Кончив говорить, словно ее покинули силы, Гадалка устремила взгляд в потолок, как актриса, смотрящая на суфлера, ожидая подсказки.

Огромным усилием воли слушательница заставила себя успокоиться и закрыла глаза, как бы не выдержав ослепительного видения. Поэтому она не заметила мелькнувшей в отверстии потолка физиономии с голубыми глазами и рыжими волосами, ответившей улыбкой на пристальный взгляд прорицательницы. В этот момент ширма отодвинулась, и третья посетительница появилась в комнате. Она также держала в руке кошелек.

— О Боже! — заговорила она умоляющим голосом. — Неужели я никогда не дождусь своей очереди и доли в счастливых предсказаниях?

Но Гадалка, сделав глубокий реверанс будущей королеве Франции, почтительно произнесла:

— Только обладая богатством и властью, будьте добры к беднякам, как весь мир был добр к вам, мужественно переносившей бедность и лишения.

— Послушайте, — вмешалась вошедшая, — я имела честь спросить вас…

— Сударыня, — ответила колдунья, — могу сказать вам только одно. Хотя вы госпожа д'Эдикур и племянница маршала Франции, вы тем не менее будете удалены от двора из-за вашего злого языка.

Удивленная женщина смяла кошелек в руке и поспешила удалиться вместе со своими спутницами.

Едва за ними закрылась входная дверь, как к предсказательнице присоединился обладатель смазливой физиономии и рыжей шевелюры, недавно заглядывавший в комнату из-за скользящей панели в потолке. Внешность этого субъекта, несомненно, подававшего Гадалке реплики для ее пророчеств, несколько портили водянистые глаза с нависшими веками, выдававшие опытного, закоренелого и бессовестного мошенника. Человек этот, известный под именем Уолтон, фигурировал в деле о массовых отравлениях, как «Англичанин» или «Торговец шерстью», хотя он не был ни тем, ни другим. Являясь мозгом всей шайки, он, как и большинство главарей, смог выйти сухим из воды, в то время, как его подручные были осуждены.

— Ну, как, хорошо я справилась с делом? — осведомилась Гадалка, откинув капюшон и обнаружив личико хорошенькой девушки, не без страха взирающей на мужчину.

— Очень хорошо, Тереза, за одним исключением: тебе следовало сперва заполучить кошелек госпожи д'Эдикур, а уж потом предсказывать ей судьбу. К счастью, — хладнокровно добавил он, надевая шляпу и перевязь со шпагой, — они не успели далеко уйти.

— О, что ты собираешься делать? — воскликнула девушка, робким жестом пытаясь остановить его.

— Только последовать девизу твоей достопочтенной матери Ла Вуазен и твоего папаши, проживающего ныне в Бастилии: «Кто теряет мизинец, должен вернуть большой палец».

И выбежав из таинственного дома, он устремился за тремя придворными дамами.

Глава IX

БРЕТОНЕЦ ПРИХОДИТ НА ПОМОЩЬ

Стоя на пороге гостиницы, Жоэль ощущал себя совершенно одиноким в этом огромном городе.

Незнакомые улицы и люди приводили его в уныние. Он охотно бросился бы в объятья первого встречного, которого бы узнал в лицо, даже если бы им оказался молодой дворянин, оскорбивший его в Локмариа. Но Жоэль не принадлежал к тем, кто долго пребывает в апатии и растерянности. К тому же он внезапно испытал острое чувство голода. Аппетит нашего бретонца соответствовал его возрасту и не уступал аппетиту его знаменитого отца.

Жоэль вспомнил, что не ел с утра.

«Нужно найти дом с накрытым столом», — подумал он.

Вспомнив слова, сказанные ему при расставании мадемуазель дю Трамбле о том, что она будет жить неподалеку от Пале-Рояля, Жоэль решил поселиться в том же квартале и отправился на его розыски.

Узнав дорогу у прохожего, он прошел через ворота Сент-Оноре и зашагал по улице того же названия.

Долгая прогулка пешком не пугала юношу, обладавшего крепкими ногами. Однако ему мешала длинная шпага Портоса, которая хлопала его по икрам (в Локмариа он обычно не носил шпагу). Постоянные удары раздражали его и замедляли шаг. К тому же Жоэля отвлекали невиданные доселе зрелища, а парижане в свою очередь останавливались поглазеть на него, привлеченные бретонским нарядом и ошеломленным выражением лица. Но смех замирал на их устах, едва они замечали огромный рост и широкие плечи юноши, явно способного проучить любого шутника. Тем не менее, когда Жоэль добрался до перекрестка на улице Круа де Пти-Шан вблизи Пале-Рояля, где он остановился, собираясь снова спросить дорогу, уже стемнело.

Хуже всего было то, что прохожих теперь попадалось очень мало. С наступлением сумерек все двери и ставни закрывались наглухо.

В те дни Париж рано отправлялся на отдых.

На некотором расстоянии от Жоэля какой-то мужчина выскользнул на ту же самую улицу из темной аллеи, по которой немногие рискнули бы ходить. Это был Уолтон, следовавший за тремя дамами в манере воров и полицейских шпионов — другими словами, он, угадав, каким путем направятся женщины, побежал вслед более короткой дорогой, чтобы нагнать их. Но так как Уолтон прятался за домами, посетительницы Гадалки не сразу его заметили. Кроме того, все их внимание было обращено на Жоэля, явно стремившегося заговорить с ними. Приняв дам за спешивших домой хозяек, он решил узнать у них дорогу.

Юноша побежал вперед, желая догнать женщин. Испугавшись, они тоже побежали, что было на руку Уолтону, которому оставалось теперь только выскочить им навстречу. Но бретонцы упрямы, а Жоэль в этом отношении был вдвойне бретонец. Вслед за женщинами он тоже ускорил шаг.

Это происшествие прервало ход весьма серьезных мыслей, возникших в голове у дам после посещения прорицательницы. Госпожа д'Эдикур все еще возмущалась дерзким ответом странной колдуньи, складка на лбу прекрасной маркизы свидетельствовала о глубоком раздумье, а смуглокожая будущая королева грезила о своей коронации.

Они быстро шли вперед, когда услыхали решительные шаги Жоэля.

Ночной Париж, если не считать луны, не имел другого освещения, кроме фонарей, развешанных согласно распоряжениям министра полиции. Предполагалось, что шестидесяти таких фонарей достаточно, чтобы освещать дорогу полумиллиону обитателей города. В результате улицы с последним лучом солнца превращались в поле деятельности нищих, занимавшихся этим ремеслом отнюдь не вследствие недостатка здоровья, воров, отбиравших у пьяных последнюю мелочь, и прочих всевозможных мерзавцев.

Увидев, что их преследуют, дамы обменялись испуганными взглядами. Не говоря ни слова, они поспешили вперед, но не смогли ни оторваться от Жоэля, ни опередить Уолтона, который держался на расстоянии, чтобы ловким маневром отделить от компаньонок мадам д'Эдикур, оставившую при себе свой кошелек.

— Несомненно, — заметила брюнетка, — нас преследуют.

— Он вооружен, — сказала госпожа д'Эдикур. — Я вижу, как блестит эфес его рапиры.

Высокая дама хранила молчание, но подумала:

«Очевидно, меня узнали так же легко, как это сделала Гадалка. У меня много врагов при дворе, и они могли поручить наемному убийце прикончить меня на улице».

Три женщины свернули к набережной вблизи Лувра. Охваченные растущим ужасом, они сгрудились в кучу, чувствуя, что их сердца колотятся, словно вот-вот разорвутся.

— Боже мой, я не в силах идти дальше! — прошептала племянница маршала.

Смуглая дама также была близка к обмороку.

— Мы можем не добраться домой, — задыхаясь, произнесла она.

— Смелей! — подбодрила их третья женщина. — Мы около Нового моста — здесь можно встретить патруль ночной стражи.

Они не знали, что стражники сами больше всего на свете боялись наткнуться на шайку разбойников.

В надежде обрести защиту, женщины поспешили вперед, но внезапно застыли в ужасе перед новым препятствием. Уолтон решил, что пришло время вмешаться, так как он заметил Жоэля и, обманутый настойчивым преследованием беглянок, принял юношу за собрата по ремеслу. Чтобы не оказаться между двух огней, дамы свернули в первый же проулок. К несчастью, они очутились в темном и непроходном дворе.

«Попались! — с усмешкой подумал Уолтон, для которого не существовало секретов в парижских закоулках. — Птички угодили в ловушку!»