, не было: положение машины до торца было посадочным, а что дождь – так я пилот первого класса. Вот и сел – грубо, но надежно. Может, именно вот так, «плотно» и рекомендует садиться в таких условиях Дэвис?
Обратно вез Надю с Оксаной. Ребенок лежал с температурой на свободном переднем ряду и дремал, а Надю я затащил в кабину, она с интересом прислушивалась и приглядывалась, тихая как мышь. Летели на 124-й; в Уфе заходил в идеальных условиях, частил с режимом, точно выдерживая скорость: был небольшой попутник. Попутник попутал Витю или еще что, но на метре, когда уже был поставлен малый газ и я собрался притереть машину, он вдруг без команды потянул на себя рукоятку интерцепторов. Я с сожалением, подхватывая штурвалом, успел сказать ему: «Зачем ты это делаешь?» – и мы грохнулись с перегрузкой 1,4. Ему, видите ли, показалось, что мы уже сели, а команды «Реверс», одновременно означающей и «Интерцепторы выпустить», все не было. Или же он побоялся, что с попутным ветром перелетим?
Короче, испортил посадку. Ошибку он понял и молча стал переживать. А мое воспитание ограничилось тем, что через день я выпилил из пластмассы, расчертил и подарил ему вечную палетку для записи времени пролета поворотных пунктов.
Дома заходили в Болтанку. Леша упирался, а в это время на исполнительном пыжился перед взлетом тяжелый Ил-76. Оборачивалось так, что мы сядем впритирку, лишь только он взлетит. После того как в Ташкенте струей на взлете перевернуло Як-40, нам ввели двухминутный интервал между взлетом и посадкой, но в данном случае, по-моему, двух минут не набиралось. Просто мы готовились, что нас потреплет. И верно: с сорока метров нас начало корчить; в это время Ил-76 уже выполнял первый разворот. Пришлось мне помочь Леше, но над торцом все успокоилось, и он вполне мастерски посадил машину.
А струя все-таки весьма чувствительна, особенно в штиль, и будь на нашем месте Як-40 или Ан-24, я бы им не позавидовал. Шутки тут плохи.
Мы как-то, взлетев из Благовещенска и взяв курс на Средне-Белую, в наборе разошлись со встречным однотипным по высоте, но в облаках влетели в его струю, так весьма неприятно, весьма.
10.06. Позавчера слетали в Норильск, идеальный полет. Дома проходил фронт, и взлетать в сильный ветер и болтанку я решил сам, а в Норильске предложил Леше сесть на знаменитый пупок. Ну, Леша и сел. Таких посадок – одна на миллион. Бежал-бежал на цыпочках, а мы не дыша ожидали: отойдет? не отойдет? Не отошла. Ну, спец!
Обратно я садился в болтанку, перегрузка 1,2.
Сегодня было партсобрание по итогам и задачам партучебы, потом разбор ЛО. Все то же.
Ну, о партучебе я еще не выстрадал путной мысли, нечего и писать. Честно – на хрен она нам вообще нужна. Мы все читаем газеты, но предпочитаем не вмешиваться в перестройку, а наблюдаем свысока, с небес, возню на грешной земле. Специфика. А изучать Маркса-Ленина…
Я сомневаюсь. И не только я. Нет убежденности. Что делать, нету. Трудно верить. Или веровать. Поневоле думаешь: наивны все ваши мечты, товарищи Маркс, Ленин, – наивны, рассчитаны прежде всего на сознание исстрадавшегося раба, обретшего свободу и увидевшего свет. А мы – ленивые, зажравшиеся, мы – его величество рабочий класс. Нет, тут что-то не то. Я сомневаюсь. Какой уж тут пропагандист из меня.