На холмах Сен-Клу Пакдрю указал хлыстом на две башни собора Богоматери, вырисовывавшиеся на горизонте в золоте прекрасного летнего вечера.

— Париж! — крикнул он.

— Столица! — отозвались пассажиры, удовлетворенно потирая руки, при мысли о том, что их уже не ожидают приключения с разбойниками.

— Париж! — печально повторили сын Портоса и дочь семейства Трамбле.

Для остальных пассажиров объявление возницы возвещало с нетерпением ожидаемый конец их заключения в этой медленно передвигающейся клетке на колесах. Но для нашей влюбленной пары оно означало только расставание. Дыхание их стало тяжелым, лица печальными, а губы безмолвными.

Тем временем экипаж, въехав в город, остановился во внутреннем дворе неподалеку от ворот Сент-Оноре.

Пассажиры поспешно открыли дверь и со вздохами облегчения вылезли из кареты.

— Мадемуазель дю Трамбле здесь? — послышался дребезжащий голос, и старая служанка подошла к экипажу.

— Я здесь, — отозвалась девушка, ловко соскакивая на землю.

Сделав реверанс, старуха продолжала:

— Ваша родственница и моя хозяйка, вдова де ла Бастьер, послала меня встретить вас и привести в наш дом.

— Очень хорошо — я готова. — И Аврора обернулась к спустившемуся вслед за ней бретонцу. — Пришло время расстаться.

Сердце юноши разрывалось от муки — он не мог выговорить ни слова.

— Желаю удачи, — продолжала девушка, протягивая руку. — Надеюсь, мы еще встретимся.

— В самом деле? — переспросил Жоэль, чувствуя, как жизнь возвращается к нему.

— Конечно, — искренне ответила Аврора. — Не встречаются только горы, — добавила она весело, желая приободрить юношу, — а мы, я уверена, обязательно увидимся вновь.

— Но как, когда и где? — осведомился бретонец, научившийся от своего наставника по фехтованию метить прямо в цель.

— Моя родственница, — быстро ответила девушка, — гостеприимно предложила мне поселиться у нее на улице Турнель, неподалеку от Пале-Рояля. Каждый день я буду ходить к вечерне в церковь святого Павла.

В то время, как молодая пара договаривалась о следующей встрече, два человека в плащах и надвинутых на глаза шляпах скрывались под навесом небольшой лавчонки. Когда Аврора и старая служанка направились к воротам Сент-Оноре, один из них наклонился к другому, прошептав ему в ухо по-испански:

— Видите этих двух женщин?

— Да, монсеньер.

— Следуйте за ними, но только так, чтобы они не заметили.

— Понятно.

— Сообщите мне название улицы и описание дома, куда они направляются.

— Будет исполнено, монсеньер. — И прислужник герцога д'Аламеды двинулся вслед за ни о чем не подозревающей парой бесшумно и незаметно — очевидно, не в первый раз выполняя подобное поручение.

Глава VIII

ГАДАЛКА ДЛЯ АРИСТОКРАТОВ

В тот же день, когда нантский экипаж прибыл в Париж, три женщины подошли к дому в середине улицы Булya. Они носили муслиновые шляпки с кружевом и накидки с капюшонами, обычно указывающие на принадлежность к буржуазии. Дом, имевший таинственный вид, был известен как жилище наследницы, а по мнению некоторых, дочери Ла Вуазен, казненной за торговлю ядами и прикрывавшей свой смертоносный промысел предсказанием будущего Нынешнюю обитательницу дома также именовали Гадалкой В те времена еще верили в колдуний, продающих дамам мази, от которых худые толстеют а толстые худеют, и амулеты, способные внушить к себе любовь. Поговаривали, что даже королева и брат короля пользуются услугами предсказательниц.

Гадалка, очевидно, извлекла опыт из страшной судьбы Ла Вуазен, ибо она заявила, что только предсказывает судьбу и не торгует никакими бальзамами и эликсирами любви а тем более смертельными ядами Вот почему шеф полиции Ларейни позволил ей беспрепятственно заниматься своим ремеслом на той же улице, где жил он сам, получив, таким образом, возможность из окна своего дома подсчитывать число клиентов Гадалки.

Когда одна из женщин постучала в дверь, ее молча отворил негритенок в восточном костюме, который провел троих посетительниц в большую приемную на первом этаже и указал им на кресла.

Комната напоминала лабораторию алхимика: колеблющееся пламя висящего на потолке светильника озаряло чучела крокодилов и сов, перегонные кубы и другие традиционные атрибуты колдовства, покрытые густым слоем пыли В то же время кресла, занятые гостьями, были безукоризненно чисты вероятно, их часто использовали. Женщины с любопытством осматривались вокруг.

— Не кажется ли вам, — прошептала одна из них, слегка вздрогнув, — что за этими драпировками скрывается сонм привидений? Что ведьмы празднуют здесь свой шабаш? Право, дамы, я боюсь.

— Шабаш ведьм в двух шагах от королевского дворца и общественных парков, по соседству с резиденцией министра полиции? Вы, должно быть, лишились рассудка, дорогая моя! Весь этот антураж меня просто смешит, — с презрением добавила говорившая, спросив у третьей женщины: — А чем заняты вы, дорогая Франсуаза?

— Я жду, — последовал спокойный ответ.

Покуда первая дама дрожит от страха, вторая смеется, а третья ожидает, представим читателю всех троих, ибо двум из них предстоит играть важную роль в нашем повествовании.

Испуганная дама была маленького роста, со свежим цветом лица, склонной к полноте фигурой, каштановыми волосами, быстрым взглядом и насмешливым ртом. Скажем сразу, что она не представляет для нас особого интереса.

Иное дело — смеющаяся красавица: ее властные манеры, величественная осанка и надменное выражение лица разительно контрастировали со скромностью одеяния. Дама уже достигла среднего возраста, но, по свидетельству современников, красота ее все еще оставалась неотразимой. Пышные светло-рыжие волосы выбивались из-под шапочки. Едва заметная полоска кожи разделяла ярко-черные, словно нарисованные кистью брови, под точеным носом с ноздрями, раздуваемыми страстью, алели коралловые губы, на которых змеилась гордая усмешка. Тем не менее, в мужественных и правильных чертах лица было заметно выражение беспокойства. Описание ее внешности следует дополнить холодным суровым взглядом, иронической улыбкой и выдающимися скулами, свидетельствующими о бешеном упрямстве.

Третья посетительница казалась более обаятельной, хотя облик ее отличался строгостью и задумчивостью. Лицо, не блиставшее красотой, властно притягивало к себе выражением спокойной решимости. На коже теплого кремового оттенка, свойственного колониальным красавицам, выделялись черные глаза, взгляд которых, словно ищущий какое-то растворившееся в пустоте видение, устремляясь на собеседника, проникал ему в душу. Локоны каштановых волос вились на лбу, гладком и блестящем, явственно отражавшем работу мысли. Короче говоря, ее черты, хотя и не сразу приковывали к себе внимание, оставались незабываемыми для каждого, кому доводилось их видеть.

Внезапно дверь отворилась, и появилась Гадалка. Клиенты оставались в неведении относительно ее возраста, так как она проводила сеансы (этим словом обозначались бы действия гадалки на современном жаргоне ее племени) в темном просторном халате и капюшоне с прорезями для глаз, блеск которых мог свидетельствовать о ее молодости. Несколько секунд она рассматривала трех посетительниц, поднявшихся при ее появлении.

— Здравствуйте, дамы, — медленно заговорила она. Слово «дамы» в ее устах было многозначительным, ибо в то время так обращались лишь к особам благородного происхождения.

— В вашем лице я приветствую знатность, красоту и высокое положение, — продолжала после паузы Гадалка. — Приветствую Фортуну, которая собирается преподнести один из самых своих удивительных даров, сделав одну из вас королевой.

— Королевой? Я буду королевой? — воскликнула высокая красавица, шагнув вперед, как будто предсказание могло относиться только к ней одной, но Гадалка не откликнулась на прямой вызов.

— Вы желаете первой узнать свою судьбу? — спросила она.