Аборигены моря и таверны!

Ликующие гавани, огни!

Еще буссоли и квадранты верны.

Крепчай, зюйд-вест, и Южный Крест нагни

С расшатанных небес к согбенным реям!

Акулам лишь и демонам сродни

На одичалом корабле мы реем.

До парусов швыряет пену шквал,

Растет волна зеленокрылым змеем!

Гарпуном в грудь иль ромом наповал

Разит судьба, но несравнима доля —

Изведав бури, обрести привал

На развеселых доках Сан-Риоля!

Брызги охры и кармина — осень!

Угли милого камина — осень!

За оградой парк — цыганский табор,

И поет, поет рябина — осень…

Отчего ж из моего стакана

Не допита половина – осень?

По-зимнему бор оскален.

Дом из бревен. Над ним звезда.

Окно инкрустировал Галлен

Кусками цветного льда.

И бревна, и клочья пакли,

И серые сучья двери —

Солью озерной пропахли

Снаружи и изнутри.

Но кажется очень чинным

Этот суровый уют:

Даже гнездо над камином

Деревянные птицы вьют!

Чернильница! Досталось и тебе

Волнений от сегодняшнего полдня!

Он простучал капелью по трубе,

Тебя до края звонами наполня!

Он целый час надоедал окну

Потрескиваньем падающих льдинок!

Опять перо в чернила окуну

И вызову весну на поединок!

И буду спотыкаться о софу

И нарушать расположенье стульев,

Чтоб взять измором первую строфу,

Ее в пустом углу подкараулив!

И снова буду, ночи вопреки,

Бродить по изнуренным коридорам!

Как образумить вас, черновики?

Какой избрать? Смириться на котором?

Уже рассвет! Уймись. Не бормочи.

Прислушайся: там шевелится город,

И с Нестеровской шалые грачи

Тебе кричат, советуют и вторят!

Как руки — властители клавиш,

Как ветер моря подчинил —

Так ты этой ночью возглавишь

Веселую бурю чернил!

Ты странствовать не перестанешь,

Куда бы рассвет ни завез…

О сколько для Музы пристанищ

У гор, океанов и звезд!

Всё помню об этих ивах.

У каждой — врожденный вывих.

О как обнимала ты их!

Там берег песчанен и плосок,

Там мост переброшен из досок,

Там песни повис отголосок.

И тянутся версты и версты

Озер и кустарников черствых.

И все это — ивовый остров.

Там ялик у берега хлюпал,

И месяц, веселый и щуплый,

Обшаривал узкие дупла.

А если сегодня он выплыл,

То он не веселый, а гиблый:

Там пушки беседуют хрипло!

От каждого дерева — гулы!

И с каждого дерева — дуло!

От каждого — смертью подуло!..

Муза мстит. Всю дневную склоку,

Мышью скупость, кривые кивки —

Помнит всё, и поставит в строку,

И не вымолишь ни строки.

Не заметишь птицу ночную,

Севшую на ветлу,

И уже не встанут вплотную

Облака к твоему столу.

Поперек завалено щебнем,

Стенами заслонено…

А давно ли окном волшебным

Было твое окно,

Открытое по утрам

Всем четырем ветрам?

Одеялом завешены стекла,

Тишина стоит у плеча.

Скудный луч на томик Софокла

Клонит нищенская свеча.

Всё пугают огнем да газом —

Нос не высуни из норы!

Лучше б бомбы и газы разом,

Да и к прадедам в тартарары!

Милый ад: ни пушек, ни ружей…

Старый ад с хромым сатаной!

Чем он хуже кровавой лужи,

Именуемой — шар земной!

О, нет ни гнева, ни обиды —

Россия — тень, и сердце — тень,

И все суставы перебиты

У городов и деревень…

Течет исплаканное небо

К чужой стране, к чужим дверям…

То Кремль — гигантская амеба —

Вытягивается к морям!

Рвись, проволока на заставах,

И пограничный столб — вались!

В лесах литовских, в польских травах

Теки, воинственная слизь!

Быть может, выйдя за пределы,

Заполня мир, ты сгинешь в нем,

Ты станешь грязью поределой —

И высохнешь — и мы вздохнем…

Парк лихорадил. Кашляли, ощерясь,

Сухие липы. Ветер, озверев,

Кидался, переваливаясь через

Ограду парка, на стволы дерев

И там шумел. В такие ночи Эрос

На смертных свой обрушивает гнев

И мечет безошибочные стрелы

В пределы сердца. В сумрак застарелый.

Я путал за аллеею аллею

И всё пытался отыскать скамью,

Твою скамью, которую не смею

Забыть, которой запах узнаю,

Чтобы до утра выстоять над нею,

Чтобы заставить молодость мою

Хотя бы обернуться напоследок

И мне кивнуть из каменных беседок.

Немногое мы называем благом,

А счастию не надобны слова.

Мы низом шли, ступая по корягам,

И моего касалась рукава

Твоя рука. Спускающимся флагом

Тонула осень в логовище рва.

А ров был мир находок и разведок.

Ты шла и капли стряхивала с веток.

Когда бы знать, куда мы счастье денем,

Его и на неделю не продля!

Зачем тебя избрали мы владеньем,

Диковинная горькая земля?

Зачем вином наполнены осенним,

Как праздничные чаши, тополя,

Когда разлукой вымостили боги

Все тропы, все пути и все дороги?

Когда бы знать, что, всё оставя, кинусь

В твои овраги, заросли, репьи!

Здесь и деревья просятся: «Возьми нас,

Веди к ней — мы свидетели твои!»

И два листа навстречу ветер вынес

И положил на краешек скамьи…

Благодарю, внимательные листья,

Протянутые руки бескорыстья!